Миллионщик

– Свинья, какой свинъя!

– Ты про кого? – поинтересовался Максимыч. – Свинья свинье тоже рознь, однако, – примирительно добавил он. – Да пошел бы он! Двурушник. Все они там, в райкоме, двурушники.

– Угрюмцев что ли звонил? – угадал капитан.

– Он желчный и язвительный… Не люблю я его.

– А кто его любит?

– Предлагает не отмечать, не фиксировать нарушения, особо кричащие, вопиющие, так сказать, не торопиться отмечать, чистоплюй… А мне, приедут из области, башку отвернут за такие делишки.

– А как они узнают? – осторожно спросил заместитель, денно и нощно оберегающий своего начальника от необдуманных поступков…

– А вот этого я не знаю… Но стоит хоть чуть-чуть занизить, и тут

же звонки сыпется, начинают копать… Сейчас в Слезки едем. Врать нас тоящего преступника. А этого малышка выпусти. Извиниться не забудь. И только они начали собираться, как подъехал. «хваленый сыскарь» Зимарин по имени Антон – молодой человек с довольно заносчивыми манерами, видимо, не без связей… Он явно не церемонился, этот приезжий выскочка; хмуро поздоровался, развязал мешок и вытащил из него ржавый автомат.

– Что это? Не скрывая удивления, произнес Максимыч.

– Что это? – спросил хитрюга Максимыч. Он частенько если приезжали

шишки из области, «брал огонь на себя».

– Да это автомат я раздобыл, – с напускной небрежностью произнес областной хлюст. Он явно кичился своим «надувным» величием, хотя был, по сути, шестеркой, приехавшей вынюхивать.

– Зачем он тебе?

– Как же? Военных времен реликвия. И холостые патроны к нему даже есть.

– А почему не боевые? – опять же довольно бесцеремонно спросил Мак -симыч, за версту чуя резонера.

– А где их взять, боевые?.. Ничего, полосну холостыми, и он обкакается. Потом еще разок полосну, и он лапки кверху, как и полагается перед более сильным противником.

– Н-да мельчает наша профессия. «Без преступности она, наверное, скоро совсем отомрет», – произнес Цыплаков.

– Не говори… Вот, с трудом. удалось раздобыть ржавый автомат и ржавые пули – и на том спасибочки.

– Ничего, ржавые пули больнее бьют, – не совсем удачно, но как-то по-простецки, по-свойски произнес Максимыч. – Почаевничаем?

– А с чем у вас чай?

– С водкой, естественно. И колбаса вприкуску.

– Местного копчения, – добавил Цыплаков.

– По чем?

– По десятке.

– Неплохо орудуют. Да где это видано, чтоб колбаса десятку стоила? Совсем, наверное, оборзеют скоро.

– Но… Антон… э-э… как Вас по батюшке?

– А не надо по батюшке.

– Лучше по матушке, – опять невпопад, но по-доброму, в рамках приличия произнес Максимыч. Все же талант был у него, несомненный – ладить с начальством, находить с ним общий язык. – Ну что ж, баба с возу, кобыле как говорится, легче… Что это у Вас, эдакое, красивенькое, переливается аж.

– Амулетик. Мать подарила. Чтоб пуля бандита не зацепила.

– Как вы думаете, Антон, если траектория полета пули…

– Так, хватит о высоких материях, – умело вклинился майор,

не менее умело разливая в стаканы прозрачную жидкость и выставляя блюдечко с порезанной колбасой. – Сдвинем бокалы и выпьем по маленькой за нашего гостя. Так как предстоит довольно серьезная операция. Нервы наши не должны быть взвинченными. Они выпили по пол стакашки и неспешно закусили.

– Однако, неплохо тут у вас, уютненько, – постепенно теряя наигранные

тона, произнес Антон лейтенант милиции, переодетый в штатское. И Максимыч, сама, можно сказать, простота, произнес в ответ:

– В тесноте да не в обиде. Ютимся, так сказать… Вот, ждем, когда вашему начальству заблагорассудится хоть немного расширить наши аппартаменты, даст смету, так сказать…

– Н-да… Возможно, возможно, – неопределенно произнес Антон. – Ну что ж, просим доложить обстановку. Кто будет докладывать?

– Он доложит, – произнес Цыплаков, поворотом головы и взглядом указы вал на Максимыча.

– Назвался груздем, полезай в кузов, – не совсем к месту произнес Максимыч и начал докладывать…

После не очень собранного, довольно сумбурного доклада, чрезмерно пе -ресыпанного шутками – прибаутками, Антон встал и с посерьезневшим ли -цом прошелся по кабинету, словно полководец, раздумывающий, какой сде- лать следующий ход, чтоб максимально досадить наседающему противнику.

– Значит, товарищи, фабула такова… Я прихватываю, кого-нибудь из ваших, и мы спокойненько едем в ту деревушку. Кстати, сколько до нее?

– Двадцать пять кэмэ, – отозвался Максимыч.

– Тоже немаловажный факт.

– В смысле? – не понял майор.

– Удаленность… От центра, я имею ввиду. От районного. Чем удаленнее, тем оловяннее головы, тем более диковатое преступление. Ну где это видано: малолетка, по сути, только что окончивший школу, взял колхозную кассу и закопал ее в зарослях картошки… Естественно, такое возможно

лишь в деревне, дикой – предикой… Уверен, он сейчас уселся на том месте и сидит, как помешанный, выпучив шары и поворачивая голову на малейший шорох… Такого взять -раз плюнуть. Осторожно подползти и захомутать голубчика, предварительно дав ему пару подзатыльников… Простота. Деревенщина дебри дремучие. Уверен, там и дома нараспашку, понятия не имеют, что значит закрывать дом на замок, уходя в магазин

за хлебом…

Ловко расписывает, – подумалось Максимычу. – Да только еще ничего не известно, не известно, какой финт выкинет этот фрукт по фамилии Ши роков и по прозвищу Рыбкин.

– Короче: одного рядового дадите и на том спасибо.

– Господина сколько же нужно на одного несмышленыша! Нету у меня рядовых. Нeту. Все с лычками, – гут же отозвался недовольно начальник