Тайная жизнь гениев

Итак, начало было положено, а лучше сказать, разыграно. И великий Оноре вроде бы даже очень легко попался, а затем, как показала жизнь, запутался в этой женской ловушке, построенной из скуки, тщеславия и экзальтации. Но при этом следует признать, что, обремененный долгами и жаждой денег, писатель шел к этому союзу с четким планом в голове: он всю жизнь нуждался в деньгах и поэтому постоянно стремился соединить свою страстную натуру с судьбой богатой женщины.

Госпожа Ганская после этого объявления наконец-то решилась по-настоящему вступить в переписку с великим французом. Но хитроумная женщина, понимая, что полученные из Парижа письма в ее адрес могут вызвать непонимание со стороны ее пятидесятилетнего мужа, решает, что всякие подозрения отпадут, если они будут приходить в адрес Анриетты Борель. И, таким образом, несчастная Лиретта становится соучастницей любовной игры, которую повела за спиной мужа хитроумная Эвелина. Итак, Ганская вышла из тени и назвала свой домашний адрес, точнее, адрес Андриетты Борель.

И вот, наконец-то, после этого в деталях продуманного шага, она получает ответ из Парижа. Более того, не одно, а целых два письма, правда, одно из них было написано рукой верной писателю Зюльмы.

«Вы, которую я ласкаю, как сладостную иллюзию, – пишет он Незнакомке, – Вы, которая, как упование, проходит сквозь все мои мечты… Вы не знаете, что означает для поэта, когда в его одиночестве появляется столь сладостный образ, чьи контуры, именно потому, что они столь неясны и неуловимы, наполняют его таким восторгом».

И в данной ситуации умудренный жизнью Бальзак неожиданно повел себя как неопытный в любовных интригах юноша. Не зная ни имени своей поклонницы, ни тем более ее внешнего вида, тем не менее в своем третьем письме он уже признается ей в любви. «Я люблю вас, Незнакомка! И это удивительное чувство – только естественное следствие моей всегда унылой и несчастной жизни… Если с кем и могло приключиться что-либо подобное, то именно со мной».

Конечно, трудно поверить, что изложенное на бумаге являлось полной копией того, что творилось в душе писателя. Вероятно, это были всего-навсего стандартные, умело изготовленные фразы, в сочинительстве которых Бальзак, как романист, имел огромнейший опыт, или, иначе говоря, отрывком из романа, сюжет которого придумал не он, а предоставила ему сама жизнь.

Если поначалу для госпожи Ганской первые письма, отправленные ею в Париж, были всего лишь способом хоть как-то разукрасить свою скучную провинциальную жизнь, то после ответа великого француза ее мысли поменялись. Теперь ее натура потребовала чего-то большего, чем просто изложенных на бумаге слов восхищения: ей захотелось воочию увидеть знаменитого писателя и услышать те же комплименты, но теперь уже из его уст. Заочное, не одушевленное плотью, знакомство вряд ли устраивало и самого Бальзака.

Видимо, сама судьба соизволила вмешаться в столь интригующе начавшийся роман, потому что в начале 1833 года Ганские решают временно покинуть Верховню и отправиться в путешествие по Европе. Лиретту тоже берут с собой, чтобы выступала в качестве воспитательницы дочери Ганских – Анны. Но, помимо этой, как говорится, официальной обязанности, ей вменялась и вторая, невидимая непосвященному оку, задача: она и дальше должна была исполнять свои тайные обязанности посредницы в переписке хозяйки и Бальзака.

Первая остановка – Невшатель, куда Ганские прибывают в июле и снимают «виллу Андре». Почему именно Невшатель? Во-первых, потому – и это самое главное, – что городок расположен совсем рядом с французской границей: если Бальзак все же захочет познакомиться с таинственной Незнакомкой, ему не придется ехать слишком далеко. А во-вторых, здесь живут родители Лиретты: вполне обоснованный аргумент, чтобы развеять подозрения, которые могут вдруг возникнуть у господина Ганского.

Бальзак обо всем уже извещен. Более того, ему рекомендуют остановиться в «Отель дю Фобур», конечно, если он соизволит появиться в Невшателе. И он, для начала введя в заблуждение друзей относительно мотивов своего путешествия, а потом проведя четверо суток в пути, наконец, 25 сентября, попадает, как и было условлено, в «Отель дю Фобур». Там он находит желанное письмо, в котором ему предлагают на следующий день, 26 сентября, между часом и четырьмя пополудни, прибыть на бульвар, чтобы увидеться со своим «любимым ангелом». А ведь он не знает ни лица, ни даже имени женщины, ради которой прибыл в этот провинциальный городишко.

Но, конечно же, они встретились. Правда, «все пять дней проклятый муж не отставал от нас ни на секунду. Он переходил от юбки жены к моему жилету», – писал впоследствии Бальзак своей сестре. Не обошлось и без вмешательства Анриетты: богобоязненная девица нарочно разъединяла влюбленных. И все-таки, несмотря на столь значимые препятствия, Ганская приняла страстные признания Бальзака в любви и даже позволила ему в тени раскидистого дуба поцеловать себя.

Пять дней пролетели быстро и незаметно, и Бальзак снова возвратился в Париж, чтобы отдаться работе. Правда, на этот раз разлука оказалась недолгой. Всего через три месяца, 23 декабря, он появился в Женеве в отеле «Дель Арк», где нашел привет от Ганской: драгоценный перстень, в который была запаяна прядь изумительно черных волос.

Здесь Оноре провел уже целых сорок четыре дня. В каждый из них он, как обычно, с полуночи до полудня проводил за работой, а по вечерам пытался сломить сопротивление женщины, которая не хотела ему отдаться. Наконец, удача смилостивилась над Бальзаком: после месяца упорного сопротивления Ганская все же нарушает супружескую верность.

А потом они опять не видятся целых восемь лет. Только письма, которыми они регулярно обмениваются, не позволяют окончательно потухнуть их отношениям. Хотя, безусловно, со временем они тускнеют. К тому же у Бальзака в эти годы появляются новые увлечения, о которых украинские и русские доброжелатели постоянно информируют Ганскую…

Но вот утром 5 января 1842 года ему подают письмо с черной печатью. В этом послании доводится до его сведения, что 10 ноября 1841 года господин Ганский скончался. Этот листок бумаги опять становится для писателя новой надеждой.

Он снова начал забрасывать Эвелину письмами, в которых просил разрешения приехать к ней в Верховню. Однако в письме от 21 февраля получил четкое «нет». Зато чуть позже она дала согласие встретиться в Петербурге. И 29 июля 1843 года, после тяжелого морского путешествия, писатель ступил на землю столицы Российской империи.

Как проходила эта встреча, сказать трудно: ведь они не виделись почти восемь лет. Но то, что размолвки между ними не произошло, а, наоборот, их связь окрепла, видно из последующих событий. Хоть и через целых полтора года, но госпожа Ганская снова пожелала увидеться с писателем и весной 1845 года пригласила его в Дрезден. Моментально в ящик стола были заброшены рукописи, и в мае он уже рядом с Эвелиной.

Но пребывание в Германии не ограничилось одним Дрезденом. Они посетили также Каннштадт, Карлсруэ, Страсбург. Бальзак и Ганская инкогнито даже побывали в Париже. В конце лета они наведались в Фонтенбло, Орлеан и Бурж. Бальзак даже показал свою родину – Тур. Оттуда они через Роттердам, Гаагу, Антверпен добрались до Брюсселя, откуда Бальзак вернулся в Париж. Но расставание было недолгим. Уже в сентябре он снова появился в Баден-Бадене и провел с семейством Ганской еще две недели. В этот раз они посетили Лион, Авиньон, Марсель, а также побывали в Неаполе.

Теперь Бальзак мог видеться с Ганской настолько часто, насколько ему позволяли время и денежные средства: он словно спешил наверстать упущенное. Однако, несмотря на частую близость, согласия на брак он все еще не получил: госпожа Ганская постоянно находила разного рода отговорки. Она продолжала раздумывать даже после того, как забеременела. Ребенок у нее родился мертвым.

Переломным становится 1847 год. Наконец, в сентябре, Эвелина пригласила Бальзака посетить ее имение Верховню, расположенное недалеко от Бердичева. Здесь он провел почти пять месяцев и не переставал восхищаться ослепительной роскошью и богатством, которые окружали его в особняке Ганской. Однако в середине февраля 1848 года обстоятельства вынудили Бальзака опять вернуться в Париж.

Но в октябре он опять прибыл в Верховню. Но в этот раз путешествие принесло Бальзаку одни только огорчения. Во-первых, он заболел: у него бронхит. Да и сердце в прескверном состоянии. Во-вторых, между ним и Ганской все чаще стали возникать размолвки, в основном по поводу расточительности писателя. Все эти удары судьбы все больше ухудшили его физическое состояние.

Неизвестно, как относился к своему состоянию сам Бальзак, чувствовал ли он, что дни его сочтены, но врачи точно знали, что он обречен. Не исключено, что свое мнение они высказали и госпоже Ганской. И тогда расчетливая женщина поняла, что ее замужество будет недолгим и в течение этого времени Бальзак вряд ли сможет слишком много промотать. Поэтому, скорее всего, она и решилась исполнить последнее, самое заветное желание человека, который столько лет добивался ее руки. Тем более что этот акт позволял ей связать свою жизнь с величайшим из писателей и тем самым обеспечивал ей почти такое же бессмертие.

И вот 14 марта 1850 года в костеле Святой Варвары в украинском городе Бердичеве состоялось венчание. Приглашенных не было. В качестве свидетелей присутствовали только родственники ксендза, проводившего церемонию, и граф Мнишек – зять Ганской.

Но счастье длилось недолго. Уже 18 августа, даже меньше чем через полгода, в 11 часов 30 минут вечера Бальзака не стало. В последние минуты жизни писателя при нем находилась только его мать. А жена в это время спала в соседней комнате.

Верди и Джузеппина

Личная жизнь великого итальянского композитора Джузеппе Верди полна трагедий. И преследовать они начали его спустя недолгое время после того, как в мае 1836 года 23-летний Верди женился на Маргарите Барецци – дочери своего попечителя. В марте 1837 года у них родилась дочь Верджиния. В июле 1838 года он опять стал отцом: на свет появился сын Ичилио. А спустя всего несколько дней судьба наносит Верди первый болезненный удар: в молодой семье внезапно умирает дочь Верджиния.

Через год очередная беда: в начале октября заболел маленький Ичилио, но врачи не смогли разобраться, что за недуг свалился на малыша, и через три недели, 22 октября 1839 года, мальчик умер.

Все это походило на проклятие судьбы. Маргарита находилась в полном отчаянии. Она была буквально раздавлена свалившимся на нее горем. Тенью бродила по комнатам, ничего не ела, только и делала, что плакала. Верди тоже замкнулся в себе.

Однако злой рок продолжал витать над Верди. Маргарита после смерти сына так и не пришла в себя. Она выглядит совсем больной. В начале июня она уже не встает с постели: у нее высокая температура, она бредит. Врач ставит диагноз: энцефалит. И 18 июня 1840 года, вскоре после полудня, Маргарита уходит навсегда.

Верди тяжело переносит трагедию. Смерть жены отозвалась в душе композитора пустотой и безразличием. Его дни ничем не заполнены – ни делами, ни мыслями. Это – мрачные, глухие дни. Однако, находясь даже в таком состоянии, композитор тем не менее вынужден выполнять обязательства. И он в состоянии полной отрешенности, без малейшего желания начинает работать и кое-как заканчивает оперу «Король на час». Естественно, в таком состоянии создать шедевр трудно. Опера, поставленная 5 сентября 1840 года в театре «Ла Скала», терпит фиаско. Оскорбительные выкрики, свист, презрительный хохот – так публика оценила очередное творение Верди…

Казалось бы, такая череда бед может сломать любого человека. И Верди тоже едва выстоял. Он погрузился в состояние полной апатии, какого-то странного недомогания, бесконечной печали и горя. Он с трудом переживает однообразные, похожие друг на друга дни. Кое-как коротает вечера. Питается как придется. Нередко ест только раз в день, ровно в шесть часов вечера. Войдет в харчевню, сядет в углу за столик и сидит, уставившись в белую скатерть, порой за вечер ни с кем не обмолвившись ни словом. Затем торопливо расправляется с едой, накидывает плащ и уходит домой.

Начинаются холода, выпадает первый снег. В комнате зябко, дров для печки он покупает мало. Когда стужа становится невыносимой, он кутается в свой длинный черный плащ, выходит на улицу и долго бродит в полном одиночестве по городу.

Однажды, когда Верди в очередной раз брел по знакомым улицам, композитор случайно встретился с импресарио Бартоломео Мерелли, который буквально всучил ему либретто оперы «Набукко». «Я вернулся домой, – расскажет спустя много лет Верди, – и со злостью швырнул рукопись на стол. Падая, тетрадь раскрылась. Я невольно взглянул на лежавшую передо мной страницу и прочитал: “Лети же, мысль, на крыльях золотых…” Я прочел стихи дальше, и они глубоко взволновали меня. Это был к тому же почти парафраз из Библии, которую я всегда любил читать. Я пробежал одну строфу, другую. Но, все еще твердый в своем намерении вообще не писать больше музыки, сделал над собой усилие, закрыл тетрадь и лег спать. Только где там… “Набукко” сверлил мне мозг, сон не приходил. Я поднялся, прочел либретто не один, не два, не три раза, а много раз, так что к утру, можно сказать, уже знал сочинение наизусть. (…) День – строфа, день – другая, так постепенно опера и была написана»…

Либретто «Набукко» стало для Верди тем спасительным мостиком, который помог ему перебраться с берега страдания, тревоги, апатии, на котором он пребывал последние месяцы, на берег надежды, вдохновения, творческого труда. Опера появляется на сцене «Ла Скала» 9 марта 1842 года и имеет ошеломляющий успех: последние аккорды грандиозного финала заглушают громовые аплодисменты и рукоплескания.

Итак, Рубикон перейден. Снова, охваченный неудержимой страстью творчества, Верди начинает создавать свои бессмертные шедевры. И одновременно влюбляется.

Его пассией становится Джузеппина Стреппони. Ей двадцать девять лет. У нее изящные плечи, запоминающаяся внешность, нежный овал лица, завораживающий взгляд больших, подернутых легкой грустью глаз. Четко обозначенные, точно нарисованные, разделенные пробором густые волосы, крупный нос, правда, ничуть не портящий ее лица. Безусловно, умная и нежная женщина, с умеренным чувством юмора, достаточно образованная. У Стреппони двое детей: их не признал отец, известный тенор.

Она тоже влюбилась в Верди. Безудержная страсть и гениальность этого человека покорили ее. А ведь характер композитора весьма далек от идеала. Он – гордый, упрямый, высокомерный, иногда даже способный на недостойные поступки, властный, заносчивый эгоист. И тем не менее в письмах к миланским знакомым она постоянно интересовалась делами Верди, его здоровьем, планами на будущее, а также тем, как принимает его оперы публика.

В то же время Верди пока не предпринимал решительных действий, хотя Джузеппина и привлекала его больше других женщин. Так, если певица гастролировала в Бергамо, Верди всегда находил возможность побывать в этом городе. Если же она отправлялась в Милан, он напоминал о себе записочкой или букетом цветов.

В конце концов, чувства взяли верх над разумом. Находясь в Париже, в ноябре 1847 года Верди убедил себя, что спутницей его жизни станет Джузеппина Стреппони. Правда, о браке он пока разговора не заводил. Но Джузеппина все равно счастлива. Так же как и Верди. Они полюбили друг друга.

Но эту любовь нередко омрачали внешние обстоятельства, во многом связанные с неуживчивым характером Верди. Особенно это проявлялось в Буссето, округе, где он родился и провел свои детские годы. Композитор и его возлюбленная редко выходили в общество и никого не принимали. Когда же выезжали в коляске осматривать свои владения, сухо приветствовали, если в этом возникала потребность, тех, кто встречался на пути. Но эту пару тоже не особо жаловали. Особенно Джузеппину: ее сторонились, не здоровались, когда она одна проходила по площади этого небольшого городка.

Безусловно, невесело жилось Джузеппине с таким человеком, хотя и с гениальным. Он либо замыкался в упрямом молчании, либо ворчал на всех и вся – на слуг, на крестьян, которые, по его мнению, плохо работали и воровали, на батраков, не выполняющих свой долг. Жаловался он на дорогую жизнь, на городской рынок, который его раздражал своими ценами и торговцами, на ливень, затопивший поля, на оросительные каналы, которые постоянно засорялись.

Верди постоянно боялся обмана и предательства, поэтому ко всем относился с недоверием. Часто он был груб, резок, порой даже жесток. Когда Верди проходил по комнатам, все сразу же умолкали и прятались по углам, чтобы лишний раз не попадать ему на глаза. Стреппони тоже старалась быть незаметной, чтобы своим присутствием не раздражать своего возлюбленного.

На своей вилле он не принимал никого. Иногда позволял явиться доктору, и то лишь в том случае, если чувствовал приступ какой-нибудь из воображаемых болезней, которые постоянно преследовали его. Если же из знакомых кто-то писал композитору, что хотел бы навестить его, Верди язвительно отвечал: здесь нет ничего интересного, только четыре стены, крыша, самый обычный сад, деревья да яма, заполненная водой, которая называется озерком. И не стоит тратить время и силы на путешествие.

Джузеппина в этой обстановке ощущала себя пленницей. Она долгими осенними и зимними месяцами смотрела, тяжело вздыхая, в окно и видела лишь покрытые снегом поля, голые деревья и свинцовое небо. Верди, наоборот, чувствовал себя в этой пустыне хорошо. Общаться с людьми и миром ему не хотелось.

Постепенно композитором стала овладевать почти болезненная страсть к сельскому хозяйству. Он чуть ли не каждый день стал проводить то в поле, где наблюдал за урожаем, то ухаживал за фазанами или за птенцами павлинов, которыми очень гордился. И во всех этих экскурсиях его сопровождали любимые собаки Лулу и Блэк. По этому поводу Стреппони замечает: «Любовь Верди к сельской жизни стала манией, безумством, сумасшествием». Когда же он хотя бы на недолгое время покидал свое имение, то слал работникам такие подробные распоряжения, словно он был не композитор, а рачительный фермер.

Казалось бы, привыкшая к образованному обществу и шумной артистической жизни Джузеппина должна была в первые же месяцы сбежать от такого деспота. Но вместо этого Джузеппина Стреппони и Джузеппе Верди тайно уезжают в Коллонж-су-Салев, где 29 августа 1859 года сочетаются браком. А засвидетельствовали это событие звонарь и кучер. Мероприятие прошло почти незаметно: без друзей, без торжественного застолья, без свадебного путешествия. Но и после бракосочетания никаких изменений в характере Верди не произошло. Наоборот, он стал еще несноснее и даже начал бравировать своими недостатками…

И только в конце 1867 года наконец его характер стал немного спокойнее. Вместе с женой, дирижером Мариани и его возлюбленной – певицей Терезой Штольц он две недели провел в Париже. Именно в это время он и увлекся певицей. Сначала Верди пытался противостоять этой любви, но потом отдался ей целиком.

Певица тоже увлеклась Верди. А вскоре рассталась с обуреваемым ревностью Мариани. Страдания одолевают и Стреппони. Она вспоминает то чудесное время, когда Верди принадлежал одной лишь ей, и слезы грусти наворачиваются на ее глаза. И пусть он был нетерпимым, грубым, однако он был ее. Погрузившись в свое горе, Джузеппина почти совсем отрешилась от жизни. При этом она даже пыталась скрыть свое душевное состояние от Верди, поэтому старалась держаться так, словно в отношениях между нею и мужем ничего серьезного не произошло.

В это же время в обществе стали распространяться слухи, которые к тому же обрастали разного рода домыслами, о запутанных взаимоотношениях Верди, его жены, а также Штольц и Мариани.

Джузеппина все еще надеялась, что ее муж одумается. Но ее надежды не оправдались. К тому же в доме часто стала появляться Штольц, которая являлась на репетиции «Аиды». Джузеппина видела, что ее почти не замечают, а проявляют редкую любезность только из-за светских приличий. С каждым днем она становилась мрачнее, старалась не показываться на глаза мужу, редко выходила из дома, до минимума свела свои контакты с окружающими.