Следователь по особо важным делам

Подразумевалось также внимание местных работников прокуратуры.

И, уже будучи не здесь, но еще и не там, я должен был решить один важный для себя вопрос: как распорядиться последним вечером перед отлетом.

Дело в том, что за полгода нашего знакомства с Надей мы еще не разлучались надолго. Служба моя непоседлива. Но по непонятным причинам судьба до сих пор щадила нас.

Я не имел в последнее время продолжительных командировок. Роскошь, которую не мог себе позволить никто из моих коллег.

Мысли о необозримых расстояниях, что разделят меня с моим конструктором-модельером на бог весть какое время, поселили в душе неуютность.

Человечество кичится своими забавными игрушками – конструкциями, перемахивающими с одного места на другое с непостижимой скоростью, мгновенной передачей текста, звуков и изображения. Но оно не решило самой главной для меня сейчас проблемы: не научилось не разлучать людей, которым не надо разлучаться.

Я позвонил Наде.

– Надюша, – сказал я, когда она взяла трубку, – знаешь, я раздумал ложиться в больницу.

– Испугался?

– Нет. Жаль с ними расставаться. Хотя мы и не были хорошими друзьями, но все же – родное…

– Уезжаешь?

Я вздохнул.

– Далеко?

– Очень.

– Где мы сегодня встретимся?

– Я не хочу безликие, чужие рестораны. Хочется посидеть в семейной обстановке…

– Игорь, у тебя заскорузлый, запущенный семейный комплекс… (Через ее голос прорвалась в телефонный разговор реплика Агнессы Петровны: «А что в этом плохого?»)

– Действительно, – подтвердил я.

– Что – действительно?

– Что в этом плохого…

– На этот счет восточная мудрость гласит: холостяк ничего не знает, а семейный – молчит… (Замечание Агнессы Петровны: «Счастливые браки еще иногда попадаются. Все зависит от человека».)

– Надюша, заканчивая наш разговор «втроем», передай Агнессе Петровне, пусть отпустит тебя пораньше. Мне она не откажет.

…Мы направились в ресторан. Я выбрал ВДНХ. Там есть одно тихое, особенно в это время года и дня, место. За прудами, возле павильона «Рыболовство».

В ресторане было тепло, но неуютно. За стеклянной стеной холодно поблескивала вода, окруженная темной, тяжелой зеленью, и напоминала о сырости и пустоте осенней непогоды.

– Игорь, ты мне сегодня не нравишься, – сказала Надя.

– Не могу разделить твоего искреннего веселья по случаю моего отъезда, – мрачно сказал я.

– Думай лучше о том, как мы снова встретимся. Давай придем опять сюда. Приятное заведение…

Я криво улыбнулся:

– Оно, наверное, будет закрыто на зиму…

– Это можно спросить у официанта.

– Надя, – сказал я, твердо и решительно посмотрев ей в глаза. – Пока меня не будет, разделайся со всеми своими старыми проблемами.

– Игорь, милый, ну почему ты любишь все усложнять?

– Вот те на, – протянул я. – Наоборот, я хочу добиться ясности и простоты…

– Неужели так трудно понять простую истину, что все сложно?

– Это чье изречение?

– Не помню. Кого-то из наших современников, кажется. И не волнуйся. Поверь, у нас все хорошо…

Ничего себе хорошо! В ее семейном положении какая-то путаница, а ей все нипочем. С мужем она не развелась, хотя фактически они не живут. Он – штурман на пассажирских международных авиалиниях. Когда-то по уши влюбился в молоденькую, красивую манекенщицу. Видимо, с годами первая страсть улеглась, и он завел интрижку со стюардессой. Что у них там в действительности произошло, я не знаю в подробностях. Надя особенно не распространялась на этот счет. Во всяком случае, она от него ушла. С сыном. Десятилетним Кешкой, которого я еще не видел ни разу.

Кешка. В нем, кажется, и было все дело. Из-за него муж Нади не дает развода. И каждый раз, когда я завожу об этом разговор, Надя старается от него уйти.

– А что думает по этому поводу Агнесса Петровна? – спросил я. – Мне кажется, ее симпатии ко мне сильнее, чем у некоторых…

– В принципе она считает, что ты отличная партия, – улыбнулась Надя. – Только удивляется, почему у тебя кооперативная квартира. Могли, говорит, дать и государственную.

– Много нас таких…

– Как это много? – искренне удивилась Надя.

– Ну, следователей…

– Но ты же по ОСОБО важным делам!

– Мне кажется, все дела важные. Дела – это люди. А люди все равны.

– Но есть же громкие, нашумевшие преступления. Не обо всех же пишут в газетах.

– Это ничего не значит. Для каждого человека его несчастье – самое важное. Сопляк какой-нибудь совершил преступление. Так для его матери положение сына важнее всех несчастий на свете. Землетрясения в Южной Америке, катастрофа на железной дороге, да мало ли случается всякого на земле… Она ни о чем и ни о ком не думает в этот момент, кроме сына… Понимаешь, все относительно.

– Постой. – Надя все еще не могла мне поверить. – Есть еще, значит, такие, как ты?

Я от души рассмеялся:

– Нет, Надюша, ты меня время от времени просто убиваешь. Конечно! У нас в прокуратуре больше десятка. В Прокуратуре Союза. Да еще в прокуратурах всех республик. И знаешь, как нас называют? Важняк… Ты разочарована?