Самои. Сборник рассказов и повестей

– Подумать надо.

– Думай, а для какого хрена голову наращивал.

Чувствуя конец собрания, все зашевелились, повеселели.

Колхоз назвали именем героя Гражданской войны Семёна Михайловича Буденного.

Ночевать Андрей Масленников напросился к Извековым.

– Наш ты мужик, Борис. И в райкоме помнят твои заслуги, к тому же грамотный, партийный. Быть тебе председателем колхоза.

– Нет, Андрей Яковлевич, не поддержат меня мужики. Я для них – человек пришлый, хозяин неважный. А к власти тут не мало охочих найдутся.

– Мы рекомендуем – поддержат.

– Тут подумать надо крепко: меня прокатят – я переживу, вашу рекомендацию похерят – гораздо серьёзнее.

– Ты прав – давай думать.

Сидели на крыльце после ужина, курили. Воздух пах зрелыми яблоками, навозом, осенним лиственным лесом. Где-то драчливо промычал бычок, чертыхнулся охрипший женский голос, хлопнула дверь – наверное, загоняли телка пинками в стайку.

– Своё – берегут, – сказал Извеков.

– Правильно берегут, и колхозное будут беречь.

– Сознание людей – это то, что труднее всего поддаётся переделки. Можно межи распахать, скот в одну стайку загнать, но убедить людей, что всё это имущество по-прежнему их, только в общем пользовании, будет не просто.

– Согласен, но для того мы с тобой и кончали университеты, для того и в партию вступили, чтобы увлечь народ, разъяснить, указать правильный путь. А тебе надо подниматься: ну и что, что искалечен – за народное же дело. Это надо понимать. Я вот поживу у вас денька два-три, порасспрашиваю мужиков, как они насчёт твоего председательства, надавлю немножко. Вообщем – поработаю. Ну, не можем мы, дорогой товарищ Извеков, такое дело на самотёк пускать. Не тому нас учит ЦеКа.

Холодок утра был влажным. Туман, ощутимо липкий у земли, поднимаясь, редел и расслаивался. Прогнали стадо. Из-за леса вынырнул медно-красный диск солнца, разбудил ветерок. Туман, цепляясь за лощины, потянулся прочь.

Десятка полтора хуторских мужиков вместе с уполномоченным вышли в поле обмерять колхозную землю. С холма в белом свечении неба открывалась широкая пашня. Тут и там приятно зеленела озимь. Мужики курили, кашляли и нещадно плевались. Иван Духонин успел уже потрудиться – локти и колени его одежды были испачканы жирной огородной землёй. Наверное, зерно прятал, с неприязнью подумал о нём Масленников.

К обеду намерили три тысячи двести десятин.

– Ну вот, товарищи буденовцы, владейте, лелейте, богатейте. Садитесь-ка теперь за столы да пишите заявления в колхоз, чтобы честь по чести, всё по закону. Кто неграмотный – к Борису Извекову.

Авдей Кутепов, угадав минуту, завлёк уполномоченного к себе на гусятину. На похмурневшую жену тайком прицыкнул:

– Ты, кашу-то мешая, мозгой пошевеливай.

Украсил стол бутылкою и четырьмя стаканами. Разорвал лоснящегося гуся на добрые куски, уложил их в стеклянную узорчатую вазу, принесённую женой.

Подошёл принаряженный Дмитрий Малютин, пропел с порога, завидев бутылку:

– Милый пей вино, как воду, только хум не пропивай,

Люби басеньких, хорошеньких – меня не забывай.

Авдей неспокойно хихикнул:

– Нечто ещё девками интересуешься?

– Зря смеёшься. Я девок завсегда любить буду. Любую заговорю. И товарищу приезжему – как вас по батюшке, не упомню – любую кралю присватаю. Девки и вино нужны, чтобы печаль снять.

Дмитрий поднял голову к низкому потолку. Лицо его преобразилось, словно бы потолка того не было, только даль небесная над всей землёй.

– За Россию! – сказал он строго и торжественно, – за колхоз наш! Хай процветают!

Масленников встал вместе с мужиками, выпил водку одним махом и стиснул пустой стакан до побеления суставов.

Закусив грибком и хлебом, Кутепов сказал:

– Да-а, девки у нас красивые. Хоть бабу мою взять. Ты, Митька, помнишь, как козлом вокруг неё скакал? Ой, помнишь, поди? Молодая-то она видная была….

Разговор их казался Андрею несуразным и по обстоятельствам, как бы несерьёзным. Тёмные они, думал он, инстинктами живут. Но то, что на хуторе они коноводят, ещё вчера подметил. И ещё тот, кто колхоз обязаловкой назвал, у кого жена такая писанка.

Масленников хмыкнул сам себе – вот ведь как тема бабская прилипчивая.

Хозяин выставил на стол новую поллитровку. Обняв за плечи своего приятеля, пропел:

– А нам бы подали, а мы бы выпили…

От его скрипучего пения, пьяного вида, водочного тепла и жирной гусятины Андрею захотелось спать.

– Чёрт, устал, засыпаю, – сказал он и засмеялся.

Дмитрий Малютин, ставший тоже хмельным, посмотрел на него затуманенным взором:

– Ты погоди чертыхаться. Святая вода ещё не кончилась, а потом мы на Гулянку пойдём. С тобой одна краля хочет познакомиться….

– Красивая девка, – подтвердил Авдей.

– Не то слово, – Малютин колыхнулся, как табачный дым от внезапного сквозняка, и, ткнув пальцем в пустой стакан, приказал, – налей.

– Мы ведь всё понимаем, – продолжал он, – тракторы, машины какие, вчерась ты говорил, всё же через вас…. Мы уважим – нас уважат. Вперёд надо смотреть, в перстиктиву. Верно?

– Это ещё не скоро, – грустно сказал Авдей. – Сначала артель надо сколотить, чтобы без протиречи…. речитивых…. ретивых…. Тьфу, чёрт! Ну, чтоб врагов не было, элементов разных. Верно?

– С большим удовольствием за это выпью, – поднял Масленников стакан, ощущая себя самым трезвым в компании.

– Здравствуйте, – негромкий девичий голос заставил замереть поднятые стаканы. В проёме дверей стояло нечто стройное, красивое, улыбающееся.– Кому из вас следует показать хуторскую Гулянку? Вы все уже пьяны и опять налили.

– Ишь, ворчит, – кивнул на неё Малютин. – Ещё не взнуздала, а уж норовит охомутать.

– Ты, Александра, не ври, – Авдей поднялся, выпрямился и слегка качнулся на ногах. – Нет здесь пьяных, крепкие мы мужики.

Малютин в два глотка опорожнил стакан, хлопнул его на стол, легко скользнул к двери, подхватил Саньку Агаркову на руки, притиснул к груди, проблеял нежно: