Стерегущие золото грифы

Стерегущие золото грифы
Анастасия Перкова

Алтайская принцесса – загадочная девушка, найденная во льдах. С её именем связано множество пророчеств и проклятий, но учёные до сих пор спорят, кем она была на самом деле. Основанные на богатом археологическом материале и выдержанные в лучших традициях народных сказаний, пять историй причудливо сплетаются в одно целое, приоткрывая завесу тайны над образом той, что вернулась в наш мир спустя 2500 лет. Среди заснеженных вершин, строптивых рек, опасных перевалов и бескрайних лесов ждут отважные кочевники, мудрые шаманы, справедливый Дух Тайги, таинственные слёзы солнца и люди со звёзд.

Пролог

«Бойся одноглазых аримаспов и стерегущих золото грифов, встреча с ними грозит тебе только смертью. […] Грифы живут в холодном краю, среди высоких гор, где снежные хлопья похожи на птичьи перья».[1 - Геродот. «История IV».]

Давным-давно это было. Когда люди знали, что обитают духи бок о бок с ними. Когда верил народ, что каждая гора, каждая река, каждый лес – живые и душу имеют. Когда смерти не было, а продолжал человек земной свой путь на пастбищах небесных, а те, кто пуще других жаждал вечной жизни, – те не уходили вовсе, засыпая во льдах в ожидании своего часа.

Давным-давно это было. Жил в сердце мира, в благословенных горах алтайских, народ. Из дальних земель пришел он, а как называл себя и куда сгинул – про то не ведомо.

Племенами жил народ – мелкими и крупными. Правил каждым племенем свой зайсан[2 - Зайсан – родовой князь.], а над всеми зайсанами каан[3 - Каан – государь, властелин над всеми племенами.] стоял: и суд вершил, и споры разрешал, и рассорившихся мирил. За то племена дань платили каану.

Каждое племя свой промысел имело. Кто пушного зверя да маралов по богатой тайге бил. Кто коней да овец разводил на привольных и сытных пастбищах. Были и такие, кто во чрева гор дорогу отыскал и брал оттуда застывшую кровь древних алыпов[4 - Алып – богатырь.]-великанов и поверженных ими черных врагов. Другие же укротили огонь и делали эту кровь такой, какой была она прежде: раскаленной и кипящей, текучей да бурливой. И тогда из черной крови явилось железо рукам на подмогу, а из редкой богатырской – золото очам на радость.

Кузнечный молот умельцев превращал золото в тончайшую фольгу. И покрывали ею людские и конские украшения из дерева, чтобы в блеске своем уподобиться солнцу. О золоте том, о сказочных кладах и поныне молва твердит. Мол, лежат в земле священных гор груды сокровищ. А что память людская – золото, про то не думают. И в земле поистине сокрыты богатства – для тех, кто хочет узнать, а то и вспомнить, как было на самом деле.

Из недр алтайских гор, из ледяных объятий, из лиственничных чертогов среди прочих пришли в наш мир двое: мужчина и женщина. Они принесли весть о канувшем в века народе. Явились поведать истории, которые помнят лишь камни на урочище Пазырык[5 - Урочище Пазырык находится в долине р.Большой Улаган близ села Балыктуюль (Улаганский равон Республики Алтай). В 1929 году экспедицией академика С.И. Руденко в тех местах были раскопаны усыпальницы пазырыкской племенной знати.Пазырыкская культура – археологическая культура железного века (VI—III вв. до н. э.). Имеет черты скифской и древнеиранской культур.] да о которых поет ветер над плато Укок[6 - Укок – высокогорное плато с зимними пастбищами, расположенное на высоте около 2500 м. над уровнем моря на самом юге Горного Алтая.]. И вы послушайте.

А называть тех людей станем пазырыкцами – по месту, где в былые времена раскинулись их древние станы и где упокоились великие кааны. Видите? Вот выезжают кочевники из тайги. Женщины равны мужчинам, всадники неотделимы от своих скакунов. Как вихрь несутся они сквозь годы, стоит лишь представить их. Женщины в ярких одеждах, с мудреными прическами. Мужчины в лохматых шубах и шапках, увенчанных головками птиц. Стерегущие золото грифы.

Путеводная звезда. Сказание о Темире

Он так и знал, что пещера эта – вовсе не то, чем кажется. Не зря мать всегда строго-настрого запрещала ему сюда забираться. Стоило ноге шестилетнего Темира[7 - Темир – железо (южноалт.)] переступить через невидимую границу мира духов, как скала под ним угрожающе задрожала, будто растревоженная рыком чудовища. Темир сделал скачок назад, отпружинив ногами, как лесная кошка. Вовремя. Внутри пещеры вспыхнуло зловещее красное пламя, свод резко опустился вниз, щелкнув клыками-сталактитами. Ожил Адыган[8 - Адыган – персонаж алтайских легенд, один из четырех братьев-великанов, спустившихся на землю с Ориона после Всемирного потопа и ставших горами. Гора Адыган – одна их вершин хребта Иолго в Северном Алтае, достигающая отметки 1858 м. над уровнем моря.].

Темир опрометью кинулся к крутой тропке и кубарем скатился к подножью скалы, грохоча мелкими камнями и подняв вихрь пыли. Не озираясь, но спиной чувствуя дыхание великана, мальчик ринулся в долину, хрипло дыша. Летящий навстречу ветер остужал мгновенно выступивший пот. Темир обернулся лишь раз, чтобы в ужасе увидеть, как грозный Адыган отрывает от земли огромную ступню. Рот-пещера исказился от ярости.

– Не догонишь! – нарочито весело крикнул Темир, высунув язык. – Я легкий! Я быстрый!

Чудовище издало рык, полный грозной ярости, и, подняв с земли приличного размера валун, швырнуло его вслед улепетывающему сорванцу. Да, пусть он и не мог состязаться с мальчиком в беге, но рука его была сильна и точна. Валун со свистом описал дугу и накрыл Темира стремительно растущей тенью. Мальчик ничком упал наземь, защищая голову руками и понимая, что это конец.

– Темир! Вот где тебя ветер носит! – сердито прикрикнула мать и, приподняв мальчика за пояс штанов, поставила на ноги.

– Матушка, великан! – задыхаясь, выпалил Темир, округляя в испуге глаза и указывая рукой туда, где еще мгновение назад силился сделать шаг его противник.

– Исцарапался весь, штаны порвал, – ворчала мать как ни в чем не бывало.

– Бежим! Там, там… сам Адыган! – Темир вцепился в материнский подол и тряс его руками.

– Э, мне еще разорви юбку! Дрожит весь, как новорожденный жеребенок. Иди в дом, отец зовет. Да остерегись ему свои выдумки рассказывать.

Подгоняемый матерью, Темир покорно поплелся впереди, озираясь на скалу, которая вновь стала просто скалой с раззявленной пастью-пещерой. Не было и летевшего вдогонку валуна – только небольшая тучка зависла над долиной, отбрасывая тень на землю.

– Матушка, когда же я смогу носить оружие? – жалобно и тихо спросил Темир. – Хоть коротенький кинжал. Я убью Адыгана!

– Вот выдумщик, мечтатель! – всплеснула руками мать. – В кого только блаженный такой? Сказка это, Темир, сказка. Не ходят горы. Нет великанов. А если и были, то, как и сказывают, давно горами стали.

Темир надул губы и нахмурился. Адыган – не выдумка, и однажды он будет повержен им, Темиром.

***

Отец сегодня принимал гостей. В их деревянном восьмистенном аиле[9 - Аил – отдельное жилище (юрта или шалаш).] было душно. Служанки таскали блюда с мясом, лепешками и сладким сыром. Они едва успевали наполнять чаши мужчин вином из кожаных тажууров[10 - Тажуур – кожаный узорный сосуд для хмельных напитков.]. Терпко пахло зажженным курением.

Отец Темира был кааном над всем кочевым народом. Именно зайсаны разных племен и собрались этим вечером у гостеприимного очага. Они привезли дань и подарки, взамен прося совета, помощи или защиты. Отец Темира правил мудро, хоть зачастую и относился к кочевникам как к людям низкого пошиба.

Мать торопливо привела Темира в порядок, оттерев грязь с его лица краем юбки и стряхнув пыль со штанов. На миг прижав сына к своей могучей груди, легонько толкнула его в спину, и мальчик робко вышел на середину дома. Отец ласково поманил его рукой – он уже изрядно захмелел, потому был непривычно внимателен к домашним. Темир поймал почему-то сочувствующий взгляд старшего брата.

– Поди, Темир, сюда. Поди, сынок.

Темир приблизился к мужчинам. Коснулся дрожащими пальцами лба, потом груди и слегка склонил голову, оказывая почтение собравшимся. Зайсаны одобрительно загудели.

– Вот, Темир, это – Зайсан наших родичей с Укока, – кивнул каан в сторону лысеющего человека с раскосыми темными глазами.

Темир поклонился гостю.

– Его племя уже откочевало на зиму. Рано зима идет в этом году, – продолжал отец. – Завтра он двинется в обратный путь, и ты с ним.

Темир непонимающе оглянулся, ища поддержки у матери. Та всхлипнула и затихла, зажав рот рукой и опустив глаза. Ее широкие плечи ссутулились.

– Навсегда? – вымолвил Темир, сдерживая слезы и смертельно побледнев.

Он был воином. Воину негоже плакать от разлуки с родными. Так Адыгана не повергнешь.

– До зимы не успеешь вернуться. Перезимуешь на тамошних пастбищах. На Укоке живет великая Шаманка. Я хочу, чтобы ты повидал ее, а она поглядела на тебя. Это моя младшая сестра.

Последние слова он прошептал мальчику на ухо, обдав его парами выпитого вина. Темир кивнул, сжав зубы, – приказы отца должны исполняться без вопросов и возражений. Он слышал что-то о Шаманке, но все это говорилось шепотом и казалось сплетнями и слухами. Похоже, отец предпочитал молчать о существовании такой родственницы, хотя говорящие с духами обычно служили причиной гордости каждого рода.

И уже следующим утром маленький мальчик царских кровей, шести зим отроду, качался на лошади позади незнакомого Зайсана. Путь был далекий и монотонный. Темиру хотелось бы сидеть впереди этого человека, чтобы с высоты роста длинноногого красавца-скакуна обозревать окрестности. Но попросить он не решался. Так и сидел, оцепенев и вперив невидящий взгляд в черную шубу наездника, по которой туда-сюда моталась тонкая серая косичка, сплетенная из остатков волос.

Иногда Темир бросал взгляды на окружающих их всадников: суровые обветренные лица, уверенная посадка в седле, распахнутые шубы, открывающие голую грудь. Дикари – отец правильно говорил. Отчего-то Темиру стало отчаянно стыдно за свою чистенькую белую шубку, под которую была надета светло-коричневая рубаха с красным воротом. Простые кочевники рубах не носили. Он поежился и попытался запахнуться плотнее.

Они останавливались только на ночь или когда видели, что устали кони. Усталость людей никого не волновала. К ночной стоянке Темир всякий раз был зверски голоден и жадно набрасывался на незамысловатую еду: вяленое мясо и уже засохший хлеб. Всадники Укока смеялись над ним беззлобно, без издевки. Выставив дозорных и усевшись вокруг костра, они принимались разговаривать, рассказывать разные истории и охотничьи байки – все это Темир слушал с жадным любопытством, как всегда бывало и дома. Лица, суровые во время езды, смягчались, и мальчик расслаблялся – может, среди этих людей жить будет не так уж плохо. Темир обладал легким нравом и любил смеяться, поэтому обычно нравился всем. Оставалось только полюбить незнакомцев в ответ.

Зачем отец отослал его – об этом мальчик не думал. Особенно когда у костра звучала очередная леденящая кровь история о встрече с лесными людьми, косматыми и красноглазыми, или чудесная сказка о речных девах, чьи волосы отливают бирюзой и зеленью. Темиру хотелось спросить, есть ли в их стане кайчи[11 - Кайчи – певец-сказитель, исполняющий героический эпос под аккомпанемент народных инструментов. Отличительной чертой кайчи является горловое пение – кай.], которых он почти боготворил. Но с мальчиком никогда никто не заговаривал, а сам он не мог первым обратиться к старшим.

Луна уже похвалялась сытыми, круглыми боками, когда горы стали такими высокими, каких Темир прежде не видал. Окружающий путников лес редел и приближался к своей верхней границе. Тропа извилисто шла все ввысь и ввысь и настолько сузилась, что всадникам пришлось пустить коней по одному. Медленно, вереницей, один за другим взбирались они на перевал, и Темир закрывал глаза всякий раз, когда из-под копыта одного из животных отлетал камень и срывался в зияющую справа бездну, рождая волны громкого эха. Далеко внизу Темиру удавалось различить верхушки кедров и плутающую между ними ленивую реку, укрытую рваными клочьями тумана.

Привалы стали временно невозможными, потому ехали и ночью без сна. На перевале уже лежал снег, и Темир стянул тесемки на рукавах шубы, пряча руки. Ему удалось выглянуть из-за спины Зайсана и разглядеть впереди, в голубом мареве, снежные шапки далеких гор. Это величественное зрелище наполнило его сердце восторгом и благоговением, и мальчик поклялся себе в этот миг полюбить Укок и его жителей.

Иногда тропа круто забирала в сторону, и Темир диву давался – настолько спокойны были всадники. Да и лошади шли уверенно, почти не спотыкаясь. Сколько раз они уже проходили здесь?

Мысли несли мальчика все дальше и дальше, когда он понял, что задремал. Темир вздрогнул и крепче вцепился в мех шубы Зайсана.

– Чего ты? – слегка обернулся тот, впервые заговорив с Темиром.

Темир увидел дружелюбную улыбку на загорелом лице.

– Уснул. Испугался, что упаду, – тихо ответил он, прочистив отвыкшее от разговоров горло.