Поло

– Нет, – Поло опять перевел взгляд на записную книжку.

– Ты можешь себя прокормить?

– Нет, – у Поло на глаза набежали слезы.

– Собери все в ящик и принеси мне, – сказал папа, забрал записную книжку и вышел из комнаты.

Когда он закрывал дверь, слезы уже катились по щекам Поло. Он взял ящик и стал все собирать в него, отчаянно рыдая. Это было ужасно больно осознавать, что он никогда не сможет заниматься тем, чем действительно хотел. Каждая вещь, которую он укладывал в коробок, была ему безумно дорога, ведь с таким трудом он доставал ее и радовался каждой детали, которую добывал. Теперь он будто хоронил их, навсегда прощаясь. Все болтики и гайки были мокрые от слез Поло, которые он постоянно утирал руками, потому что из-за них ничего не было видно. Он собрал ящик, отнес его папе. Папа молча забрал ящик, спокойно глядя на Поло. Поло в этот момент ужасно страдал, казалось, земля уходит из-под ног и он умирает. Умирает, и никто его не хочет спасти. Мама тоже молча смотрела на происходящее, хотя и не так спокойно, как папа. В ее глазах было сочувствие, но она ничего так и не сказала. Поло ушел в свою комнату совершенно разбитый и несчастный. Он долго лежал, рыдая в подушку, и всю ночь не мог уснуть. Когда от его рыданий остались лишь всхлипывания, он попытался заново переосмыслить произошедшее, но голова жутко болела. Единственное, что он вспомнил – записная книжка, которую забрал папа. Сколько там всего! Сколько книг ему пришлось найти, чтобы собрать эту информацию. Он помнил ее, сейчас он ее еще помнил. Руки будто сами потянулись за пустой тетрадкой, и Поло по памяти записал в нее все, что было в записной книжке. Теперь он не отдаст ее, теперь он найдет способ, как ее спрятать. И пусть он живет в Натюрине, и ему нельзя делать машины, но думать и мечтать ему никто не запретит. У него могут отнять все детали, книги, еду, и даже отрубить руки, но пока его голова не его плечах, он будет пользоваться ней так, как хочет он. Это единственное, что ему по-настоящему принадлежит. И все эти идеи, которые приходят ему одна за другой, роятся вокруг него, не давая покоя, как пчелы, все эти идеи он будет записывать, обдумывать и запоминать. Может сейчас он и живет здесь, но кто сказал, что ничего не измениться? Что он не сможет жить в другом месте, когда научиться зарабатывать деньги? Все может измениться, мир не стоит на месте.

За завтраком Поло не разговаривал с родителями, он молча поел и ушел в школу. Его ждали мучительно долгие уроки по биологии, ботанике, почвоведению, и прочим предметам, которые для него были скучны. Он не хотел этим заниматься от слова совсем. И как его угораздило родиться в семье, которая занимается биологией, еще и живет в Натюрине? Поло терзали мысли о несправедливости жизни, о необходимости личной свободы, о правомерности насажденных правил. «По какой причине они могут командовать, чем мне заниматься, о чем думать, о чем мечтать? Кто им дал право унижать меня, делать мне больно? Кто они такие, чтобы указывать мне?» – размышлял Поло о взрослых, о родителях, о тех, кто следит за тем, чтобы правила неукоснительно соблюдались, о управлении, которое создавало устав Натюрина. Он вдруг возненавидел всех взрослых в этом мире. «Ведь это не преступление. Это точно не преступление, потому что не приносит никому вред. Наоборот, это приносит даже пользу, ведь правильно сделанная машина принесет пользу многим. Но тогда почему эти машины не могу делать я? Почему мне это запрещено?» – шел Поло со школы, по красивым улицам Натюрина, размышляя о своей беде. Он дошел до дома, посмотрел в окно своей квартиры, которая находилась на верхнем этаже двухэтажного здания. У окна стоял папа с серьезным лицом. Он вглядывался куда-то вдаль, о чем-то размышляя. Поло развернулся, и пошел бродить по улицам города, не желая видеть родителей. На одной из улиц впереди него шли две девочки, которые увлеченно обсуждали очередное открытие в биологии, а потом начали спорить, кто из них первая сделает открытие в биологии. Из-за этого Поло разозлился еще больше и от этого почувствовал, насколько он маленький и бессильный. Ну почему кто-то имеет право идти за своей мечтой, а он нет? Ведь он такой же человек, как и все остальные. Но получается, есть люди особого качества, которым все можно, а есть он, и он должен отказаться от себя, ради призрачного общего блага. И что это вообще такое, «общее благо», о котором говориться в уставе по два раза на одной странице.

Поло пришел домой к ужину. Родители не стали его ругать или расспрашивать, где он был. Они просто молча сели за стол. Когда Поло доел, он спросил:

– Что такое общее благо?

Спросив это, он вдруг понял, что никогда не интересовался смыслом того, что с детства учил наизусть. Он даже не задумывался над тем, что лежит за всеми этими понятиями и правилами. Ему вдруг стало больно оттого, что он никогда не задавал вопросы, а был послушной овечкой без цели и смыслов. Он ощутил эту боль так, будто это была его вина. Но в чем он виноват?

– Общее благо – это состояние общества, при котором каждый человек чувствует удовлетворение своих протребностей и необходимость своих способностей обществу, – ответил отец так, как понимал это «общее благо».

– Правда? – удивился Поло.

Ему вдруг стало еще больнее, но в этот раз он не сразу понял почему.

– Что тебя удивляет?

– Ты сказал «необходимость своих способностей обществу». То есть все здесь это чувствуют?

– Конечно. Общество решает, какие способности ему необходимы, и человек развивает в себе эти способности.

– То есть, если общество решило, что ему нужны сантехники, то будь у меня хоть феноменальные способности в балете, я должен развивать способность чинить унитазы?

– Ну, у меня феноменальная способность плевать на дальние расстояния, но обществу нужны зоологи, – сострил отец, – потому да, я развивал свою способность к зоологии. Это и есть общее благо, искать баланс между запросом и способностями, между общим и личным.

Поло понял, почему ему стало больно. Это была ложь. Общее благо – это была общая ложь, которой все придерживались. Из страха, из лени, из чувства собственного бессилия, из безразличия или еще по какой-то причине. Не важно. Причина всегда найдется. Но это была ложь.

– Кто это, общество? – спросил Поло.

– Это мы все. Все, кто живет в Натюрине.

– И на каком собрании общество решает, какие способности нужны?

– Для этого у нас есть управление, – спокойно ответил отец.

– Значит, общество – это управление?

– Общество решает, кто сидит в управлении.

– Как?

– Голосованием.

– Как это происходит? – не унимался Поло.

– Кандидаты выдвигают свои программы и люди голосуют за того кандидата, чья программа лучше.

– То есть, не общество пишет программу, а кандидаты смотрят, удовлетворяют ли они этим требованиям?

– Поло, – с упреком сказала мама.

– Что? Мне интересно, где я живу. Я хочу знать, почему я обязан так жить, кто это так решил, – ответил он маме. – Ведь это вранье? Общее благо – это ведь ложь? – обратился Поло к папе.

– Поло, все не так просто, как ты думаешь.

Это был стандартный ответ любого взрослого. Поло не стал это слушать. Он пошел в свою комнату, так и не найдя ответ на вопрос: почему с ним так поступают.

На следующий день после школы он опять увидел в окне квартиры задумчивого отца. О чем он так усердно думает, Поло не знал. Опять прогуляв допоздна, он вернулся домой. За ужином все сидели молча. Обычно вся семья, собравшись вместе, разговаривала о разном, но сейчас родители только изредка переговаривались фразами «подай хлеб» или «а где нож?» Так прошел и следующий день, а потом и еще один. В пятницу Поло не увидел отца у окна. Он подумал, что это странно, но пошел опять прогуливаться, правда, на этот раз недолго. Что-то беспокоило его, и мальчик вернулся раньше. Когда он зашел домой, увидел сидящую на кухне за столом маму. Она сидела неподвижно, будто скульптура, держа в руках небольшую бумажку. Поло подошел к ней, и посмотрел на бумажку.

«Номер 78 353» больше не функционирует. Приносим свои соболезнования».

Так в Натюрине выглядели похоронки. Ни имени, ни фамилии, ни причины смерти. Нельзя было даже посмотреть на тело и попрощаться. Была лишь бумажка с номером. 78353 – это номер отца. Поло испугано посмотрел на маму, мама посмотрела на него.

– Это из-за меня? – дрожащим голосом спросил он.

– Нет, – мягко ответила мама.

Ее лицо было бледным и не выражало эмоций. Она была будто в ступоре. Впервые Поло видел ее такой. Всегда подвижная и бойкая. Она любила и поболтать, и пошутить, и закрутить все вокруг так, что все двигалось и оживало, наполняясь жизнью. Но сейчас это была будто не она.

Поло не поверил ее «нет». Ему казалось, что земля уходит из-под ног. Он не разговаривал с отцом всю неделю, а так они еще никогда не ссорились. Отец был его лучшим другом, и с ним Поло делился почти всем. Всем, кроме его последнего увлечения, которое их и рассорило. Стоило ли оно того, Поло теперь понять не мог. Увлечение было с ним последние несколько месяцев, а отец все 13 лет. И хотя Поло уже не считал себя маленьким, ему все равно нравился их субботний семейный ритуал и дружные отношения с родителями. Сейчас он сидел в своей комнате и смотрел на рюкзак, в который обычно складывал вещи в вечер пятницы для похода в бассейн. Но теперь… Теперь он никогда не пойдет с отцом в бассейн. Поло никогда не поздравит папу с днем рождения, а папа не поздравит его. Теперь он не сможет поделиться с ним секретами, спросить совета или даже поспорить. Он никогда не увидит его задумчивое лицо в окне, не услышит его рассказов за обеденным столом, потому что его больше нет. И понять это было очень сложно, практически не возможно. Чувства Поло обострились, и он надеялся, что вот-вот прозвучит щелчок замка. И войдет отец. Но он не вошел ни в восемь, ни в девять, ни в десять, ни в час ночи. Не пришел он и следующим утром, когда они должны были идти в бассейн.

За завтраком он смотрел, как медленно двигается по кухне мама. Ее лицо все так же было без эмоций. Она приготовила завтрак и села за стол.

– Мы сможем узнать, что случилось? – спросил ее Поло.

– Нет, – ответила мама, с минуту просидев молча.

– Мы пойдем в сад? – опять спросил Поло.

Центральный ботанический сад был тем местом, где познакомились родители Поло. Туда они любили ходить в день годовщины свадьбы, и Поло об этом знал. Мама внимательно посмотрела на Поло. Он, наконец, смог увидеть в ее глазах грусть. Нельзя было понять, сдерживалась ли она специально, или это было невольное оцепенение. Но она будто не могла выплеснуть свою боль, будто не зная, как это сделать. И вопрос Поло, похоже, разбудил ее.

– Да. Пойдем, – ответила она. На ее глаза накатились слезы.

Весь день они провели в саду, медленно прохаживаясь по дорожкам. Никто ничего не говорил. Сказать хотелось многое, но не получалось. Не получалось, потому что невозможно было подобрать слова. В душе бушевали эмоции: боль, грусть, страх, досада, бессилие, злость. На все это накладывалось желание подбодрить и утешить друг друга, потому они гуляли молча, рассматривая растения глазами, и погружаясь глубоко в свою печаль душой. Сад был настолько большой, что за этим занятием можно было провести целую неделю, уходя все глубже и глубже в свое горе. Сейчас они находились в той самой необъяснимой точке времени, когда прошлое казалось безоблачно светлым и радостным, а будущее проглядывалось как нечто тягостное и непредсказуемое. И эти две противоположности будто сдавливали все тело тисками, из которых невозможно было выбраться.

Вернувшись домой, Поло собрал все свои игрушки для купания в коробку, оставив только подводную лодку – подарок папы на день рождения. Он пошел к маме, чтобы передать ее двоюродному брату.

– Я собрал свои игрушки, отдай их Тео, – произнес Поло и увидел, как сидит мама, держа что-то в руках. Это была записная книжка, та самая, в которую он записывал свои идеи и которую забрал папа. Рядом с мамой стоял ящик с его драгоценностями.

– Тебе они не нужны? – спросила мама, посмотрев на игрушки.