Вы снова мрачны и печальны

Ты будешь скучать, если я не приду к тебе больше никогда?

52: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

(пауза)

А ты найдешь второй револьвер? У меня нет.

53: НИНА ПЕТРОВСКАЯ

А зачем же второй?

54: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

А ты забыла обо мне?

55: НИНА ПЕТРОВСКАЯ

Ты?.. Почему?

56: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

Потому что я люблю тебя.

БРЮСОВ целует ПЕТРОВСКУЮ в макушку и даёт ей в руки сложенный исписанный лист бумаги. ПЕТРОВСКАЯ разворачивает его и читает.

57: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

Когда выйдем, скажешь Владику, чтоб за ужином спросил меня о новых стихах.

К столу выходят БЕЛЫЙ, ГЕРОЙ1, ГЕРОИНЯ1, ГЕРОИНЯ2. ХОДАСЕВИЧ неуверенно подходит к креслу.

58: ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

Идёмте к столу.

БРЮСОВ забирает лист и идёт к столу, пожимая гостям руки и сухо здороваясь с ними, ПЕТРОВСКАЯ задерживается с ХОДАСЕВИЧЕМ, шепча тому о просьбе БРЮСОВА. Далее ПЕТРОВСКАЯ, принимая беспечный вид, протягивает для поцелуя руку БЕЛОМУ и ГЕРОЮ1.

59: ГЕРОЙ1

(с пылом)

Я говорю вам – всё сделают буржуа. Пролетарии – должны быть рабами. Если кто мятежничает – убивать. Крестьяне жгут усадьбы? А зачем вы бежите в Петербург? Перестреляйте тех, которые нападают и сожгите сами, и не с помощью казаков, десять деревень кругом, и мужики поймут, что у вас есть право на землю.

60: ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

Ну, не будем сегодня о политике. Валерий Яковлевич, прочтёте свои новые стихи?

61: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

(поднимаясь, обращается к БЕЛОМУ с вызовом)

Борис Николаевич, я прочту подражание вам.

БЕЛЫЙ слушает, смотря в тарелку, БРЮСОВ читает стоя с листа.

62: ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

(пауза)

И тень, приблизившись, легла,

Верховный жрец отвел ей локон,

И тихо снял с ее чела

Из белых ландышей венок он.

Струи священного огня

Пьянили мысль, дразня желанья,

И, словно в диком вихре сна,

Свершались тайные лобзанья.

На ложе каменном они

Безрадостно сплетали руки:

Плясали красные огни

И глухо повторялись звуки.

Но вдруг припомнив о былом,

Она венок из роз срывала,

На камни падала лицом

И долго билась и стенала.

И кротко жрец, склонясь над ней,

Вершил заветные заклятья,

И вновь под плясками огней

Сплетались горькие объятья.