Волчье логово

– Что это? – вдруг спросила Бланш, глядя на его руку.

Все пальцы и ладонь монаха были покрыты мелкими ранками: порезами и ожогами. Некоторые раны были еще свежими, другие, напротив, уже затянулись и превратились в едва заметные шрамы.

– А, это, – улыбнулся он. – Это витражи. Я очень люблю их. Но они, видно, не платят мне тем же. Они, как капризные дети, которые не слушаются своей заботливой матери…

– Те, кто любят, тоже иногда причиняют боль любимым существам, – задумчиво ответила Бланш. – Скажите, святой отец, могли бы вы рассказать мне о той дивной стране и о вашей вере еще больше, чем поведала мне ваша трогательная повесть?

– О той стране.., – его взор остановился на каких-то далеких, незримых образах. – Как давно никто не просил меня об этом…

Они сели на холодный, пыльный подоконник. Бланш приготовилась слушать, время от времени поднимая глаза на учителя. Он был погружен в дорогие сердцу воспоминания, и странные, мимолетные выражения, сменяя друг друга, быстро пробегали по его строгому лицу. Они сидели неподвижно. Сияющие солнечные лучи освещали их сосредоточенные лица.

– Это одно из самых прекрасных мест на земле, – наконец начал сарацин. – Я отдал бы полжизни, чтобы хоть на час увидеть тот дивный край. Быть может, рай находится именно в Аль-Андалусе. Его веселые площади залиты солнцем. Холодные капли фонтанов касаются пересохших губ. Благоухающие, цветущие деревья дарят путнику долгожданную и желанную тень. Женщины там носят белые покрывала. Должно быть, они похожи на ангелов… Изящные, хрупкие башни мечетей возносятся к необъятному небосводу и тонут в белых хлопьях облаков. Мать часто говорила, что там так много простора и света, что душа теряется в нем, блуждая между далекими, неземными мирами… Там люди суровы, жестоки и прекрасны. Они читают намаз на рассвете, в час, когда тают последние звезды…

Он умолк, созерцая нарисованные им чудесные картины. В потухших глазах засветился огонек восторга и вдохновения. Бланш слушала, боясь глубоко вздохнуть, чтобы не разрушить этот дивный, невероятный сон.

– Мой отец был в той великолепной стране, – сказала она, очнувшись от волшебного видения. – Но я не решалась расспросить его об этом… Если бы мне выпало счастье оказаться там, я бы никогда не вернулась обратно… Тот край прекрасней самого безумного видения! Но расскажите мне, почему эта чудесная земля проклята Господом? Отчего ее жители блуждают во мраке страшных суеверий? Почему отвергают Спасителя? Об этом читал нам отец Готье. Как странно… Все священники говорят это. А между тем, в ваших записках сказано совсем другое… Я не понимаю…

– Христианам ничего неизвестно о последнем откровении, – прервал ее сарацин с надменной нотой в голосе.

– В «Песне о Роланде», которую читал отец Готье, все время говорится о «язычниках» и «неверных»…

– Мне это хорошо известно. Какое безумие! Мы вовсе не язычники. Мы верим в одного лишь всемогущего Аллаха. В его руках наши ничтожные жизни…

– А как же Магомет, которому поклоняются сарацины? Но у вас я прочла, что он разрушал идолов… Однако, нам всегда говорили, что неверные идолопоклонники.

– О ужас! Люди Писания безнадежно слепы! Они возводят хулу на последователей Пророка. Их глаза закрыты. В последний час они откроются, и они ужаснутся своему невежеству… Мы не идолопоклонники. Гробница Пророка потрясла христиан своей пышностью, и они решили, что мы поклоняемся идолам. Безумцы! Аллах же – единый и всемогущий Господь, в которого верят и христиане…

– О! – воскликнула потрясенная Бланш. – Так значит мы с вами верим в одного и того же Бога! Как же мало нас разделяет! Я думала, что между нами черная пропасть, а нам всего лишь надо подать друг другу руки, чтобы стать ближе… Но как же Магомет? Отец Готье называл его Антихристом и описывал, как ужасного вероотступника…

– Такова участь праведников, – со вздохом отвечал ей учитель. – Мухаммед был великим Пророком, мудрым и благочестивым человеком. Многие хулили и поносили его еще при жизни, ибо он нес людям великую истину. Страшно подумать! Ваши хронисты писали о нем, как о вероотступнике, пристрастившемся к вину, и даже, как об убийце! Да простит им великий Аллах! Они ничего не ведают. Пророк был самым благочестивым и праведном человеком на земле, не знавшим порочных и преступных человеческих наслаждений. Но его чистота и величие вызывали у людей злобу. Многие проклинали его за то, что он принес миру последнее откровение. Но мы не отступимся от гонимого. В Священном Коране сказано: «Мухаммед только посланник. Нет уже теперь посланников, которые были некогда прежде него; если и он умрет или будет убит, то ужели вы обратитесь вспять?» Таким же великим Пророком был и Иса, который даровал вам Писание.

– Иисус? – переспросила Бланш.

– Да, у вас зовут его так.

– Но Иисус был сыном Бога, а не пророком. Так нам говорят священники…

– В Священном Коране сказано, что это выдумки христиан. У великого Аллаха нет детей. Не может он породить себе подобное. Он единственный совершенен. Иса был всего лишь праведником и Пророком. Но христиане вознесли его и своих первосвященников, как Бога.

– Но ведь Иисус творил великие чудеса, – с сомнением начала девушка. – Не будь он сыном Господа нашего, как такое было бы возможно?

– Мусульмане говорят, что это тоже выдумки христиан, – отвечал он. – Но в «Библии» описаны его великие чудеса. Не знаю, что и думать… Мне неизвестна истина.

Бланш приложила тонкий пальчик ко лбу и надолго задумалась. Потом она медленно заговорила:

– Но почему мусульмане так жестоко ненавидят нас? А христиане призывают беспощадно сражаться с ними в Крестовом походе? Ведь оказывается, что между нашей верой и вашей так много сходства!

– В Священном Коране нет указаний на то, что нужно враждовать с христианами. Им было даровано Писание. Они не знают лишь последнего откровения. Но между людьми стоит плотная завеса невежества и мрака. Ваши хронисты и монахи знают о нас слишком мало, а наши праведники, в свою очередь, не знают всего о христианах. Кроме того, государям слишком мил запах войны и человеческой крови! Люди слепы и жестоки. В Священном Коране сказано, что нужно воевать лишь с язычниками и безбожниками, подобно тому, как у вас велят казнить еретиков.

– И вы смогли бы поступить так? – воскликнула Бланш, снова хватая его за руки.

– Я никогда больше не стану убивать, – твердо произнес сарацин, и пламя мрачной решительности вспыхнуло в его глазах. – К тому же, чем я, несчастный безумец и отверженный изгнанник, лучше любого еретика? Моя душа полна отчаяния и сомнений…

– О, – прошептала Бланш, – вовеки я не смогла бы отнять чью-нибудь жизнь… Я простила бы и самого падшего еретика. Я рыдала бы и над муками Люцифера в пылающем аду! Каждое творение Господа, даже самое заблудшее, достойно пролитой над ним слезы…

– Но мне пора уходить, – спохватился монах, взглянув в окно. Солнце уже стояло высоко в небе, было за полдень. – Меня ждут в монастыре.

– Еще мгновенье! Я хочу просить вас о милости.., – девушка опустила глаза. – Могу я отныне звать вас Юсуфом?

При волшебных звуках этого имени по бледному, измученному лицу сарацина пробежало странное, непередаваемое выражение. Какой-то далекий, внутренний свет мгновенно вспыхнул в его глазах. Губы задрожали. Тысячи воспоминаний разом нахлынули на него. И сквозь искаженные разочарованием и горем черты сурового монаха внезапно проглянул юный и забытый образ прежнего Юсуфа.

– Да, – ответил он еле слышно.

XXI. Праздник

О времена соблазнов, горьких слез,

Век зависти, гордыни и мученья,

О времена тоски, ушедших грез,

Век, чьим недугам нету излеченья,

О времена конца, ожесточенья,

Век, в коем страх и зависть мы познали,

О времена к бесчестному влеченья,

Век нашу жизнь снедающей печали.

Эсташ Дешан

Wir haben davon niemals je genug.

Nicht macht uns satt.

Die Gier kommt nie zur Ruh,

denn die Leere in uns drin

w?chst jeden Tag.

Die Angst vorm N?chternsein

Verflogt uns immerzu.

Tanzsaal. Tanz der Vampire