Ромашки на крутых берегах

– Кого там принесло еще, – по привычке заворчала женщина.

Тот, кто мало знал ее, предпочитал обходить стороной, считая грубой и даже жестокой. А она, словно старый замшелый колодец с обвалившимся срубом, но чистейшей хрустальной водой, дарила богатства своего сердца каждому, кто догадывался поглубже опустить ведро: чуть лучше познакомиться с ней.

Всех родных своих пережила эта удивительная женщина. После смерти мужа и сына, улетевших белыми птицами друг за другом, надела она маску равнодушия, чтобы не лезли к ней с пустыми расспросами. Лишь самым близким открывалась она. А кто они, близкие? Сирота Оленька, рано оставшийся без матери Александр, а оттого привязавшийся к ней всем сердцем. И вот теперь сын их. Тоже Саша. Тоже без родителей. Оттого-то вся Марфина нежность, нерастраченная с годами, хлынула бурным потоком. Может, еще кого она особенно привечала, но об этом потом.

Сейчас женщина снова пряталась в свой неприглядный старый колодец. Однако ненадолго.

Александр слышал, как она вышла на крыльцо, откуда раздался радостный возглас:

– Назар! Миленький, да заходи скорее, что ж ты на пороге!

Если бы не вчерашняя темнота, Александр тоже был бы встречен иначе с самого начала. Да он не обижался. Тихонько вышел из комнаты посмотреть на гостя.

Невысокий, но крепкий мужичок с юркими глазками и седой небольшой бородкой, видимо, заходил сюда нередко. Он по-хозяйски налил себе чаю, свободно уселся за стол и с любопытством оглядел Сашу с головы до ног.

– Постоялец у тебя новый? – спросил он у хлопотавшей Марфы, не поворачивая к ней головы. – Из обедневших штоль? Благородием попахивает, а богатством не пахнет, – важно заключил Назар, скаля белые зубы.

Александр напряженно улыбнулся.

– А тебе-то что за беда, – засмеялась Марфа и, повернувшись к Саше, пояснила: – Назар с мужем моим работал когда-то рука об руку. Вот, по старой памяти, заглядывает.

Мужичок побаландал баранку в чае, шумно глотнул и снова уставился на Александра.

– Где-то я тебя видел. Хотя какая разница. Столько людей мимо ходит, всех не упомнишь. Ну, все, – Назар допил чай, хлопнул себя по коленям и поднялся, – спасибо, хозяйка, надо мне поторопиться. А то на паром опоздаю. Весной с артелью за новый дом возьмемся. Да и сейчас делов хватает. Еще долго появляться не буду здеся. Ну, пойду служить людям и Отечеству.

– Возьмите меня в артель! – неожиданно для самого себя, попросил Саша.

Мужик, уже стоявший у дверей, резко повернулся.

– А чего мне делать-то с тобой? На тебя ветер дунет, ты и улетишь.

Назар, прищурившись, стал накручивать на палец свою бородку.

– Я не подведу, не сомневайтесь! – умолял юноша, – возьмите только, прошу! Избы и бани в деревне ставил. А чего не умею – научусь.

В карих глазах светилась робкая надежда.

– Вот ведь, свалился на мою голову, – заворчал Назар, – да что с тобой делать, пойдем. Если соберешься за минуту.

И мужик уставился на подарок Голубевых, большие настенные часы, висевшие у Марфы между окон.

Сашке собраться – только подпоясаться. Легко накинул дорожный плащ. Марфе Семеновне тихо сказал:

– Оставлю пока у вас памятку.

– Хорошо, Сашенька, у меня сохранней будет, пока ты жизнь свою не построишь. А так хоть заглянешь еще, меня, старуху, порадуешь.

Марфа грустно улыбнулась, обняла внучка.

– Готов, штоль? – недоверчиво покосился на Сашку Назар. – Ну добро, пойдем. Будь здорова, Марфа, не хворай.

До переправы шли молча. Александр сам не до конца понимал, зачем напросился в артель, но слова Назара про служение совпали с неотступной мыслью, пульсировавшей в голове после матушкиного дневника.

Уже у Волги Назар высморкался в сторону и важно заявил:

– В артели я старшой. Меня слушать беспрекословно, – он зыркнул острыми глазками и стал зачитывать неписаный свод правил: – не ныть, на жизнь не жаловаться, на кровати не валяться. Работаем с утра до позднего вечера. Цельный месяц на свободный отдых, раз в год. Ходи куда хошь, гуляй, веселись, но чтоб к сроку на месте был. Живем в бараке, все вместе. Семейные отдельно, ну да ты, видно, не из них. Мужики у нас сурьезные, спуску не дадут. С весны до осени – строим. Зимой и в непогоду внутри работаем. Господам купцам лепные потолки да стены делаем. Всему научились за столько лет. Ну как, не передумал еще?

– Нет, не передумал, – твердо отозвался Александр.

– Ну-ну, поглядим, – цепкие глазки задержались на сосредоточенном взгляде Саши.

***

Катерина Петровна, сестра покойного Александра Голубева, с досадой проводила очередного купца.

«Он еще пожалеет, цена ему не нравится! Глушь, видите ли!»

Она прошлась по печальной террасе.

«Расползлись, негодяи, как тараканы, даже порядок навести не могут, знали же, что я буду. Еще старикан этот вздумал помереть…»

Она злилась на всех вокруг, хотя понимала, что здесь не осталось почти никого, в скрытой близким лесом старинной усадьбе. Старик-приказчик умер, именно он берег и хранил господский дом от запустения. Крестьян Катерина не жаловала, никогда и близко не подходила к их домам, но считала, что они обязаны встречать ее хлебом-солью и быть при параде. Но в этот раз про нее словно забыли. Она с силой ударила кожаной перчаткой по старым перилам, тяжело села в бричку и прикрикнула на неуклюжего кучера.

***

За работой месяцы пролетали незаметно. Всю зиму, кроме праздников, артель трудилась в недавно отстроенном доме купца Петрова: лепные потолки, стены… Руки и ноги гудели с непривычки, Саша только и успевал добираться до своего уголка в бараке, где моментально засыпал. Он был даже рад, что на тяжелые, как камни, раздумья просто не хватает сил.

Первое время Назар, будто проверяя Сашку, нагружал его работой больше других. Было сложнее еще и потому, что мужики знали свое дело, а Саша только учился. Старшой сначала постоянно искал, к чему можно было бы придраться, но все чаще только довольно хмыкал и хлопал паренька по плечу.

– Это тебе не баня в деревне, – заметил Назар, глядя на Сашку, с восхищением застывшего перед законченной работой.

Молодой купец, Степан Васильевич, подкручивая тонкие усики, важно расхаживал по своим, еще пустым, владениям.

– Скоро жену сюда приведу, – между прочим заявил он и, не дождавшись поздравлений, ушел осматривать другие комнаты.

Конечно, Саша уже видел что-то подобное в усадьбе, но теперь он знал, как это делают человеческие руки. И его руки в том числе. Весь в белой мелкой пыли, словно поседевший, как и вся артель, Александр с мальчишеским восторгом вдруг подумал, что когда-то неизвестные мастера вот так же работали в доме отца. Он повернулся к Назару и выдохнул:

– Как же хорошо!

– Это еще что, – хмыкнул мужик, внимательно щурясь на Сашу, – вот когда ты дом с фундамента выстроишь…

Он не договорил, словно какая-то мысль осенила его:

– Вспомнил!

Назар хлопнул себя по коленям.

– Ты, Сашка, не родственник, случаем, господ Голубевых? Уж очень ты на сынка ихнего похож! Как же звали-то его…