Ромашки на крутых берегах

– Это после свадьбы успели сделать, – пояснила хозяйка. – Оленьку он сюда вписал. Хоть и говорили все, что не ровня они, а такая пара славная получилась. Для любви, видать, заборов не поставишь. Подольше бы им пожить, редко, когда вот так, душа в душу…

Марфа смахнула слезу с ресниц и вдруг засуетилась:

– Что ж это я, тебе давно отдыхать пора, пойду комнату приготовлю.

– Спасибо вам, Марфа Семеновна.

Саша с бесконечной благодарностью посмотрел на нее горящими карими глазами своего отца.

Женщина улыбнулась в ответ, а в темноте соседней комнаты закрыла лицо натруженными ладонями, прячась от нахлынувших воспоминаний.

Александр поспешил помочь хозяйке, чтобы поскорей при свете свечи остаться один на один с девичьим дневником матушки: он понял, что уснуть сегодня не сможет, пока не прочтет его от начала и до самого конца.

Огонек слабо дрожал на подоконнике. Саша, не раздеваясь, бережно держал свое сокровище: память о родителях, записанную нежной рукой вечно молодой матушки. Дневник словно начинался с середины. Возможно, до этой тетради была другая, безвозвратно утерянная. Но самое главное хранилось здесь, в этих ровных строчках.

***

Дневник

16 июня

Шью новое платье для купчихи Снегиревой. Марфа Семеновна чувствует себя лучше, правда еще жалуется на головную боль.

Снова приезжал А. Г. Теперь они живут на этом берегу, в летней усадьбе. На лошади, наверное, недолго до нас. Он такой заботливый, очень переживает за свою кормилицу. Привез гостинцев с ярмарки и лекарства. Зачем-то все спрашивал, что я шью, разве это может интересовать мужчину? А я опять, вместо того, чтобы поговорить с ним, хоть бы и о шитье, вся сделалась красной как рак. И молчала как рыба. Двух слов связать не могу. Каждый раз ничего не могу сделать с собой, как только А. появляется на пороге, какая-то глупость на меня нападает. То молчу, то начинаю нести такую чушь, что лучше бы молчала… Он, наверное, считает меня последней дурочкой…

21 июня

А. Г. приезжает каждый день. Марфа Семеновна совсем оправилась после болезни. Теперь он, наверное, не будет так часто ее навещать, а жаль…

Одно платье готово. Нужно приниматься за следующее.

8 июля

А. Г. продолжает приезжать каждый день… Марфа Семеновна все шутит, что не ради нее он это делает. Нет. Это невозможно. Выкинь из головы глупые мысли, дрянная девчонка, ты не стоишь его мизинца!

А вчера он попросил сшить для него рубашку! И сегодня приедет, чтобы снять мерки… Мне кажется, я жду каждый день его приезд. И если он задерживается, начинаю волноваться. Но при нем… Снова веду себя ужасно глупо. Когда А. Г. уходит, чуть не плачу. Ну почему я такая нескладная…

Кажется, едет. Я опять вся дрожу. Надо поскорее спрятать всю эту писанину и сесть за работу.

А. Г. ушел. Это ужас. Так стыдно. Теперь он еще думает, что я неумеха. Даже мерки снять не смогла по-человечески… Все из рук валится. В конце концов, он все померил сам… Теперь, когда кончу платье Хлебниковой, сяду за рубашку. Надо хотя бы сшить хорошо. Для него! Для А. Г.!!!

16 июля

Сегодня заканчиваю рубашку для А. Г. Жаль… Для него одного всю бы жизнь шила… Опять эти глупости. Он приезжает к Марфе Семеновне и только к ней! На меня обращает внимание из вежливости! Запомни уже это!

У его жены будет очень красивая фамилия, Голубева. И она будет самой счастливой женщиной на земле!

И она будет дворянского рода, из хорошей семьи и с богатым приданым!!!

А я сегодня просто отдам заказанную рубашку, как отдаю платья купчихам. Но почему же он так долго не едет?

Ничего не буду писать. Хотя нет. Он целовал мне руки! Так рада, что ему понравилась рубашка… Обещал постоянно ходить только в ней. Пошутил, наверное. А если нет? Надо будет сшить ему такую же на смену.

18 июля

Марфа Семеновна поехала в город к знакомым и вернется только завтра. А. Г. уже не застал ее (он и правда в моей рубашке каждый раз приезжает, надо поскорее сменную сшить). Сказала, что ждать сегодня хозяйку бесполезно. А он спросил: «Можно я просто так останусь? Ненадолго». Надо было ему отказать… Без Марфы Семеновны совсем глупо получилось. С ней они хотя бы вдвоем разговаривают. А без нее… Он что-то спрашивает, а у меня будто звон в ушах, не понимаю ничего. Делаю вид, что очень занята работой. А. Г. понял, что я совсем дурная, книгу Пушкина достал. «Капитанскую дочку». Я читала когда-то такую вслух, когда у купцов Балобановых жила. Очень она мне нравилась. Что-то даже запомнилось. А ему сказать не могу ничего. Сижу как воды в рот набрала. Реву теперь. А почему, сама не знаю…

2 августа

У дорогого А. Г. что-то случилось. Он не признается. Но второй день приходит задумчивый и даже грустный. О чем-то говорил с Марфой Семеновной. Рано уехал сегодня. Бедный, бедный А.! Что же у тебя случилось?

Совсем забыла написать: вторую рубашку сшила давно, отдала ему. Вышила на воротнике его вензель. А он так обрадовался в тот день, как будто ему большой дом в городе подарили, а не рубашку. Так рада, что он рад…

18 августа

А. Г. редко приезжает. А скоро совсем перестанет: в конце лета он отправляется в столицу. Надолго. Как же мы будем здесь одни, без тебя, наш дорогой А.! Но не думай ни о чем. Там жизнь, настоящее общество, не то что мы…

Ты обещаешь помнить про нас. А надо ли?..

28 августа

Он уехал. Ничего не могу делать. Нужно срочно закончить заказ, а я реву. Милая Марфа Семеновна, вы самый мудрый человек на земле. И единственный родной для меня теперь. Наверное, А. Г. я больше не увижу. Он скоро женится… Случайно услышала, как они говорили с хозяйкой… Конечно, на столичной барышне, на ком же еще?

Опять мешаю Марфе Семеновне спать своими каракульками. Простите, больше не буду.

20 сентября

Сегодня пришло письмо из столицы от А. Г.! На конверте написано: для Марфы Семеновны, но он же знает, что она не сможет прочитать… (Он хотел научить ее грамоте, и я тоже пыталась, но наша милая хозяюшка считает, что ничего из этого не выйдет).

Боюсь вскрывать конверт. Сердце сейчас выпрыгнет…

Как это возможно?! Надо успокоиться. Сначала я читала вслух. А. Г. писал своей добрейшей кормилице, справлялся о ее здоровье, сказал, что хорошо устроился, а потом попросил передать горячий привет «скромной красавице Оленьке»! А дальше… Все остальное письмо оказалось для меня! Он знал, что читать буду я! Уже молча… Покраснела как помидор перед Марфой Семеновной. Но она, наверное, все и так поняла… Он опять благодарил за рубашки, написал, что страшно скучает и очень хочет увидеть меня… И еще, если он мне не совсем противен, будет благодарен даже пустому листу бумаги в ответ. Только чтобы на конверте было написано мое имя… Не совсем противен… Знал бы он…

А еще там лежали ромашки… Кусочек лета осенью… Не буду гадать. Зачем, если каждое слово в письме шепчет: «Люблю».

21 сентября

Ну и глупостей же я натворила!!! Написала письмо. На трех листах. И отправила. Уже. Даже не перечитала… Если б начала, то разорвала бы и бросила в печь. Сперва не знала, как начать, как обратиться к дорогому моему сердцу А.Г.

С огромной радостью назвала бы его и милым, и любимым… Написала просто, Александр! А дальше… И скучаю ужасно, и письма буду ждать, и ромашки его сохраню, чтобы всегда рядом были. Уже не припомню всего. Про Пушкина еще написала! Про книгу его любимую. И что совсем он не противен мне, просто я какой-то деревянной делаюсь рядом с ним. От Марфы Семеновны еще поклон передала. Хоть она и не знает, что я письмо написала. Или догадывается?

14 октября

Этот день сохранится в памяти на всю жизнь. Началось все ужасно бестолково. Мне работу нужно заканчивать, а то нитка порвется, то игла сломается. Потом две чашки со стола упали. Пока осколки собирала, слышу, подъезжает кто-то. Подумала, что заказчики уже на пороге. А я кончить не успела. Бросила чашки, схватилась за работу. Вся взмыленная, красная. И заходит Сашенька! Я так и села. И сказать ничего не могу. Только улыбаюсь глупо… А он серьезный такой, натянутый как струна. Подошел ко мне с порога, за руку взял и говорит: «Оленька, станешь ли ты моей женой?»

А меня трясет всю, слова сказать не могу… А ведь мечтала это от него услышать! А сама… А он так грустно вздохнул: «Ты подумай, и, если говорить со мной не хочешь, письмо напиши. Буду ждать твой ответ». И к дверям пошел. Тут меня как прожгло всю. «Саша, – закричала, – Сашенька…» И снова плакать. А он меня, как маленькую, утешает, по голове гладит. Наревелась я, к руке его сильной прижалась, и говорю, что и во сне о таком счастье мечтать не смела… Меня прорвало словно. Сидели мы с ним часа три. Все наговориться не могли. Переживала я только за родных его, что скажут? Но он заверил, что отец благословит. И это главное. А еще он помог мне с работой и чашками моими разбитыми.

Сашенька больше не уедет! Он останется здесь, рядом! А после Святок обвенчаемся. Так скоро! И так долго!