Изобретая чудеса

– Это немного выбивает… Как вы часто говорите – напрягает, – осторожно отозвалась Аня.

– Для меня этот язык как иностранный, – пожала плечами Лара и перекинула домашнюю сорочку через перегородку.

На деле так оно и было. Как бы хорошо ты ни старался говорить на литературном английском, рано или поздно проскользнет «that sucks», а, говоря с маленьким ребенком, выдашь «херня». И с этим ничего не поделать. У Лары не было привычки держать спину ровно и загибать сложные предложения в повседневной речи. Что здесь скажешь? Отстой.

Но все это было утром, а теперь Лара стояла посреди гостиной, где каких-то пятнадцать минут назад читались стихи. Гордо приподняв подбородок, она целилась в голову Евгению Петровичу. Ладно, целилась она не совсем в голову, а чуть выше, в мишень над головой, и вот, в лучших традициях произведения, в котором герою то и дело улыбается удача, Лара произвела единственный выстрел и, разумеется, попала. Лара не могла не попасть: лет с 10 она обожала тир, конечно, там ей нравился не сам процесс выстрела, а получение приза. Но какая разница, если нынче стреляла она отменно.

Евгений Петрович убрал от лица серебряный поднос, который Лара предусмотрительно всучила офицеру для защиты от вишневых косточек. Разумеется, стреляла она не настоящими пулями, если бы что-то пошло не так, Лару бы вряд ли приняли в дружный коллектив. Комната наполнилась аплодисментами. В тот момент ей очень хотелось повторить фразочку из тиктока: «За декабристов и двор, стреляю в Милорадовича», но она воздержалась – не в тиктоке, подобные вещи звучали не смешно.

С довольным видом победителя, Лара опустилась в кресло возле окна. Хорошее место, которое, как казалось Ларе, приносило удачу. Именно здесь она заключила пари с Рылеевым, именно здесь они сидели, когда литератор сообщил, что нашел для нее издателя.

– Послушайте, Лариса Константиновна, – к ней подсел тот самый Евгений Петрович, в которого она целилась, – но почему вы не пишете под своим именем, к чему все это?

В руках он держал утреннюю газету, где как раз опубликовали ее заметку. Лара предположила, что Кондратий Федорович, как хороший менеджер знаменитости, раздавал экземпляры при входе. С другой стороны, ей экземпляра не выдали.

– Знаете, если говорить о каком-либо возвышенном мотиве, куда легче выражать идеи, будучи неузнанным. Я могу сказать что угодно, не опасаясь, что в дальнейшем меня за это будут порицать – все негодование оставим на долю Максима Константиновича. К тому же, без лишнего лукавства, стали бы вы серьезно относиться к моим текстам, подпиши я их женским именем?

Ее собеседнику было сложно сказать что-либо не солгав. Поэтому он согласился с иным:

– Да, не поспоришь, говорите вы весьма дерзко, – заметил тот сворачивая газету в трубу.

Мужчина Ларе не сильно нравился. Ей вообще мало кто нравился. Дурацкие прически и штанишки с высокой посадкой едва ли делали местных кавалеров привлекательными. К тому же, она, в отличие от местных мужиков, была достаточно высока. Короче, вариант с браком по расчету Лара отложила в дальний ящик.

– Я говорю свободно, – наконец покачала головой Лара. – Разве не в этом смысл?

– Не пытаетесь ли вы, Лариса Константиновна, сказать, что вас не устраивает положение дел Отчизны? – заговорщицки улыбнулся собеседник.

– Не сочтите за труд, сударь, избавить меня от необходимости сознаваться в чем бы то ни было, – Лара немного запрокинула голову. Знал бы этот сударь, плененный ее вкрадчивой манерой речи, с каким трудом идет составление этих томных фраз. – Все, что я пытаюсь сказать: не находите ли вы страшной глупостью то, что какие-то люди в кабинетах решают за меня, дурна ли книга или хороша? Неужто я сама не вправе решить, что будет мне вредно?

Лара внимательно посмотрела на собеседника и как-то простодушно улыбнулась:

– Не стоит делать вид, что хоть один из здесь присутствующих не жаждет хотя бы книжной свободы.

После этой фразы девушка извинилась и встала, намереваясь взять чего-нибудь выпить. Светские приемы казались чем-то манящим, но, как оказалось, только в художественных фильмах. Собрание утомило девушку, как перерывы между выступлениями на культурном форуме: нужно улыбаться, и, если кто-то из гостей захочет с тобой поговорить, не ударить в грязь лицом.

– Позвольте, Лариса Константиновна, – догнал ее возле стола с шампанским собеседник, – ведь в таком случае главная проблема кроется где-то вверху, не находите? – он вновь указал ей на кресла около окна, намекая на необходимость продолжить разговор.

– Помилуйте, – вздохнула Лара, – проблема никогда не бывает только где-то вверху. Проблема всегда в головах, покуда народ сам не поймет, что положение дел критично, ничего не изменится, – она отпила совсем несладкого напитка и поморщилась.

– Но будь все умны, как вы, – он доверительно наклонил голову, – хотите сказать, что и потребности в изменениях не возникло бы?

В гостиной становилось все шумнее, поэтому Лара перестала опасаться говорить на спорные темы.

– А выходит, что это только вы умны? – она так же доверительно наклонилась к собеседнику. – Не сочтите за дерзость, но не чувствуете ли вы в себе сил взять роль Бога?

В комнате царила поразительно веселая атмосфера, как на любой современной вечеринке, словно здесь собирались не люди, затевающие страшное.

– Позвольте, но не берете ли вы и на свои хрупкие плечи столь же непомерную ношу?

Ларе показалось, что с ней просто заигрывают, но лично ее подобные темы для разговора никак не заводили.

– Я не имею привычки заблуждаться, – лаконично отозвалась она и откинулась в кресле. – К тому же, не такие уж и хрупкие у меня плечи.

– Смею ли я надеяться на то, что вы развернете эту мысль? – он также откинулся в кресле. – Разумеется не о ваших плечах.

– Мы не нация революционеров… У нас никогда не будет, как в Европе, – вздохнула Лара, знающая о том, что пройдут века, а люди так и не научатся выходить бороться за права. – Мы будем неистово ругать то, что имеем, но не пойдем что-то менять.

– Прошу простить, но я не могу здесь согласиться, – переменился в голосе Евгений Петрович.

– Отчего же? – удивилась Лара.

– Ежели бы Отчизна наша держала правильный курс, мы бы стали ее верными слугами!

– Откуда вам, Евгений Петрович, известно, что есть верный курс? – улыбнулась Лара. – Прошу заметить, я не выражаю несогласие с вашим мнением, а просто делюсь наблюдениями: армия может сместить государя, но положение дел изменится едва ли. В конце концов, мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали.

Повисла неловкая пауза. Возможно для собеседника это было нормальной тишиной, но Ларе хотелось сбежать. Она и так сболтнула лишнего.

– Но ведь поэтому и необходимо создать парламент, – наконец нашелся собеседник.

– И будет как в Британии? – тут же уточнила Лара. – Где у власти сидят одни и те же лорды, отстаивающие свои интересы и не разрешающие журналистам про это писать?

– Почему вы так категоричны? Где ваша вера в лучшее?

Ларина вера в лучшее осталась где-то в районе учебника по истории. Она знала, что все закончится провалом и, впервые за полтора месяца новой жизни, задумалась, что вообще она забыла среди людей, идеалы которых ей всегда были далеки. Ларин самый большой страх – жестокая и беспощадная гражданская война. А все ее новые друзья – те самые бунтари, которых бьют на митингах, дают сроки и штрафуют за плакаты со смайликами. Внезапно, ей стало невыносимо тоскливо.

Глава 5. Я предпочту не говорить

Лара стояла посреди прихожей в голубом платье. Она случайно поймала свое отражение в оконном стекле, прежде чем начать выпутываться из оков корсета. Даже отвернувшись от отражения, девушка не могла выкинуть из головы то, что увидела. Она себя не узнала. Все в ней точно принадлежало кому-то иному. Болезненная мысль: она никогда не будет спасена. Тушь размазалась, а прекрасный принц так и не бросился за ней в погоню. Она была невероятно одинока.

Быть может, некоторые просто не рождены для жизни в сказке? По крайней мере, Лара. Она все время чувствовала себя самозванкой. Ждала, когда уже хоть кто-нибудь поймает ее за руку и прокричит: «Эй, господа, Лара Вовк никакая не графиня! Она просто студентка журфака! К тому же прогульщица!». Но время шло и ее образ все больше и больше обрастал слухами: кто-то говорил, что она фаворитка одного из членов Британской короны; кто-то, что ее семья промышляет рабовладельчеством в Штатах; кто-то припомнил ее родство с послом Франции. Все сходились в одном: юная девушка, позволяющая себе подобную вольность – неприлично богата и влиятельна. Как известно, слово произнесенное имеет невероятную силу, а слово, передающееся шепотом из гостиной в гостиную, становится реальностью.

До этого дня Лара с маниакальной стойкостью переносила все испытания. Словно ледокол она шла вперед. Казалось, ничто не может ее остановить, но внезапно наступил Новый год. Новый 1825. И что-то у нее внутри щелкнуло, надломилось.

Лара нравилась далеко не всем. Например, Трубецкой ее очень плохо переносил. Но вот его жена, Екатерина Ивановна, почему-то прониклась судьбой одинокой американки. Потому, вопреки возражениям супруга, увлекала графиню Вовк на балы, на которые так щедр зимний Петербург.

Девушка вышла на морозный двор. Снега не было, от этого все казалось поразительно мрачным. Невыносимо сухая зима. Лара вздохнула полной грудью, мороз сковал легкие. Она вспомнила, как маленькой лепила с мамой снеговика в этом дворе веками позже. У нее не было настроения веселиться. Хотелось побыть одной, но нужно идти вперед. Нужно входить в свет.

Она отправилась на Мойку, где чета Трубецких должна была встретить ее. Лара вышла из арендованного экипажа к парадным дверям и медленно огляделась. Весь этот пафос пугал: она точно выходила на новый уровень. Когда она переезжала в дом за экономическим факультетом, казалось, что она недостойна там жить. Подобная смена локации – из скромной квартирки с видом на лес в элитный комплекс – точно нарушила заведенные правила игры.

Ее приглашали танцевать, она улыбалась, но впервые за долгое время не могла отделаться от ощущения всепоглощающего одиночества. Вспомнилось, как мама как-то сказала, что ни одного Нового года не будет у Лары без семьи. Это было сказано так давно, в то время для девушки существовало лишь желание протестовать, слова матери она восприняла в штыки, как проклятье. Но вот настал тот день, когда Лара празднует с друзьями, но отчего-то слезы подступают к глазам. После очередного вальса, она вежливо извинилась и незаметно выскользнула на балкон.

К этому моменту Лара уже научилась держать спинку и подбирать верные слова. Она стала меньше думать о происходящем вокруг и, к своему горю, погрузилась в душевные терзания.

Лара прислонилась к холодной стене и прикусила большой палец, пытаясь не расплакаться. Вспомнилось, как она орала на мать за то, что та пригласила неприятного двоюродного брата на праздник. Она была готова биться головой об стену, снова поправиться на двадцать килограммов, лишь бы очутиться за тем столом, где ей можно было громко смеяться и не нужно держать спину.

Внезапно Лара ощутила на себе чей-то взгляд. В противоположном углу балкона стоял какой-то офицер. Нет, лишь тень. Фантом.

– Прошу простить, – силуэт слегка кивнул, – я потревожил ваше уединение.