Изобретая чудеса

– Отлично! Будем считать, что человек – та же кукла. Грамоте обучена?

– Конечно, пишу на русском и французском…

– Чудненько! Я так понимаю, ты из разорившихся дворян? – все еще серьезно допрашивала Лара.

– Да, но это не дает вам права потешаться надо мной! – вскинулась Аня.

– Помилуйте, над кем я насмехаюсь? Мне нужен кто-то вроде тебя, кто-то, кто шарит за все эти бабские штучки и этикет. Потому что, как ты могла заметить, на дворянку я, пока что, едва ли тяну.

Повисла пауза.

– А вы дворянка? – ляпнула Аня.

– Я понять не могу, что за уровень недоверия ко мне? Для человека, у которого стащили все деньги, ты слишком подозрительная.

– Простите, Христа ради! – окончательно смутилась Аня.

У Ани Мишиной были поразительно чистые глаза. Вот она замуж выйдет без особого труда!

– Тебе лет-то сколько?

– Полных шестнадцать! – отрапортовала Аня.

– Короче, если тебе идти некуда, предлагаю работу. Предупреждаю сразу, работать будешь тяжело и пока я не поправлю свои дела – бесплатно, но гарантирую еду и крышу, а если все сложится – жениха богатого. Я тебя здесь не держу, поэтому сможешь уйти, если найдешь что-то надежнее или мужика.

Аня ахнула на грубой фразе про найти мужика. Но все же уточнила:

– А в чем подвох?

– Ну, тебе придется жить со странной женщиной, – пожала плечами Лара.

– С какой?

– Со мной.

Глава 4. Это вы меня позвали

Тем вечером все Ларины новые знакомые замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить Лару к себе на чтение стихов. Девушка не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц XIX века знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ женщинам разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила Лара это лишь потому, что позавидовала прежнему положению дел – ей на пары ходить нужно было обязательно.

В любом случае, можно много говорить о месте женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной является типичным для представительницы того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки.

Но возвращаясь к выстрелу. Все началось с Ани:

– Лариса Константиновна, – нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

– Лариса Константиновна, – обратилась Аня уже громче, – принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

– Какому брату? – от удивления Лара даже проснулась.

Разумеется, она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить письмо для него даже в утро девятнадцатого столетия не хотелось.

Сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка, утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, когда ждешь включения центрального отопления. Ах, да, здесь и отопления нет. Ларе захотелось в родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

– Максиму Константиновичу… – неуверенно протянула Аня. – Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

– Максима Константиновича не существует, – зевнула Лара. – Одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

– Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования!

Как всегда суетилась Аня. Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерк у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

– Максимка – это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная, – протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

– Но кто же тогда Максим Константинович? – окончательно запуталась Аня.

– Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным, – Лара усмехнулась.

– Вы что, мужчина? – ляпнула Аня.

– Ты в своем уме? – Лара подняла взгляд на девушку. – Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню – блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где на две с половиной тысячи можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, в то время как у портного молодая девушка оставляла четыреста рублей за раз. Работа вышла такой злободневной, что никто, кроме самого Рылеева не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили почти пять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.

– Ладно, забей, – по старой привычке махнула рукой Лара. – Грей воду, будем мыть голову.

– Куда-то собираетесь? – вышла из ступора Аня.

– Кондратий Федорович пишет, что все его друзья пламенно желают видеть моего брата этим вечером, – самодовольно хмыкнула Лара.

– Но его же не существует…

– Слушай, не раздражай меня! – Лара нервно отвернулась от своих трех платьев.

Дело было деликатным: во-первых, Лара была женщиной. Собственно, здесь можно поставить точку. Слышали ли вы когда-либо о девушках-декабристках? Вот и Лара затруднялась ответить. Во-вторых, она прекрасно понимала, что все, собравшиеся на этом вечернем празднике жизни, из дворянских семей. Даже если предположить, что все они достаточно толерантны, мы уже уяснили, что на представительницу привилегированного общества она не тянет. За время пребывания в чуждой среде, Лара, разумеется, улучшила манеры, но все еще не дотягивала даже до провинциальной Ани.

– Лариса Константиновна, простите, ежели я вас обижу, но не могу не задаться вопросом…

Лара, пытающаяся как можно скорее высушить длинные волосы, отвлеклась от динамичного терзания влажных кончиков и внимательно посмотрела на соседку.

– Почему вы так странно говорите? – она замялась, а потом добавила: – не поймите меня неправильно, но ваша речь так причудлива… Вы так невероятно сочетаете низкую лексику и литературные обороты…

– Хочешь сказать, что это сильно бросается в глаза? – Лара перестала мучить волосы и направилась за ширму.