Судьба – тени прошлого

– Всё – довольно! Мы поняли, капитан. Больше такого не повторится, – неожиданно встрял в конфликт Эйден.

Ольгерд и Дэрек переглянулись и всё-таки решили отступить.

Спустя порядка двух часов лагерь уже был полностью разбит. Дождь стих. Среди полуголого леса ярко горели костры.

– Что ж, думаю, сейчас хорошее время для приёма пищи, – присев вместе с остальным, предложил Дэрек.

– Да. Неси оленину, Ольгерд, – согласился Джеймс. – Нужно хорошо подкрепиться. Постовые уже назначены?

– Вроде армейских поставили, – ответил Эйден.

– Чёрт… Не нравится мне это… Все эти махинации неспроста. – Джеймс сплюнул, чуть не попав в огонь. – Да и капитан весь, как на дрожжах. Ай, да и пусть. Мы всё равно не сможем ничего уже сделать.

– Вот так, – сказал запыхавшийся Ольгерд, положив возле костра безголовую и безногую тушу оленя. – Подайте нож.

Джеймс вынул из ножен лезвие и подкинул в сторону товарища. Ольгерд подобрал его и грубо рассек тушу на две части: на маленькую и на большую. Крупную часть он унёс обратно. Маленькую же далее Джеймс разрезал на ещё более маленькие части и насадил их на заостренные палки. Затем ребята принесли два крупных камня, повалив их по обе части от костра. Далее Ольгерд взял палки с мясом и положил их на камни так, чтобы надёжно зафиксировать их положение.

Далее ребята беседовали, поедая оленину, вспоминая смешные или интересные истории, травя байки и напевая песни. Через какое-то время все легли спать. Все, кроме Эйдена.

После того, что случилось этим днём, он был сам не свой. Таким молчаливым его никогда не видели, однако не придали тому никакого внимания, ведь после такого позора и удара по репутации подобное поведение казалось вполне адекватным. Но все это время в голове рыжеволосого крутилась одна мысль: отомстить. Его разум был давно помутнен. После гибели родителей он возненавидел всех и вся, полагая, что этот гнилой мир виноват в его горе. Месть, которую он хотел воплотить по отношению к Эди, была, скорее, вопросом его принципов и жизнеубеждений. Каждый раз, когда его отодвигали на второй план, он поглощался ненавистью к себя и другим. Когда Зендей добился взаимности быстрее него, когда Адияль получил больше внимания, чем он, всегда когда кто-то получал что-то быстрее или в большей мере, чем он, Эйден внутри пылал пламенем ярости и желания сделать всё иначе.

И сейчас Эйден, взяв нож, которым Джеймс рассекал тушу, медленно подошёл к спящему Адиялю и занёс лезвие над ним. Однако руки его внезапно задрожали.

Ну же, тряпка… Соберись! Вспомни, как он поступил с тобой! Вспомни, как этот мир поступил с тобой! Чего же ты ждёшь? Или ты не хочешь убивать Эди? Этого сопляка, это ничтожество? Ты боишься убить его? Или не хочешь? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! Мать твою! Почему я не могу прикончить эту суку? Почему моя рука дрожит? – крутилось у него в голове. Но в конечном итоге, он выронил нож. Он не смог. Было ли это проявление честности, добродушия, любви, страха – уже не важно. Суть – он выронил нож осознанно.

Эйден заснул. Но во сне он ревел, истерзывая себя презрением.

VII.

С рассветом капитан Фрей разбудил весь отряд своим звенящим рогом и заставил немедленно выдвигаться, и, собрав вещи, все поспешно последовали за командующим.

Так как время было слишком раннее: солнце ещё только начало выходить, – ребята не успели даже понять, что происходит.

Ехал отряд не столь уж и быстро. Да и кони с утра не могли разогнаться. Однако осенние пейзажи этих краев Невервилля очаровывали солдат ни чуть не меньше писцов, черпающих вдохновение для своих трудов из этих видов золотых полей и лесов. Да и прохладный ветерок приятно обдувал сонливые лица юношей, идущих на очередной подвиг ради своего дома. Во благо своей Родине!

Вдруг кто-то из военных начал насвистывать одну из знаменитых северных бардовских песен. Затем кто-то начал аккуратно, словно сомневаясь или стесняясь, напевать слова. Потом кто-то поддержал его, и вдруг уже весь отряд дружно стал петь гимн бравых солдат:

Так будем же мы целы,

Так будем же мы петь,

Что воины мы бравы,

Идём врагов иметь,

И первый же будет на моём клинике,

Да скажем ему дружно: нечего пыхтеть,

Надо было раньше думать о семье,

Ибо в нашей воле убить тебя теперь!

Но мы же не южане,

Мы можем и простить,

Что против нашего родного выставил ты меч,

Ведь в конце концов свой же выронил теперь!

Ха-ха-ха! 

Быть нам не весело

На нашей же земле,

Когда такие вот отбросы

Пляшут вольно здесь,

Потому мы резво

Выкинем всю спесь!

И будем дальше петь,

Как на свадьбе же своей!

В кульминационном моменте, где хоровой церковный мотив должен был смениться на более активный и мелодичный народный, вдруг самые голосистые ребята, что шли впереди, резко замолчали, сбив с ритма весь отряд. Затем неожиданно вся передняя часть конвоя остановилась и начала толпиться, при этом не произнося и звука. Джеймс, Эди и остальные тоже подтянулись посмотреть, в чем же причина резкой паузы и в песне, и в следовании маршруту. Однако никто из них даже и представить не мог, насколько истинно увиденное могло ошарашить и напугать даже самого крепкого и неподатливого воина, закаленного в битвах. Перед их глазами открылся ужасающий вид на спаленную до пепла деревеньку. Кроме того, среди серой золы можно было разглядеть трупы, изуродованные пламенем, но не сгоревшие полностью. И даже самое ужасное было отнюдь не это. Слегка поодаль на тропе, по которой они следовали, были расставлены огромные X-образные кресты с распятыми на них женщинами, детьми, мужиками.

Увидев это, многие потеряли дар речи. Некоторые непроизвольно дали ход эмоциям, заплакав.

– Разворачиваемся! Живо! Все! – скомандовал во весь голос капитан. – Немедленно меняем направление!

В этот момент многие в отряде, кто сомневался в руководстве Фрея, осознали, что, видимо, его решения принимаются не на пустом месте. Они выверены. И то, что они узрели, шло несколько, возможно, вразрез с теми стремлениями, которым следовал их командир. Помимо сего, это зрелище явно имеет какую-то прямую связь с тем, что за операция ожидает их отряд. Однако неведение полной картины все же, несомненно, настораживало.

– Нет… – едва слышимо произнёс Джеймс, когда отряд уже шёл в ином направлении. – Дело не в том, что мы увидели… – было сказано слегка громче, но всё же очень тихо. – Мы должны были это увидеть, – на сей раз эти слова уже были достаточно разборчивы для ближайшего круга. – Весь план был в том, чтобы нас заставить увидеть это. Все смены маршрута были выверены именно высшим командованием. Фрей ничего не знал. Я увидел на его лице удивление и ужас ничуть не меньший, чем у других. Нет… Он говорил правду: наш капитан и сам понятия не имеет, в чем идея и цель нашей операции…

– С чего ты взял? Что вообще тут можно понять? – недоумевая, буркнул Ольгерд.

– До этого момента я думал, что информация о смене маршрута приходит либо голубем, либо гонцом. Однако ни того, ни этого в этот раз не было. Я внимательно следил за каждым его взглядом. Значит, подумал я, он, вероятно, сам управляет нашим движением, но затем я осознал одну важную деталь. Во-первых, как я уже и сказал, – страх, ужас и удивление на его лице. Во-вторых, определённо точно можно сказать, я уследил за направлением его взгляда: красный флажок на одном из крестов и – что не менее важно – стрела, воткнутая в него же и указывающая в ту же сторону, в которую мы пошли по итогу. Совпадение я исключаю. Выходит, что нашим следованием управляют свыше, преследуя какую-то очевидную цель, – пояснил Джеймс.

– Что ж… Весьма интересная теория… – пренебрежительно бросил Дэрек, но затем, застав на себе презрительный взгляд голубых глаз, едва зримых из-под чёрных длинных локонов волос, добавил: – Настолько интересная, что ей даже хочется верить…

Прошло порядка десяти часов. И они наконец прибыли на место назначения. И удивлению ребят не было предела. Ведь они пришли к юго-западному побережью возле границ с Игъваром. Перед их глазами открылся огромный океанский простор и огромный лагерь невервилльских солдат.

– Что ж, мы прибыли! – не без радостной нотки сообщил Фрей. – И к нам приближается ваш истинный командир.