В огонь и в воду

– Что же мне делать?

– Подумай сам и после скажи мне, что придумаешь.

Гуго потер себе лоб и стал думать, а вечером за обедом сказал матери:

– Кажется, я нашел средство.

– Посмотрим, какое?

– Дурачок, который живет у нас из милости, не в силах справиться со всеми работами по дому: надо и дров нарубить, и воды накачать, и за припасами сходить, и в саду работать, и трех коров гонять в поле, и фрукты уложить, и хворосту принести, да мало ли еще что! Коклико примется за всё: у него доброе сердце и от работы он сторониться не станет. Таким образом он будет зарабатывать себе хлеб и не будет жить милостыней, которая еще, может статься, не привела бы его к добру. А я стану его учить читать.

– Прекрасно, дитя мое! – сказала графиня, обнимая сына: – с сегодняшнего вечера Коклико может спать у нас в доме.

Коклико, не чувствуя больше ни голода, ни холода, вообразил, что он в раю.

Когда ребенок перенес столько лишений, сколько их выпало на долю Коклико, и не умер, – значит, у него железное здоровье и он силен, как жеребенок, выросший на воле, на лугу. Коклико работал в Тестере за взрослого человека. Он также охотно пользовался и уроками, которые Гуго давал ему с большим усердием и с аккуратностью старого учителя. Но забивать себе в голову буквы и учиться читать по книге, проведя столько лет на вольном воздухе, не очень-то легко. Коклико бил себя кулаками по голове и приходил в отчаяние перед этими таинственными знаками, изображавшими звуки и понятия.

– Ничего не понимаю! – говорил он со слезами: – такой уж я болван!

Эти четыре слова засели у него в голове и он почти всегда начинал ими фразу:

– Я такой уж болван!..

А между тем, он только казался добряком и дурачком: в сущности он был хитер – как лисица, ловок – как обезьяна и проворен – как белка. Не нужно было повторять ему два раза одно и тоже. Он всё понимал с полуслова и всё замечал отлично.

Скоро он и доказал это.

Раз случилось, что Гуго, который ничего не боялся, вздумал перейти выступившую из берегов речку, чтоб достать в яме карпов; вдруг он потерял дно и хотя умел плавать как рыба, но его унесло течением, он запутался в траве и едва не утонул.

Коклико, увидев беду, бросил лодку, поплыл и вытащил из воды Гуго уже без чувств. Вблизи были мельники; они бросились на помощь и окружили Гуго, которого Коклико положил на берегу. Советы посыпались со всех сторон. Наиболее сообразительные хотели уже повесить его за ноги, головой вниз, чтоб из него вылилась вода, которой он наглотался. Коклико протестовал.

– Хорошо лекарство! и здорового-то оно убьет, а больному какая может быть от него польза? – вскричал он.

– Так что же с ним делать!

– Я такой уж болван, а вот что мне кажется… тут не в воде дело, что он проглотил… и вы сами не стали бы пить, если б вас окунуть с головой в реку – ему просто не достает воздуху. Надо, значит, чтоб он вздохнул, да чтоб он согрелся, а то он совсем холодный.

И не теряя ни минуты, Коклико унес Гуго, раздел его и положил у огня так, чтоб голова была повыше.

– А теперь, дайте-ка поскорей водки!

Его слушали, сами не зная, почему. Наливши водки на шерстяную тряпку, он принялся изо всех сил растирать утопленника. Мельники взялись тоже, кто за ногу, а кто за руку. Коклико раскрыл все окна, чтоб было побольше воздуха. Наконец, грудь Гуго поднялась, и он раскрыл глаза. Первым движеньем Коклико было броситься ему на шею.

– Вот как, – сказал он, – надо спасать утопленника; хоть я и болван, а додумался до этого сам собой.

Гуго подрастал и становился совсем уж большим. Герцог де Мирпуа, навещавший их от времени до времени в Тестере, дал ему позволение охотиться за кроликами в его лесах, и Гуго пользовался этим позволением, как хотел: то ставил силки в кустах, то сторожил кроликов с луком и стрелой… Эта охота была для него любимым отдыхом от занятий; Коклико всегда был при нем.

Раз, как-то вечером, они стояли на опушке леса и мимо их проехал верхом господин с большой свитой. Это был человек большого роста и важного вида, лет тридцати; все знали, что у него горячая голова и что он скор на руку; горд он был, как эрцгерцог, и ни перед кем не стеснялся. Звали его маркиз де Сен-Эллис; он то именно купил у жидов-барышников замок Монтестрюк, заложенный им графом Гедеоном. В самую минуту их встречи, Гуго опускал в сумку штук пять убитых им кроликов.

Маркиз остановился и крикнул, важно подбоченясь:

– А сколько тут кроликов накрадено?

– Ни одного не украдено, а поймано много, – возразил Гуго, поднимая голову.

– Я уж на что болван, а не ответил бы ни слова, – проворчал Коклико.

– Это герцог де Мирпуа позволил тебе бродяжничать по своей земле? – продолжал маркиз, между тем как Гуго закрывал сумку.

– Он самый, и я не понимаю, зачем вы мешаетесь не в свое дело?

– Э! да собачонка, кажется, лает! А после еще и кусаться станет! – сказал маркиз презрительно. – Ну, не стыдно ли пускать на свою землю такого негодяя, как ты?

– Стыдно тому, кто, сидя на лошади, оскорбляет пешего, да еще когда их десять против одного.

– Ах, ты дерзкий! – вскричал маркиз и, обратясь к одному из окружавших его людей, сказал:

– Пойди-ка, надери уши этому мальчишке!

– Вот этого-то я и боялся! – прошептал Коклико и прибавил тихо товарищу:

– Бегите же теперь скорей.

Но Гуго уперся покрепче на ногах и поджидал посланного человека; он подпустил его к себе и в ту минуту, как тот поднимал уже руку, чтоб схватить его, Гуго отскочил в сторону, подставил ему ногу и сильным ударом кулака прямо в грудь – сбросил его кувырком в ров.

– Что вы на это скажете, маркиз? – спросил он. – У мальчишки есть и зубы!

– А вот я ему их выбью! проревел маркиз в бешенстве и, выхватив пистолет из кобуры, выстрелил; но Гуго успел отскочить вовремя.

– Не попали! – вскричал он, смеясь – Вот я когда стреляю, так всегда попадаю.

И прежде, чем маркиз мог догадаться, что он хочет делать, Гуго вскочил на бугор и положил стрелу на лук:

– Берегите шапку, маркиз; я не убиваю, а только заставляю невеж мне кланяться.

Стрела просвистела и, как стрела Вильгельма Телля сняла когда-то яблоко с головы сына, так и стрела Гуго свалила на землю алую шапку с меховой опушкой, бывшую на голове у маркиза.

Маркиз испустил яростный крик и, дав шпоры коню, хотел броситься на Гуго, но этот не зевал: одним скачком он бросился в лес, который по густоте своей был недоступен лошадям. Прежде, чем маркиз взобрался на бугор, бывший между ними, Гуго уже скрылся и догнал Коклико, который бежал раньше, прихватив и сумку с кроликами. Ветер сильно раскачивал деревья и кустарник, и оба товарища исчезли, как волчата, не оставив за собой никаких следов.

Маркиз тщетно искал на опушке леса хотя бы малейшую тропинку, чтобы броситься в погоню за беглецами; ветки били его по лицу, густая листва слепила глаза, острые шипы кололи со всех сторон.

– Мы еще увидимся! – крикнул он наконец громовым голосом.

– Надеюсь! – отвечал ему голос издали, донесясь по ветру через волны качающихся веток.

Гуго и маркиз должны были, в самом деле, встретиться.

В день рожденья и именин, Гуго, с позволенья матери, собирал своих товарищей, бродил с ними по полям и потом угощал их в какой-нибудь гостинице.