В огонь и в воду

Он выхватил из ножен свою шпагу; Гуго схватил попавшуюся на земле палку и ждал его твердо. Первым же ударом Бриктайль разрубил пополам эту палку; он и не думал остановиться, как вдруг две злых собаки бросились из глубины двора с лаем и раскрытыми пастями. Бриктайль едва успел отскочить назад.

– Бери, Дракон! хватай Фебея! – кричал Агриппа появляясь вдали с мушкетами.

Бриктайль отступал, удерживая шпагой страшных псов, которые не отставая, кидались на него, как бешеные. Уже плащ, которым он обмотал себе левую руку, был в клочках, и он чувствовал у себя на ногах горячее дыханье собак, но, увидев за собой дерево, он отчаянным скачком вспрыгнул на ветку. Дракон и Фебея бегали с воем кругом дерева, поднимались на ствол передними лапами и красными глазами грозили еще солдату.

Агриппа в одну минуту побежал к ним.

– А если я вам раздроблю голову из этого мушкета, разве я буду не прав? – крикнул он Бриктайлю сердитым голосом. – Будь вы на моем месте, вы бы так и сделали!.. Но вы – мой пленник…. Я лучше подожду…. Когда-нибудь да придется ж вам сойти вниз.

Стоя на большой ветке, Бриктайль смотрел вокруг, куда бы бежать, откуда бы защищаться; ничего кругом, кроме голого ровного двора, а под деревом две собаки, не спускающие с него глаз. Вздумай он соскочить – и в ту же минуту их крепкие челюсти вопьются ему в шею.

– Гром и молния! – вскричал он.

– Попались, – возразил Агриппа. – Надо сдаваться.

– На каких условиях?

– Прежде всего – вот этот перстень, что вы украли.

– Просто шутка!.. Я с тем и взял его, чтоб отдать назад… Вот он.

Он снял с пальца перстень Гуго и бросил в шляпу Агриппе.

– Теперь – вашу шпагу и ваш кинжал.

– А если я поклянусь вам, что не пущу их в дело?

– А я буду гораздо покойней, когда шпага и кинжал не будут больше у вас в руках.

Бриктайль прикусил себе губы и, обратясь к Гуго, который смотрел на всю эту сцену, сложив руки, спросил его:

– Что вы на это скажете? я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина!

– Именно потому, что я дворянин, я и вижу, что вы не дворянского рода.

– Что ж ты принимаешь меня за незаконнорожденого, что ли, комар ты эдакий?

Гнев опять овладел им и он смерил глазом расстояние до земли и уж совсем было приготовился спрыгнуть вниз, но в эту минуту он увидел бегущих из-за стены, целой толпой, крестьян с косами, топорами и копьями, а от них он уж наверное не спасся бы, если б даже и одолел Агриппу, Гуго и обеих собак.

Проклятие вырвалось у него, и, выхватив из ножен шпагу и кинжал, он с силой швырнул их на песок.

– Теперь можете и сойти! – крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.

Собак он взял за ошейники, и они только рычали.

В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо против Гуго, посмотрел на него молча. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным и на нем показался какой-то отблеск благородства. Потом, подняв руку и отворотив рукав, он показал кровавую рану и сказал:

– Вот тут у меня остается такой знак на память, которого я не забуду. Клянусь вам честью дворянина, а я – дворянин, можете мне поверить – постарайтесь лучше никогда не встречаться со мной.

И выпрямившись во весь рост, с надменным видом, он прибавил:

– А теперь, прикажите меня выпустить!

– А вот там дверь! – отвечал Агриппа, указывая на угол. – Но позвольте мне проводить вас: там есть люди, которые могли бы напасть на вас, если б меня не было с вами.

Когда дверь отворилась, Бриктайль увидел, что в самом деле такая предосторожность не была лишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал знак рукой:

– Этот господин сознался, что был неправ… Теперь это – ягненок… Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути – но не мешает ему подальше обходить дубы, какие ему могут попасться на дороге: как раз на одном из них он рискует когда-нибудь повиснуть.

Взрыв смеха отвечал ему.

– А, канальи! если б только у меня была шпага! – проворчал рейтар и тотчас же принял опять невозмутимый вид, бросив на крестьян взгляд, полный презрения.

Полоумный малый, бывший все еще на службе у графа де-Монтестрюка, подвел поджарую лошадь пандура. Он сел верхом, не спеша, и поехал, высоко подняв голову, но весь зелёный от гнева и с пылающим взором.

Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графу Гуго и сказал:

– Вот вам первый враг!

VII

Гостиница Красной Лисицы

Во время прогулок молодой граф почти никогда не расставался с отысканным им в деревне мальчиком-сиротою. У бедняка не было ни родни, ни пристанища и Гуго, приютив его, нашел себе не только преданного слугу, но и друга. Звали его Коклико за красный цвет волос.

Малый был вообще очень некрасив и неуклюж: большая голова на узких плечах, длинные руки, худые ноги, все тело будто развинченное, пресмешной нос, маленькие глазки на круглом как вишня лице; но за доброту и за услужливость все забывали о его безобразии. Перед Гуго Коклико благоговел; Гуго был для него больше, чем идол, он был – великий человек.

Дружба их началась как-то раз в зимний вечер: в углу под забором маленький Гуго – ему было тогда лет десять – нашел полузамерзшего Коклико, лежащего рядом с большой связкой хворосту, слишком тяжелой для его слабых плеч. Ноги у него были голые, в разбитых деревянных башмаках, руки посинели. Сердце, у Гуго сжалось от сострадания; ни просьбами, ни убеждениями он ничего не мог добиться от бедного мальчика; взвалил его к себе на плечи, кое-как дотащил до Тестеры и положил к себе на кровать. Тепло оживило бедняжку, и как только он открыл глаза, прежде всего увидел возле себя чашку горячего супа.

– А, ну-ка, поешь, – сказал ему Гуго.

Мальчик взял, как сонный, деревянную ложку и съел суп, не говоря ни слова, но когда он понял наконец, что еще жив, глаза его наполнились слезами и, сложивши руки, он сказал:

– Как же это? на вас такое славное платье, а вы приняли участие в таком оборванце, как я!

Платье на Гуго было далеко не славное, а из толстого сукна, но на нем не было ни дыр, ни пятен, и оно показалось великолепным бесприютному мальчику.

Эти слова тронули Гуго и он понял, до какой нищеты дошел этот сиротка.

– Подожди, – сказал он ему: – ты бросишь эти лохмотья, а матушка даст тебе хорошее платье, в котором тебе будет тоже тепло.

Графиня де Монтестрюк тотчас же исполнила желание сына; Коклико одели с головы до ног. Потом она отвела Гуго в сторону и сказала ему:

– Ты спас ближнего, а теперь, дитя мое, на тебе лежит забота об его душе.

– Как это?

– Ты должен заботиться об этом несчастном, который поручен тебе Провидением, и не допускать, чтоб он бродил бесприютным и беспомощным.