– Мы уже подошли к делу. Мне нужны три жизни.
– Три? Магистр – раз…
– Я не Магистра имел в виду, – перебил Барнет.
Джон Блейк остался невозмутимым.
– С Магистром у меня свои счеты, – продолжал Джереми. – Я сам до него доберусь, когда придет время. Мне нужна жизнь предателей.
Джон Блейк усмехнулся:
– О чем ты говоришь, Крот? Тебя предали все!
– Все – это тупые бараны, которые пошли за нерадивыми пастухами. Какой спрос с баранов, Джон? С них можно снять прилично шерсти, прежде чем пустить на мясо. А вот пастухи… Негоже оставить их безнаказанными.
– Ладно, убедил. Только, Крот, без шуточек – деньги вперед.
Блейк сурово сдвинул брови, словно хотел сказать, что мы, мол, наслышаны о твоей жадности, дражайший, и не сделаем тебе скидку на бедность.
Барнет же, наоборот, удивленно поднял брови, и это означало: «Не верьте сплетням, любезный, на хорошее дело я ничего не пожалею!»
Они торговались, как на восточном базаре, и если Джон Блейк пытался запугать Барнета, то Джереми, несмотря на то что прекрасно знал о роде занятий своего визави, вел себя так, будто речь шла о покупке овощей.
– Я тебя прирежу, Джереми, если мы не договоримся! – вырвалось у Блейка после того, как тот предложил бессовестно низкую цену.
Брови Барнета снова взлетели наверх.
– Что ты кипятишься, Блейк! Другой цены не будет: работа ерундовая, с ней справится любой лондонский мальчишка! Ну, набавлю за каждого фунтов по десять.
Три раза Блейк вставал из-за стола и порывался уйти, и всякий раз Джереми задерживал его, предлагая новую цену. Три раза посетители паба замирали от криков, доносящихся неизвестно откуда, и три раза хозяин паба успокаивал их, говоря, что кричат в соседнем парке.
Они договорились внезапно, и Джереми протянул собеседнику конверт с авансом.
– Мне нужны фамилии, – коротко сказал тот.
– Эшли, Браун, Смит, – ответил Барнет.
Фамилии предателей отставной босс произнес так торжественно, что в голове у Блейка всплыли слова библейского пророчества: «Мене, текел, упарсин…»
Глава 46
Джон Блейк, наемный убийца, наводил ужас на жителей Лондона. О делах его толковали и посетители элитных клубов, и обитатели столичного дна. Его имя было известно немногим, и лишь единицы знали, как с ним связаться в случае нужды. Он не испытывал жалости к тем, кого за солидную плату лишал жизни, – работа есть работа, а ее он выполнял усердно, идя навстречу пожеланиям клиентов. Жил он скромно, не привлекая внимания ни полиции, ни соседей. Последние не могли похвастаться, что заметили за молчаливым жильцом нечто предосудительное.
И все же этот скромный лондонец разрубал одним ударом узлы в хитросплетенных человеческих отношениях. Словно тень бродил он по улицам, смешиваясь с толпой, тщательно обдумывая свои действия.
Он был осторожен и ни разу не попался полиции. Более того, у вездесущих детективов Скотленд-Ярда не имелось никаких материалов, изобличающих его. Джон Блейк представлял большинство заказанных ему смертей как несчастный случай или самоубийство. Изредка ему приходилось демонстрировать именно насильственную смерть, однако его злой ум придумывал ловкую комбинацию, как отвести подозрения от себя, навесив груз улик на кого-нибудь другого.
Заказ Барнета являлся для него рутиной: заклейменные боссом как предатели давно уже были у полиции постоянной головной болью. А скажите мне, кто не захочет от нее избавиться? Лишь одно но заставляло Блейка напрягаться: первое дело должно было и выглядеть убийством, без всяких маскировок!
Выследить троицу не составило труда: они уже почти не показывались в «Веселой лошади», а коротали вечера в «Пьяном щенке», бывшем негласной резиденцией бандитов Морстена. По их мнению, эта забегаловка не могла иметь никакого сравнения с их прежним местопребыванием: и пиво несвежее, и еда чуть подогретая, да и старые бойцы Морстена избегали новичков. Кто-то удивлен? Я – нет! Скажите, где, когда и в какие времена любили предателей? Расположившись в углу зала, они наблюдали за происходящим и отчаянно скучали. Не однажды в их головы приходила мысль вернуться в знакомый паб, но ничего не поделаешь – положение обязывает доказывать лояльность новому хозяину, мозоля глаза ему и его людям.
Джону Блейку пришлось наливаться чаем в кондитерской напротив, наблюдая за скучными лицами троих приговоренных. Начать он решил с Эшли.
Светлый летний вечер сменился ночными сумерками, прохладный бриз дул с Темзы, а веселье в пабе обещало затянуться на всю ночь. Блейк приуныл: кондитерская закрывалась, а выпитый чай (пинта, не меньше!) требовал выхода. На его счастье, его подопечные намеревались завершить скучный вечер и, рассчитавшись, разошлись в разные стороны.
Эшли шел по Сеймур-плейс в сторону Джордж-стрит. Он пошатывался при ходьбе и сохранял равновесие, размахивая руками. Редкие в этот поздний час прохожие шарахались от него, но продолжали идти, не оглядываясь.
Джон Блейк преследовал Эшли, скрытый ночной темнотой и сгустившимся между домами туманом. Звуки шагов преследователя и преследуемого сливались, и нагруженный алкоголем мозг Эшли воспринимал их как единое целое. Он не чувствовал надвигающейся опасности, подобно неосторожной дичи, ступившей на территорию хищника.
Эшли раздумывал о том, что все познается в сравнении, что обещанные Морстеном золотые горы на поверку оказались мусорными кучами и что для Морстена и его людей они навсегда останутся чужими. Ах, если бы можно было переиграть, но бывший босс повержен не без их помощи, а скотина Магистр попросту использовал их…
Поток мыслей подвыпившего Эшли был прерван еле слышным выстрелом, заглушенным громким цокотом лошадиных подков проезжающего мимо экипажа. Блейк быстрой тенью скользнул в плохо освещенный переулок и исчез. А шатающийся Эшли неловко взмахнул руками и бездыханный рухнул на тротуар.
Глава 47
В то время пока взрослые занимались своими неотложными делами, Майкл, предоставленный самому себе, чувствовал себя словно школьник на каникулах. Он убегал из дома рано утром и целый день носился по окрестностям в компании знакомых нам ребят. Игра в Робин Гуда продолжалась с вариациями, не предусмотренными ни историей, ни литературой. К всеобщему огорчению, Шервудский лес перестал существовать: крапиву скосили, и прятаться стало негде.
По счастью, у Томаса нашлась старая лодка, и благородные разбойники немедленно превратились в благородных пиратов.
Эдди Паркер оставался ноттингемским шерифом, а славный город Ноттингем волшебным образом переехал из центра острова на морской берег (ребята договорились между собой, что Ноттингем будут представлять заросли камышей и склонившаяся к воде старая ива).
Из перипетий происходивших сражений можно было бы составить отдельную книгу приключений. В конце концов Эдди Паркер построил плот и вышел со своей командой в «море», а «благородные пираты» овладели крепостью шерифа, и Ноттингем «понарошку» превратился в английский Порт-Ройал – пиратскую столицу.
Крики и смех ребятни до вечера оглашали окрестности, и лишь с наступлением сумерек все с сожалением расходились по домам, чтобы назавтра продолжить играть «с того же места».
У Майкла Уиллоуби была тайна, тщательно хранимая от посторонних, и имя этой тайне – Берта Мак-Доуэлл. Ему до сих пор не удалось уговорить ее присоединиться к игре – видимо, на нее действовали запреты лорда Д., поддержанные матерью. Девочка по-прежнему проводила время в саду, однако неожиданно ей разонравилась уютная беседка, и для игр она выбрала отдаленный уголок в купе деревьев, скрытый от посторонних глаз разросшимся жасмином.
Как бы ни складывались дела на пиратской посудине, Робин Гуд находил возможность сбросить разбойничью личину, превратиться в Майкла Уиллоуби и навестить Берту.
Берта тоже никому не рассказывала о новом знакомом, будучи уверенной, что ни один из членов семьи его не одобрит. Сестры посмеются над ней, а мама и лорд запретят ей видеться с Майклом потому, что этот мальчик «не нашего круга».
Но почему Берта обязана скучать в обществе детей из «своего круга»? Берта дружила с одноклассницами и девочками из соседних домов, но разве сплетни за глаза и обсуждение новых веяний моды и есть дружба? Ни то ни другое не интересовало Берту, и она постепенно отдалилась от них.
С мальчиками дело обстояло еще хуже: сыновья дяди Энтони, Джон и Патрик, почти не замечали кузину, когда родители приводили ее к ним «поиграть». Оба взирали на нее с нескрываемым высокомерием, словно спрашивая: «И зачем нам навязали эту девчонку?» В присутствии Берты кузены моментально переходили на французский язык, который изучали в школе, и, кто знает, возможно, пользуясь ее незнанием, критиковали ее внешность и характер. В такие минуты девочка чувствовала себя полной дурой, поэтому старалась сократить общение с противными кузенами, пока они гостили у них в Чизик-вилладже.
Майкл Уиллоуби выгодно отличался от остальных знакомых ей детей тем, что постоянно придумывал разные штуки. Казалось, он просто не умеет скучать, и из его головы потоком шли идеи, а изобретенные им каверзы и игры были столь необыкновенны, что приводили Берту в восхищение. Например, постройка шалаша в зарослях акации, ловля красивых изумрудных жуков или обстрел друг друга колючими шишками репейника. Берта возвращалась домой чумазая, с репьями в волосах и на платье, но ни ворчание прислуги, ни упреки матери не могли повлиять на ее приподнятое настроение. А потом были шляпы из широких листьев лопухов, перепрыгивание через канаву на спор и, наконец, лазание по деревьям.
Майкл давно изучал растущий возле дома ветвистый дуб, прикидывая, как можно использовать его в игре. Он годился на роль многоэтажного доходного дома, старинного замка или одинокого маяка в бурном море. Правда, Берта предупредила, что дерево хорошо просматривается из окон второго этажа. Она поглядывала на дерево с опаской, заметив искорки в глазах мальчика, означающие новую задумку.
– Майкл, я не умею лазить по деревьям, я упаду непременно, – взмолилась Берта. – К тому же разорву новое платье и туфельки.
Мальчик недовольно посмотрел на голубое муслиновое платье подруги и светлые туфельки, сшитые на заказ:
– А попроще у тебя ничего нет? Послушай, так нельзя! Либо ты сидишь и караулишь свое платье, либо мы играем дальше! Ты даже не пробовала залезть на дуб, так откуда ты знаешь, что не сумеешь?
Он рассердился и не пытался это скрыть, и Берта со вздохом согласилась.
Оказывается, в этом занятии не было никаких особых хитростей – становись на утолщения или уступы коры и хватайся руками за ветки! Берта поздравила себя с первой победой, усевшись на нижний толстый сук. Майкл, будто ловкая обезьянка, вскарабкался выше и подбадривал Берту: