Терадорн

– Так его высочество Гириадон пока не поднялся, – ответила Лэсс. – Наверно, ещё не ко всем зашёл.

Гириадону, как старшему ребёнку в семье, надлежало пройти с одиннадцатой свечой по всем спальным комнатам родных и близких покойной. Он сделал это так тихо, что ни Торий, ни Эсигот не заметили, как он входил в их покои и стоял на пороге какое-то время: Торий в этот момент был далёк мыслями, не увидев падающих лепестков, после того как Гириадон вышел из его спальни, а Эсигот не наблюдал полыхающего огонька на своём окне, рыдая в подушку. Только король заметил, что свеча на его окне погасла до того, как Гириадон вошёл в его рабочую библиотеку. Зарг не придал этому значения. Но Гириадону погасшая свеча показалась дурным предзнаменованием. Не сказав ни слова, Гириадон развернулся и вышел. Он пошёл дальше по коридору, прикрывая пламя ладонью. И глаза, и щеки его были сухими, но взгляд пустым и усталым. Он успел выплакаться в одиночестве, в своей спальне, закрыв дверь на ключ, чтобы никто не увидел его слез.

Наутро второго дня Гайтигонт был готов к похоронам. Улицы пустовали. Все ожидали похоронную процессию на поляне Хрустальных Слез.

На этой поляне росли плакальщицы: чёрные цветы с белым пестиком и красными тычинками. Лепестки их к концу каждого вечера собирались воедино и прижимались друг к другу. Они накапливали нектар в кувшинке до самого рассвета, а поутру склонялись набок, медленно опуская лепестки к земле, по которым густой нектар до вечера капал на почву хрустальными каплями. Сладковатый нектар плакальщиц утолял жажду, но мало кто осмеливался его пить. Даже пригубившему этот вкусный напиток снились по ночам его ушедшие родные и близкие; но не всегда эти сны были добрыми и спокойными.

На поляне, по обе стороны тропинки стояли гайты в чёрных плащах с красной оторочкой, белых перчатках и белой обуви. Они молчали, изредка поглядывая в сторону замка. Наконец показалась похоронная процессия. Её вёл Эдигор, в сопровождении десяти личных охранников королевы. Ниолма лежала в гробу из белого золота. Саван, покрывавший её тело, был вышит драгоценными камнями и надписью:

«Последний путь, он – не последний!

За гранью ждёт тебя ещё одна весна.

Хоть пуст теперь земной сосуд навечно,

Но получила волю без границ душа твоя!»

Гроб несли на своих плечах восемь слуг. Они шли медленно и плакали, опустив головы. Следом за ними шагал Гириадон. Он держал на вытянутых руках подушку, на которой лежала корона его матери. Гириадон хмуро смотрел на эту корону. Он спрашивал себя: «А зачем? Зачем нужна власть, титулы, состояние, если всё равно придёт день и всё закончится? Все умирают. Все! Зачем рождаться в королевской семье и иметь столько возможностей, если всё равно будешь гнить в земле?». Он вспомнил подслушанный им в детстве разговор королевского оракула и Аврига Эллигтора об озере Второе Дыхание, дарующем бессмертие каждому, кто войдёт в него с головой. Он поймал себя на мысли, что необходимо разузнать, где находится это самое озеро, и почему его отец до сих пор не воспользовался его дарами.

Вслед за Гириадоном следовал Зарг. Ему было жарко в богатом траурном наряде, но он и виду не подавал, а только изредка одёргивал атласный плащ, когда тот норовил запутаться в его ногах.

За последние годы он так отдалился от супруги, занятый королевскими делами, что практически забыл о её скромном существовании. Он всего лишь раз в неделю приходил в её покои, чтобы справиться о её здоровье, но скорее ради приличия, нежели от глубокой любви. Он считал, что женщина – не важно, королева ли она – создана лишь для того, чтобы рожать наследников и следить за своей репутацией во благо супруга. Он и мысли не допускал, что Ниолма могла участвовать в важных делах королевства. Она лишь имела право заниматься благотворительностью от своего имени и имени короля, что прибавляло ему чести, как и должно, а он, в свою очередь, купал её в роскоши. Двух наследников она ему уже родила, так что больше от неё ничего не требовалось. Зарг считал, что она выполнила свою миссию, и её преждевременная кончина не нанесла большого ущерба королевству. Он не чувствовал своей вины в её смерти – не его рука лишила королеву жизни, а обстоятельства, последствия которых предсказали в самый день рождения Мирры. Ведь в законах Гайтигонта чётко прописано, что брат может убить брата, а отец своего наследника, если второй возжелает уничтожить то, что так кропотливо строилось четыре эпохи подряд.

«Незыблемость королевства – всё!

Человеческая жизнь – ничто!

Так как человека не станет,

А стены будут стоять там,

Где их впервые возвели!»

– так гласила надпись на Книге Законов Гайтигонта. И большинство этих законов Зарга весьма устраивали.

Позади короля шли Эсигот и Торий. Эсигот украдкой посматривал на друга. Он знал, что сердце Тория разбито вдвойне, но даже не представлял, какой бардак творится в его мыслях. Торий всё прокручивал в голове разговор с отцом и с ужасом рисовал в своём воображении казнь принцессы. «Лучше бы я не видел ту пропасть. И она стояла там, на чёрном краю, одна, маленькая, беспомощная…», – Торий пытался отогнать эти мысли, но они упорно лезли в его голову.

Замыкали процессию родственники короля и королевы, успевшие прибыть к похоронам, и королевские советники со своими семьями.

– Ваше мнение, гайт Юзар, – тихо попросил управляющий западной частью Гайтигонта.

– По поводу, гайт Зикс? – прошептал устало Юзар.

– Думаете, многое измениться после похорон?

– Ну, знаете ли, гайт Зикс, королеву хоть и любили, однако властью особой она не обладала. Жила на своём месте, под королём, но ни в чём не нуждалась.

– Согласен с вами, гайт Юзар, – Зикс закивал. – А если иметь в виду не её уход?

– Побойтесь Белого Мира, – Юзар взволнованно посмотрел по сторонам. – Нас могут услышать. Не место и не время обсуждать казнь.

– А что с казнью? – вмешался Вальсарий, шагающий позади них. – Что там обсуждать, уважаемые гайты?

Пока его грузная супруга перешёптывалась о чём-то с пухлогубой сестрой Сирия, Вальсарий всё это время подслушивал разговор Зикса и Юзара.

– Казнь, как казнь, вы не находите? – Вальсарий подошёл ближе и втиснулся между ними, бойко растолкав их своими толстыми плечами. – Разве король неправильно поступил? – Он в ожидании ответа посматривал то на Зикса, то на Юзара.

– Король не может поступить неправильно, гайт Вальсарий, – отрезал Юзар и уверенно посмотрел Вальсарию в глаза.

– Какой вы искренний человек, гайт Юзар! – не без иронии произнёс Вальсарий. – Вы знаете, я всегда считал, что человек должен не только высказываться правильно, но и быть согласным со своими высказываниями – быть порядочным на язык, так сказать.

– Неудачная попытка, – вмешался Зикс. – Если бы лично вы, гайт Вальсарий, были порядочным на язык по вашему принципу – ваш скелет давно лежал бы на дне Вечной Могилы.

Юзар кашлянул в кулак, чтобы сдержать смешок от перекошенного лица Вальсария.

А жена Вальсария, устав от туфель, сдавливающих её толстые стопы, взяла сестру Сирия под руку и повисла на ней:

– И я тоже не понимаю, почему такие светлые люди уходят раньше остальных. Это страшный день.

– Крепитесь, дорогая, – сестра Сирия похлопала жену Вальсария по руке. – У меня сердце всё ещё колотиться от этой боли. Но если так подумать: все мы там будем.

– Ну не зря же его прозвали «королевской подлизой», – послышался голос Сирия. Он шёл позади сестры и недовольно поглядывал на заплывший затылок Вальсария.

– Что? Вы что-то сказали? – Вальсарий краем уха услышал своё ненавистное прозвище и обернулся. – О, гайт Сирий, это вы?! Какой чудный жёлтый шарфик! Он так идёт к вашей траурной одежде! Вас ещё не обложили штрафом за этот крестьянский цвет?

Сирий ничего не ответил, а только покривил ртом и поправил свой шарф.

– А вы видели, какое платье нацепила на себя эта моложавая жена гайта Динела? – зашептала супруга Вальсария. – Даже под плащом видно.

– Отвратительное, – возмутилась сестра Сирия. – И никакая она ему не жена, а любовница, будь она неладна. Он же ещё не развёлся с первой.

– Да вы что? – поразилась супруга Вальсария.

– Да. Их развод в процессе, суд ещё не состоялся, хотя он пустил слух, что заседание было, просто закрытое.

– Вот дрянь, чужого мужа увела! – супруга Вальсария разгорячилась и хотела бурно обсудить столь ошеломляющую новость, но её прервал Юзар.

– Замолчите, сейчас же! – прошипел он. – Как вам не стыдно. Это похороны, а не рынок.

– Бабы, – сухо отрезал Зикс. Он придвинулся к Юзару так, что Вальсарию не хватило места между ними, и ему пришлось неохотно вернуться на своё.

Вальсарий скорчил недовольную мину и поравнялся с супругой. Он посмотрел вперёд – тропинка заканчивалась, и показались двери склепа, выбитые в скале. Он обернулся и увидел толпу гайтов, шедшую вслед за ними. «Это сколько же времени займёт, пока все они пройдут через склеп?! А эти босяки?» – Вальсарий бросил взгляд в конец поляны, и ему стало жутко от количества собравшихся на опушках крестьян. Гонты наблюдали за процессией издалека и ожидали окончания обряда, после которого и они смогут пройти в склеп и попрощаться со своей королевой.

– Эсигот, смотри, сколько гонтов, – прошептал Торий и кивнул на дальнюю опушку.

– Да, вижу, – Эсигот посмотрел в конец поляны. – Мать все любили. И она всех. Сомневаюсь, что на похоронах отца соберётся столько же, – серьёзно произнёс он.

Торий ничего не ответил, он только поднял голову и посмотрел на арку с серебряными ветками плакучей ивы, свисающими с потолка и обвивающими стены по всему склепу. Стало темно. Ещё через пару шагов в нос ударил запах сырости, и послышалась очередная волна женских стонов и плача.