Мутация в моем сердце

Лексо не было довольно долго. Я уже начала думать, что его сожрали одичавшие. Кажется, он ушел сразу после меня, а это было больше недели назад, и только сейчас вернулся.

Лексо был высоким стройным молодым человеком, на первый взгляд с обликом, напоминавшим хищного зверя. Его глаза, темные и глубокие, излучали смесь угасающей надежды и неукротимой решимости. Короткие черные волосы, когда-то, возможно, аккуратно уложенные, теперь спутались и торчали во все стороны, указывая на трудности и лишения, через которые он прошел.

Лицо Лексо покрывали мелкие шрамы и жесткая щетина, свидетельствующие о частых схватках и ночах на грани между сном и бодрствованием.

Одевался он просто и функционально: кожаная куртка с множеством карманов, потертые джинсы и крепкие ботинки, в которых он, казалось, преодолел не одну сотню километров. Ремень с ножнами, где покоился верный нож, висел на бедрах, готовый к использованию в любой момент. На его правом плече висела старая потертая сумка, набитая тем немногим, что удалось сохранить и что могло пригодиться в любой ситуации.

Лексо был человек немногословный, его суровый характер проявлялся в каждом движении и взгляде. У него был острый ум и врожденное чутье на опасность, что позволило ему выжить в этом жестоком мире.

И да, Лексо был человеком.

Он умел адаптироваться к любым условиям, находя способы использовать обломки прошлого мира для своей выгоды. Несмотря на внешнюю суровость, в его душе все еще теплилась искорка веры в лучшее, которая побуждала помогать тем, кто оказался слабее.

Его внутренний стержень, силой и волей закаленный в борьбе за выживание, был настолько крепким, что, казалось, ничто не могло его сломить. Лексо ценил немногих людей, которых считал своими союзниками, и готов был жертвовать собой ради их защиты.

Он рассказывал, когда ему было чуть больше трех лет, мир содрогнулся от невиданной катастрофы. Мать Лексо стала одной из первых жертв. Ее тело окутал светящийся туман, и через несколько минут от нее не осталось ничего, кроме вскриков и обломков воспоминаний. Она вмиг превратилась в мутанта и пыталась сожрать своего собственного сына и мужа.

Отец, крепкий мужчина с карими глазами, как у Лексо, невозмутимо схватил сына на руки. По его жестко скроенному лицу не пробежала ни одна эмоция, хотя сердце страдало от утраты любимой женщины. Он знал, что теперь они вдвоем с сыном остались против целого мира и надо выжить.

Долгое время они скрывались в старых подземных туннелях, где раньше ходило метро. В темных коридорах Лексо учил секреты маскировки и выживания. Отец научил его быть тихим, как тень, и быстрым, как ветер, прививая навыки, которые помогали уходить от мутантов и находить редкие припасы.

Годами позже, когда Лексо только исполнилось четырнадцать, его отчаянная борьба с мутировавшими и отголосками старого мира достигла кульминации. Отец погиб в жестокой схватке, защищая сына от смерти, которая неслась в его сторону.

В последний момент отец заключил Лексо в мертвую хватку объятий, чувствуя каждую последнюю секунду. Своей большой и крепкой отцовской спиной он защитил сына от нападения, заплатив за это ценой своей жизни.

С тех пор Лексо продолжал странствия в одиночку в непрекращающемся поиске смысла и спасения. Тяжесть утраты висела над ним как зловещее облако, но он обрел внутреннюю уверенность и силу. Он знал, что каждая пройденная ночь и каждый пережитый день приближают его к моменту, когда мир вновь обретет надежду на возрождение.

Однако он предпочитал оставаться в одиночестве, полагаясь только на собственные силы и инстинкты, что помогали ему выжить, но также создавали вокруг него невидимый барьер, через который немногие могли пробраться.

Так было, пока спустя десять лет Лексо не встретил нас.

По-хорошему, ему не следовало бы доверять незнакомцам, но в этом мире осталось так мало человечности, что любые встречи наполнялись странной смесью надежды и недоверия.

На тот момент мне было восемнадцать, и я недавно сбежала из родительского гнезда, познакомившись в нелепой ситуации с Амели, которая с тех пор стала моей близкой подругой, а теперь и любимой девушкой Лексо.

Амели была зараженной, как и я. С одной небольшой разницей – я такой родилась.

Амели же вдохнула зараженный воздух вместе со всеми еще двадцать лет назад. На тот момент ей было двадцать три, впрочем, столько же и осталось, ведь мутация, завладевшая человечеством, иначе – мутация вечности.

Новые способности, которые приобретает человек, останавливают старение в его организме. Бла, бла, бла. Что-то такое мне объясняла моя мама, но мне это совершенно не интересно.

Однако это правда. Моя мама заразилась тоже в возрасте двадцати лет с небольшим, а до сих пор выглядит словно моя ровесница. Отец же стал взрослым мужчиной с частично седыми волосами, ему сейчас чуть больше сорока.

Когда я впервые встретила Амели, наша встреча произошла в таинственном и мрачном городском парке, где магистрали высоких деревьев сливались с руинами древних сооружений. Тогда я попала в странную общину из группы выживших людей и разумных зараженных.

В воздухе витала затхлость, но среди этого грязного запустения выделялся слабый запах цветов, источником которого была сама Амели. На первый взгляд, она казалась обычной девушкой, но ее пронзительный взгляд теплых глаз, светящихся в вечерних сумерках, говорил о чем-то необычном. В тот миг я и представить не могла, что в этой хрупкой фигуре скрыта мощь мутанта.

Амели не только сумела удержать свой разум, но и найти особую тонкую нить, которая связывала ее с человечностью. Ее способность к эмпатии, внутреннее стремление к добру и утонченный дар управления своей невероятной силой делали ее уникальной среди подобных ей существ.

Амели была одной из первых разумных зараженных, кого я встретила в своей жизни, не считая родителей, сестру и друзей семьи.

Я проводила с Амели все больше времени и поняла, что ее человечность заключалась в ее словах, в ее мыслях, в ее стремлении защитить окружающих от агрессии и жестокости мира. Она рассказывала мне о тех днях, когда вернула себе память. Картина пожирающей своего ребенка матери встала у нее перед глазами в первый день заражения. Это вызвало у нее внутреннюю боль и отвержение. В жизни она была невероятно нежной и заботливой, Амели всегда плакала над чужими проблемами, бедами и даже добрыми словами. Зараженная мать, убившая своего ребенка, вызвала у нее огромную бурю боли и сочувствия, что вмиг напомнило ей о своей истинной сущности.

Наполненная воспоминаниями о прошлом, за которые она цеплялась, как за спасительную нить в бушующем море необъяснимых метаморфоз, она смогла сохранить себя несмотря на все испытания, через которые пришлось пройти, и это делало ее настоящим добрым человеком.

В тот день моя подруга навсегда вернула себе разум, при этом сохранила новые способности мутанта.

Амели была воплощением доброты и чуткости. Ее сердце, полное искренней любви ко всему живому, распространяло тепло и заставляло чувствовать себя важной и нужной каждой встречной душе. Вид ее внушал спокойствие, словно сама природа нашептывала ей свои секреты, а она приносила их миру в виде нежных улыбок и добрых дел.

Шелковистые волосы Амели цвета утреннего рассвета каскадами спадали на плечи, натуральные кудри играли бликами в лучах солнца. Взгляд Амели был чистым и ясным, словно небо передало ей частичку своего великолепия. Ее большие глаза сияли глубинным морем, переливаясь от нежного голубого до темного синего цвета, а белый зрачок, пульсирующий в центре бирюзового глазного яблока, словно подчеркивал его небесную красоту, подобно утренней звезде. Ее длинные ресницы, густыми стражами обрамляющие глаза, были подобны тончайшим нитям серебра, украшающим лавровый венок. Лицо ее было нежное и утонченное с мягкими чертами и легким румянцем на щеках, добавляющими ей какой-то волшебной красоты.

Она обладала уникальной способностью видеть в каждом свет и потенциал, помогая раскрыться даже тем, кто сам в себе давно потерял надежду. Ее нежный характер проявлялся в каждом слове и движении, наполняя атмосферу светлым, едва уловимым ароматом надежды и мира. Для всех, кто знал ее, Амели была больше чем просто девушкой, она была живым воплощением нежности, которое никогда не теряется в суете мира, освещая путь доброты и любви.

Это и привлекло в ней Лексо, когда чуть меньше года назад мы встретили его при въезде в очередной город.

С тех пор Лексо стал неотъемлемой частью нашей команды и лучшим добытчиком припасов, за которыми в одиночку отправлялся на своем резвом велосипеде, не опасаясь зараженных.

– Долго еще будешь уходить и возвращаться? – спросил он с ухмылкой.

Его вопрос вызывал смешанные чувства, он словно подтверждал мою бессмысленность, но одновременно намекал на возможность, что уходить и абстрагироваться действительно можно, возможно, даже нужно.

Я ненадолго задумалась, прежде чем ответить.

– Не знаю, – прошептала я, словно слова сами собой выпали из губ, наконец, придавая вес молчанию, которое рушилось в нашей безмолвной встрече.

Он иронично усмехнулся.

– Одиночество – это роскошь, которую мало кто может себе позволить в данный момент. От зараженных не скрыться.

С этими словами он опустился на край кровати рядом со мной, и в какой-то миг мне показалось, что в нас обоих возродилось что-то дружеское, что давно угасло в этом мире. Плечом к плечу мы молчали, погруженные в свои мысли, пытаясь обрести хоть крошечный смысл в общей пустоте.

Впервые за долгое время очередное утро не казалось столь безнадежным, словно шанс на новое начало все-таки имел место быть.

Я рада, что Лексо зашел. Мое настроение хотя бы немного улучшилось.

Глава 2

Когда я была маленькой, мама постоянно опекала меня, словно смерть ожидала меня за каждым кустом. Это невероятно раздражало. Это раздражает до сих пор.

Она всегда держала меня за руку, словно боялась, что мир вокруг нас унесет меня прочь. Ее теплая ладонь – единственная связь с прошлым, когда казалось, что Земля еще не поглощена хаосом и тьмой. Но она уже была таковой.

Я чувствовала, как мама старается передать мне всю свою любовь, все свое тепло, однако, страх и тревога все равно проскальзывали сквозь ее пальцы, оставляя невидимые метки на моей детской ладони. Ее забота перерастала в тотальный контроль, когда мне запрещалось отойти на метр дальше дозволенного.

Среди обломков разрушенных городов и пустынных дорог, где раньше процветала жизнь, мы выживали благодаря маминой неустанной бдительности и заботе. Она была особенной зараженной – она могла контролировать разум остальных, подчиняя их своей воле. Мама приказывала мутантам защищать нас от опасности, которая, по ее мнению, могла настигнуть нас. Она защищала отца, не давая возможности зараженным напасть на него.

Я не знаю, откуда у нее этот дар, у меня такого нет. Но и я – лишь наполовину мутант. В моей спине даже нет острых игл, а глаза меньше и с ярко-желтой радужкой. Мама часто говорила, что я особенная, что плохие люди придут за мной, якобы, уже приходили ранее. Да кому я нужна? Наполовину дикарка.

Я не знаю, каким был мир до апокалипсиса. Все, что я представляю, это выживание. Серая выжженная земля, зловоние разложения, полыхающие руины, которые когда-то были городами. И мама всегда рядом, с ее внимательными огромными карими глазами с белыми зрачками, следящими за каждым моим шагом. Когда ты живешь в одиноком доме, сделанном из остатков былого величия, убежище кажется добрым миром и душной клеткой одновременно.