Слова на кончиках пальцев

– …И, пожалуйста, Натан, позаботься о том, чтобы на ночь в спальне Кевина закрыли окно.

Мистер Хилл молчаливо склонил голову. Миссис Майерс стояла спиной, поэтому, так и не увидев меня, обошла управляющего и исчезла за дверью кабинета.

Я уже почти перестала задаваться вопросом, почему возилась с Кевином там, где он прекрасно справился бы и без посторонней помощи, свалив все на условности жизни богачей. Но это…

– Разве он не в состоянии сделать это сам? – негромко спросила я в пустоту, зная, что все равно не получу ответа.

– В состоянии, – неожиданно раздалось позади меня. Я обернулась и увидела спускающегося по лестнице Кевина. Он делал это медленно, крепко держась за перила. – Просто моя мать отказывается принимать тот факт, что отсутствие зрения не делает меня беспомощным младенцем.

– Сэр, ваша мать всего лишь беспокоится о вас, – примирительно произнес мистер Хилл.

– Моя мать всего лишь упивается тем, что я не могу никуда от нее деться, – с печальной усмешкой заметил Кевин. – И ты это прекрасно знаешь, Натан.

Управляющий вновь покорно склонил голову и посмотрел на Майерса исподлобья.

– Хочу прогуляться, – сказал Кевин и, придерживаясь за стену, двинулся в сторону входной двери. – У миссис Майерс есть еще одно удивительное свойство – выкачивать весь воздух из помещения, в котором она находится. Сэм? – вдруг окликнул он, заставив меня встрепенуться.

– Да?

– Не составишь мне компанию?

Я уставилась на Натана, который выпрямился и, взглянув на меня, удивленно приподнял брови. Очевидно, поняв, что оба мы не могли страдать одной и той же слуховой галлюцинацией, он молча кивнул подбородком в сторону продолжавшего медленно продвигаться по коридору Кевина.

– Да, конечно! – откликнулась я и заторопилась вслед за подопечным.

Кевин передвигался неторопливо, но уверенно. Я лишь посматривала на него со стороны, готовая в любой момент прийти на помощь. Хотя она ему наверняка и не понадобилась бы.

Майерс спустился с крыльца и повернул налево, в сторону торца здания. Я молча следовала за ним, удивляясь тому, какими выверенными были его шаги: будто он провел не один день за тем, чтобы досконально изучить путь от выхода из дома к бассейну. Уже это заслуживало уважения. Он хотел быть самостоятельным и делал для этого все возможное.

Мы прошли к площадке возле бассейна, на которой стояли несколько шезлонгов с разложенными на них подушками и пара чайных столиков.

Ступив с травы на плитку, Кевин замедлился. Его движения стали осторожными. Делая очередной шаг, он немного вытягивал носок, видимо, для того, чтобы ни обо что не споткнуться. Наконец он уперся в один из шезлонгов и неспешно улегся.

Только дождавшись, пока юноша устроится, я заняла соседний лежак.

Долгое время Кевин лежал, почти не шевелясь. Я лишь видела, как от тяжелого дыхания приподнимались его плечи и грудь, и как он беспокойно поджимал и покусывал губы.

Когда спустя, наверное, минут пять тишины я уже пришла к выводу, что мы будем молча отдыхать, и отвлеклась от разглядывания Майерса, он подал голос:

– Сэм, расскажи что-нибудь.

Это была бы обычная, нормальная просьба, будь на месте Кевина любой другой мой подопечный. Всю прошлую неделю игнорировавший, огрызающийся, срывающийся на мне Майерс вдруг как ни в чем не бывало попросил меня что-то ему рассказать. Так, будто с первого дня нашего знакомства мы при встрече только и делали, что вели светские беседы.

Я не знала его. Имела смутное представление о его интересах. Музыка? Я ничего в ней не понимала, поэтому рисковала выставить себя посмешищем. А о чем еще я могла с ним говорить?

– Например?

– Что угодно. Просто говори со мной.

Несколько мгновений я задумчиво смотрела на Кевина, все еще не веря, что он изъявил желание со мной пообщаться.

– Обычно в первую очередь меня спрашивают о том, почему я пришла работать в патронаж… – неуверенно начала я. – Но если вам… тебе это неинтересно, то можем поговорить о чем-то другом…

– Нет, мне интересно. – Кевин прикрыл глаза и шумно вздохнул, расслабляя плечи. – Расскажи, почему ты пришла работать в патронаж.

Я устроилась поудобнее, приготовившись говорить. Я так много раз отвечала на этот вопрос детям, взрослым, пожилым людям, что уже заранее предполагала, какие за моими словами могут последовать вопросы.

– Прозвучит банально, но мне хотелось помогать другим. Есть много людей, которые в силу тех или иных причин не могут позаботиться о себе: здоровье, финансовые возможности, отсутствие близких или что-то еще. И мне кажется важным, чтобы несмотря ни на что всегда был тот, кто может им помочь. К тому же, – я чуть улыбнулась, – патронаж – это не всегда тяжелый труд и невозможность смотреть на чужие страдания. Это большой опыт, а зачастую – и приятная компания.

– Ну, мою компанию ты приятной вряд ли назовешь, – усмехнулся Кевин, не открывая глаз.

– Зато опыт, – не стала спорить я.

Мне уже доводилось видеть улыбку на лице Майерса. Раз или два. Но те улыбки были натужными, искусственно-любезными. Улыбка, которую я имела удовольствие лицезреть сейчас, расползлась по губам Кевина медленно, будто выглядывающее из-за туч после дождя солнце. И она была такой же ясной и светлой. На щеках у юноши проступили небольшие ямочки, на которые я невольно засмотрелась.

Оказывается, он умел искренне улыбаться. И ему это очень шло.

– Люблю честность, – сказал он.

Отчего-то, глядя на его улыбку и слыша его спокойный голос, я почувствовала растерянность. Слишком быстрые и резкие перемены в поведении Кевина настораживали. Неужели это все из-за миссис Майерс?

– А как быть с теми, у кого нет средств на помощь патронажа? – спросил он, возвращая меня в реальность.

– В нашем центре есть благотворительный отдел, работники которого могут оказывать бесплатную базовую помощь: прибраться, вызвать врача, купить самые необходимые продукты и лекарства. В первое время, как только я устроилась в патронажную службу, работала там.

– И неужели тебе это нравилось? – Кевин перестал улыбаться. И тут же мне стало грустно. Самую капельку. – Тратить время и силы на незнакомых людей просто так? Ничего за это не получая?

– Почему же ничего? Чужую улыбку, доброе слово, благодарный взгляд…

Майерс хмыкнул:

– Какая бесполезная валюта.

– Добрые дела не всегда совершаются для того, чтобы получить что-то взамен.

– А для чего же еще?

– Чтобы быть полезным.

– Да, тобой пользуются, называя это красивым словом «благотворительность».

Я не была согласна с Кевином и хотела уже начать ему доказывать, что он не прав, но остановила себя. Он жил иначе. Он ни в чем не нуждался, вокруг него все время много людей. Кевин не знал, что такое бедность или нужда. И мне даже стало немного жаль Майерса за то, что он был ограничен рамками своего воображения.

– Но сейчас ты работаешь не бесплатно, – заметил он.

Я опустила взгляд на свои ладони и негромко произнесла:

– Я коплю на учебу.