Куклы зазеркалья

Оказывается, это так просто… Нет… Оказывается это неимоверно тяжело… эта кровь на моих руках останется навсегда, как и то, что я сделала, навсегда останется в памяти…

Все произошло совсем не так, как мой мозг планировал.

Я ничего не успела: ни допилить свою веревку, ни уговориться о слаженном содействии с Мариной. Словом – ничего.

Оставалось немного, железка туповата, веревка, хоть и не толстая, но все же веревка. Дверь открылась. Хотя времени пошло совсем немного, они были недавно. Или так показалось только? У Марины были совершенно пустые глаза и безвольные движения. Ни проблеска надежды. И я ничем не могла ее поддержать ни в моральном плане, не в материальном.

Мое собственное существование похоже на мутную воду в маленьком застойном пруду, затянутом камышами и тиной. Через них не пробивается ни один лучик солнца, так только иногда легкая рябь по поверхности.

И опять по новой:

– Привет, милая!

Что это? Издевательство?

Или все-таки он верит сам себе? В свои бредни о будущем. Об этом обстоятельно, долго говорится, как будто Андрей уверяет себя в правильности опрометчиво сделанного шага.

Или все игра? Его «маленькие развлечения», вышедшие на иной уровень, за пределы телесного, и теперь ему более интересно играть чужим сознанием. Ведь в этой сфере не будет пределов и границ. Почти. И, когда ему надоест, мы превратимся в одну братскую могилу. Вот и весь финал пьесы.

Нет никакого «нашего будущего». И вообще «мы» и «наше» звучит как то слишком громко. Ведь я – Валерия Никульчина – собственно, не индивид для него, а лишь часть общего организма. Предпочитаю индивидуальность. Нет «нас».

Наверное, именно эта мысль перевернула окончательно мое сознание. Что все мои терзания – по поводу раздвоения личности и того, что я не могу справиться со своим телом – все ерунда для него. Просто часть большого шоу, в котором мне отведена главная роль. Чем же он тогда от Димы отличается? Ничем. Только слов больше. Там «любимый скальп», тут «любимая кукла». Одна ипостась другой не лучше. (Скальпом, правда, как-то спокойней, висишь себе, время от времени тебя беспокоят, поглаживают и все).

Веревка от натяжения порвалась сама собой, и это был сигнал к действию.

Он ничего не понял. Я лишь успела заметить огромное удивление в его глазах и испытала удовлетворение. Да, не ожидал?! Думал, что все держишь под контролем, как и этого полоумного очкарика.

И вот на полу тело. А железка застряла у основания шеи. От болевого шока Андрей только что-то мычал, а может кровь помешала – тоненькая струйка потекла из уголка рта – чуть дергался, зажимая рукой рану.

Я стояла минуту или может меньше, не знаю, в прострации. Потом очень четко печатая шаг, как военные на параде, прошла к ведру, вылила из него все и с размаху опустила на голову своему тюремщику – раз и еще раз! … А может еще пару раз…

Хотелось сесть или лучше упасть и никогда не вставать, но на закоулках сознания, далеко, была мысль, что еще не все. Она подтолкнула к столику со свечами. Собрав все тряпье, свалила его в углу и сбросила туда пару свечей. Просто разгромила этот алтарь жертвоприношений – он мне никогда не нравился!

Осторожно обошла тело по кругу. Комната уже начала наполняться удушливыми запахами.

Еще не все…

Ты не можешь оставить все так… не можешь оставить Марину одну, не можешь уйти или лечь, пока не поможешь ей, потом все что угодно. В руках была вещь, она очень мешала – ведро! – зачем оно мне?

Ах, да, еще же не все…

Ноги еле двигались. Похоже, я разучилась ходить. Дышать было трудно. С трудом доползла до еще одной двери дальше по коридору, за ней слышался жалобный скулеж, совсем не похожий на человеческий…

Хоть мы и не договаривались, но Марина среагировала моментально и верно, когда я появилась в дверях с безумным видом и ведром наперевес. Дима только и успел, что вскинуть голову, на этот звук, ее зубы уже впились в его руку. Она всем телом повисла на нем, прикладывая последние силы, что остались, давая мне сделать последний решительный шаг.

Раз и еще раз! …

И потом, похоже, что еще… Кажется, чья-то рука легла на плечо, останавливая.

– Хватит, Лера! Хватит!

Вроде она шептала, но нет, оказывается, орала прямо в ухо. В глазах страх.

– Хватит, пойдем от сюда… быстрее.

– Иди. Я сейчас. Сверни налево от двери.

– Хорошо, сверну, но только вместе с тобой…

– Я сказала, иди!

– Нет.

– Иди!

И оттолкнула ее.

Конечно, она не понимала, я не могла объяснить, но послушно повернулась и, придерживаясь за стенку, вышла.

Так, комната была достаточно большой. Что же я хотела сделать? Стеллаж с какими-то банками и канистрами. На них написано такими большими буквами красными: «ОГНЕОПАСНО». То, что нужно! Открыть некоторые было тяжело, пришлось пожертвовать остатками ногтей. Но я открыла и разлила часть из них по комнате.

Потом нагнулась над худосочным, скрюченным телом. Сейчас он не выглядел, как опасный зверь, скорее, как обиженный ребенок. Пошарила в карманах – вот она, дешевая зажигалка с колесиком.

Прихватив самую большую канистру, поволоклась к двери, за мной вилась мокрая змейка.

Нельзя допустить, чтобы кто-то узнал про Андрея. Что вообще был второй. Не могу, не хочу. Не смогу об этом говорить. Я даже с самой собой не смогу об этом говорить. Нет, не могу. «Но второе обгоревшее тело все равно обнаружат, и это вызовет вопросы». Этот голосок вылез неожиданно, видимо, здравый смысл решил показать, что еще тут и работает… «Ну и что? Бомж или еще одна жертва. Или случайный свидетель, не знаю. Это их дело будет. Главное. Что не опознают». «Случайная жертва?! У него одни женщины в списке. Это раз. И случайность исключена… Ерунда!». «Заткнись! Не лезь! Нет времени и сил» – благополучно пожелала я ему. Нашел подходящий момент.

Непослушными, онемевшими пальцами чиркнула колесико зажигалки. Не получилось… Черт! У меня все руки в крови, скользко. Вытерла об остатки одежды… Боже, сейчас стошнит.… Нет, нельзя…

Еще усилие – колесико повернулось и вспыхнуло пламя. Сбоку послышалось шевеление и, от неожиданности, выронила хлипкую пластмассу из рук. Но этого было достаточно – жидкость и вправду огнеопасна – маленькие язычки быстро побежали ручейком вглубь комнаты.

Из боковой двери была видна рука, и валил тяжелый, удушливый дым. Нет, мне это только кажется. Кажется, что слышу его голос:

– Лера…

Ноги приросли к полу. Сознание кричало и билось в истерике, что надо уходить. Но, было большое желание подбежать и затолкать эту высунувшуюся руку обратно и подпереть дверь чем-нибудь тяжелым. Надо…

Я ничего не замечала. Даже того, что к моим ногам и огромной канистре, стоящей рядом с ними, подбирается жиденькое пламя. Из паралича меня вывел оклик сзади. Марина осторожно выглядывала из-за угла:

– Лера! Уходи от туда!

Оторвав взгляд от пальцев, которые вроде шелохнулись, с трудом переставляя ноги, потащилась к ней. Только зашла за бетонный угол, послышался один хлопок, за ним второй… «Кто-то рядом взрывает петарды?! На улице? Какие петарды, идиотка! Это огнеопасные канистры, которые ты подожгла… как хорошо».

Кажется, это я произнесла вслух.

– Хорошо?! Ты, что сдурела! Не сиди здесь, Лера! Уходим!

Марина толкала меня, тормошила, тащила…