Куклы зазеркалья

Лицо его сначала выражало только несколько рассеянное внимание – мол, слушаю, слушаю, такая уж у нас работа – а потом изменилось.

– Да… Вы уверены? Сможете точно показать место? Нет, только направление, а там несколько зданий… Все понятно. Спасибо за информацию. Да, и, Семен Петрович, посидите дома на больничном. Так будет лучше. И вам тоже. До свидания.

Вова поглядывал на него с все возрастающим интересом и немного подрагивал бровями, выражая этим напряженное внимание к новому повороту событий.

– Оказывается это не слон, а наш бравый охранник. Что говорит?

– Очень интересные вещи.

– А поконкретнее нельзя?

– Дети у Капитолины Георгиевны Плюсниной есть?

– ГИБДД таких справок не дает.

– Так узнай!

– Не ори, а то я тоже заору. Узнаю. Все, ухожу от тебя, истеричка.

– Пока.

Было огромное желание поехать и проверить все, что рассказал ему Семен Петрович, но рано. Кому же принадлежит ip-адрес? Точно мужчине. Пора все проверить, а не сидеть и не устраивать истерику. Вова прав как всегда.

Веревка оказалась крепкой или железка наоборот тупой. Неважно. Дело продвигалось медленно. Или энтузиазма у меня не хватало.

Уставившись в выбоину на стене, так мне полюбившуюся мне в последнее время, я, натянув веревку, пилила ее. Скосив глаза, посмотрела – осталась половина.

Напряженная Маринина спина на соседней лежанке интересовала мало. Просто нужно было сделать это – допилить веревку. Решение было еще не совсем оформившимся. Но понятно, что любое человеческое участие, жалостливое чувство или напряженное, с примесью шальной надежды, ожидание собьет весь настрой.

Нет сил! Ни терпеть, ни продолжать борьбу, ни ждать, когда за меня примут решение другие. Есть только дикое желание быстрее прекратить все это. Сейчас – не ожидая нескольких дней, как было обещано.

Да и финал, приготовленный для нас – о, Боже, как патетично звучит «для нас»! – просто глупость, эфир, фантазия больного ума. Нет никаких «нас». Есть только странная, неуемная тяга друг к другу, как болезнь, зависимость. Вот правильное определение – болезненная зависимость.

И мне нужно лечиться. Только сначала устранить источник болезни.

Рука на мгновение остановилась… А ты уверена, что источник находится лишь в нем? А? может ты ничем не лучше. Нет, это он меня отравил своим ядом. А я нормальная, мне нестерпимо слушать все, что он говорит о себе и об это помешанном на скальпах очкарике.

И опять завозила туда-сюда. Скрип пружин, вздох, тяжелый такой, как бы говорящий «обрати на меня внимание». Все бабы одинаковы, не могут в одиночестве попереживать. Особенно, когда рядом есть особь способная выслушать. Снова вздох, «повернись, поговори со мной». Еще недавно именно так бы и сделала, но сейчас нужно сохранить настрой.

– Лера…

Голос был тихим, хриплым, усталым, вымученным… Готовность ко всему и примирение со всем, что может произойти – вот, что было в нем. Ох, как же я тебя понимаю. Но подожди, все скоро закончится, только не отвлекай сейчас.

– Лер, что ты там делаешь?

Я немного повернулась, чтобы показать ей веревку и орудие труда. Железка блекло сверкнула. Говорить не очень хотелось.

– И молчит… Черт, тебя подери!

– Смысл давать надежду, пока не перережу веревку.

Она закрыла лицо руками и, похоже, опять заплакала.

– Марин…

– Что? Я сейчас думала. Я никогда не говорила родителям, что люблю их. Всегда ненавидела семейные сборища, которые мама устраивает. Два стола вместе составляем, посуда у соседей в займы, куча народу. Как только мне исполнилось восемнадцать, то все разговоры начинаются с темы моего замужества. Как будто это самое главное дело в жизни выйти замуж и детей нарожать.… Все бы сейчас отдала, чтобы оказаться там. Чтобы тетя Лида всеми командовала, ее муж дядя Степа напившись, донимал всех своими баснями про военную службу…

Запястья, связанные веревкой, все в синяках и ссадинах, выглядели такими тоненькими, хрупкими… Я отвела взгляд. Нет, это невозможно… Грязные волосы, местами разодранная туника, через дыры просвечивал простой, бывший когда-то белым, лифчик, ноги тоже сине-фиолетово-зелено-желтые. Из-за этих синяков по всему телу ей нет возможности и прилечь нормально.

Мое физическое состояние все же лучше. Что не скажешь на счет морального. «Нет, все, не отвлекаемся. Могут прийти в любой момент. Надо успеть. Надо успеть».

– Тебе еще много?

– Половина.

– Черт! Скажи, что мы выберемся от сюда. Скажи!

– Мы выберемся от сюда.

– Ты не поверишь!

Вова залетел в кабинет и уселся за стол, положив ноги в ботинках на крышку.

– Поверю. Главное изложи убедительно. Но могу предположить, что наш маньяк оказался каким-нибудь невзрачной уже известной тебе и мне личностью. Например, сменщиком Семена Петровича, таким сутуловатым очкариком, который вроде даже стесняется своего собственного существования.

Ботинки вернулись на пол.

– С тобой не интересно.

– Не-а. Не интересно.

– Как понял?

– ip-адрес принадлежит его бывшему сослуживцу. Они вместе работали лаборантами в каком-то институте. По доброте душевной тот отдал ему свой модем. Просто так. У парня мама больная, денег нет. Компьютер, хоть и старый есть. Но думаю, наш маньяк навешал ему лапшу на уши.

– Понятно. Я разговаривал с соседкой Плюсниной Капитолины Георгиевны, ну, и наградили же имечком. Та присматривает за ней, пока сын на работе. Говорит, что он «положительный мальчик». Тихий, вежливый, внимательный. К матери относится с любовью. На машине ездит он. Фамилия у него отцовская.

– Ясно. Семен Петрович, наш бдительный страж отправился на больничный, я так надеюсь. Он заметил, что в последнее время его сменщик откуда-то с другой стороны прибывает на работу. А там ничего нет кроме почти разрушившихся зданий и обрыва реки. Откуда точно, ему неведомо.

– Ясненько. Скрываем информацию от коллектива?

– Боже упаси. Только накопление и проверка.

– Ну-ну. Долго копить будем?

– Нет. Уже все.

Уже все… Неужели… Я смотрела на свою руку всю в крови – странно не может быть, что это моя рука, длинные пальцы, окрашенные в темно-красный цвет. Надо было уходить… Время, в моем сознании, двигалось медленно, но снаружи неслось, наверное, с невероятной скоростью, а нужно было воспользоваться предоставленной возможностью. Надо уходить…