Золотой миллиард 2

– Что забыли, товарищ лейтенант, – уточнил тот суррогат, что стоял спереди.

– Я сказал, возьмите коробки из вертолета.

– Вы не говорили, – спокойно парировал тот. Виталя, почувствовав промах, хлопнул глазами и отрицательно помотал головой.

– Не говорил, – повторил второй суррогат, потом третий и так каждый следующий подтвердил: – Не говорил, не говорил, не говорил.

– Стукачи, – проворчал Виталя.

Щукин согласился: – Наш промах, да мы еще и не знали, куда точно выгружаться. Вернитесь к вертолету: принесите к штабу все коробки. Полковник Яровой еще приказал прихватить сухпаек.

Так они отправили суррогатов за грузом, а сами пошли в штаб-магазин, как Щукин приостал на шаг и вдруг удивленно заметил: – Ты больше не хромаешь?!

И они втроем снова остановились и уставились на Ивана, а Иван на свои ноги, и, сделав пару шагов отметил, что действительно перестал хромать. А вчера вечером еще прихрамывал от травмы после ранения, и вроде как врачи говорили, что хромота пройдет, но с учетом всего случившегося ночью как-то напрашивается благотворное влияние от встречи с …надо как-то ее назвать. Душа мира – высокопарно, пусть будет Алиса. Ей по большому счету все равно, она – любое женское имя этого мира, а у Суровина знакомых с таким именем нет, и ни с чем оно особо не ассоциируется.

Суррогаты быстро вернулись с коробками, раздали сухпаек и помогли собрать квадрокоптеры. Дело это было не новое, справились быстро и четыре «птички» полетели обследовать лес вокруг Исты. К этому времени перекресток, на котором росли «цветы» давно просматривался штабными через спутник и квадрокоптеры, и оттуда прислали шифровки с кодом опасности сначала «пять», потом «семь», максимальная опасность от камней «девять»: это когда они уже выламывают окна. Изображения с камер размыты из-за дождя. Иван вспомнил, что хотел позвонить Ане на счет погоды. Проверить заодно этот способ связи с Алисой. Как раз на выходе из штаба пришло голосовое сообщение от Подбережного. Никакой субординации человек с металлической рукой не признает, чтоб его. Или давнее знакомство так влияет. Подбережного много матерился на жизнь, на власть, по ситуации морально страдая от необходимости кормить «лишние» рты. В конце обещал служить России и накормить бойцов.

– Алло, Нина.

– Да.

– Мои спят еще?

– Нет, Аня играет. Играет. Ой! Подожди, Гришаня – кашу надо есть ложкой. Держи, учись.

– Позови ее, пожалуйста, – попросил Иван, наблюдая как к Исте подлетают три «Крокодила» и столько же американских вертолетов, название которых Суровин не знает и что извиняет его некомпетентность в данном вопросе, так это то, что в нынешнее время у его страны один противник –вирус купира и его порождения. США в списке противников нет. Серов так и сказал: враг у нас только один.

– Да, – послышался в трубке Анин голос.

– Привет, Бусинка.

– Да, это я, – почему-то грустно ответила девочка.

– Как ты там?

– Нормально. Играю вот. А мама грустная. И что делать?

– Может, попросим у одной феи солнышко? А то дождь и дождь…

– Да? Да! Солнышко. Фея пусть будет ясное небо и светит солнце. Всё. Скоро исполнится.

Было слышно, как Нина рассмеялась. Смешно ей, значит.

– Будем ждать, – сказал Иван и положил трубку.

Оставив двух своих офицеров и взвод Исты в штабе, со взводом Мурка, переименованный в «первый», он отправился встречать прибывших. Вертолеты сели у въезда в Исту, рядом с кораблем, там самая пригодная для этого дела площадка. Приземлились, и начали высаживаться и выгружаться под слабый, моросящий дождичек. Форма у американцев коричнево-зелено-бурая, камуфляжный пиксельный рисунок. Последним появился «командос», забывший со своей солнечной Флориды снять солнцезащитные очки. И здесь раз – резко так под дождичком и снял, на холеном лице промелькнуло недовольство. И пока он что-то со своими перетирал Иван приказал окружить вертолеты и привести оружие к бою. Гречишников повторил приказ и лисом подбежал к Суровину, попытавшись по выражению лица выяснить: Палить будим? Или так: попугаем?

Американцы этот « дружественный жест» проигнорировали: выстроились в два ряда, так что прекрасно видно, что из оружия им позволили взять только пистолеты. Было бы хорошо, если б еще без патронов. Из наших «Крокодилов» вышли штабные офицеры во главе с Андреем Горбовским – полковником-связистом. Горбовский по мужской линии – поляк, по женской – и бабушка, и мать – русские. Давно и плотненько обрусевший поляк, перед эпидемией жил здесь же, на Урале, понятно, что никакие ограничения иностранцев в правах его не коснулись. Кроме того, он – потомственный военный. Под два метра ростом, довольно плотного телосложения, лицо по каким-то причинам изъедено шрамами то ли от подростковых угрей, то ли еще от какой-то болезни. Видок у него устрашающий. Друг генерала Серова. Особо близко они с Суровиным не общались и не пересекались. Горбовский недовольно глянул на окружение и, чтобы не усугублять, Суровин дал отбой по оружию. Пришло время как-то знакомиться, представляться. Винты вертолетов остановились и вдруг из американского вертолета кто-то выпал при высадке. Последний появившийся оказался гражданским: в поношенных джинсах, рубахе в клетку и черной куртке нараспашку. Он достал из кармана куртки шапку, нацепил ее и поежился, вглядываясь по сторонам, потом что-то вспомнил и полез обратно в вертолет.

– Познакомьтесь, – сказал Горбовский, – генерал-майор вооруженных сил США Стивен Лоутон.

Один из штабных офицеров бодро перевел слова Андрея и дальше выступал переводчиком.

– Познакомьтесь, полковник Иван Суровин, – добавил Горбовский.

Лоутон дружественно, но так чтобы не сильно уж дружественно – опираясь на опыт отмерил нужную, подобающую какому-то там русскому полковнику дружественность, слегка кивнул и неожиданно подал руку для рукопожатия. Думал ли Иван еще утром, когда хоронил русских парней, что будет жать руку американскому генералу? Нет, конечно. Потому что вообще не склонен думать о незначительных, невероятных и ненужных вещах. Если коротко по существу: руку жать не хотелось. И он решил-таки, несмотря на нарастающее недовольство Горбовского не делать то, чего делать не хочется. А надо отметить Лоутон левша и подал левую руку. Из-за спины материализовался Подбережный и своей металлической рукой в перчатке, значит, сжал генеральскую руку. У Лоутона глаза стали в один момент шире, к щекам от удивления прилила кровь, но реноме держал стойко. Штабные тоже удивились виду градоначальника Исты, который явился на встречу в старинной шинели, поэтому не сразу оценили все оттенки рукопожатия.

– Какие гости! Ты только посмотри! Добро пожаловать! Вэлком! Хлеба, соли нет. Дефицит, но котлет к вечеру нажарим. С прошлогодними мухами! Ха-ха! Не переводи последнее, – и энергично трясет генеральскую руку. Трясет, и полковник уже скоро услышит, как ломаются косточки на ладони. А это наипротивнейшие переломы, потому что человек активно использует кисть и с трудом обеспечивает руке покой, необходимый для заживления костей. Бабуля, правда, была постарше генерала, когда неудачно упала на лед, ладьевидную кость сломала, и года два Иван практиковался в чистке картофеля. Ей было больно совершать подобные действия. Эх, не чистить генералу картошку, не чистить: эти двое схлестнулись недобрым взглядом. Подбережный не щадил, давил. Лоутон выпучил глаза, сжал зубы, покраснел, как рак, но не ни звука поражения не издал. Надо признать: толику уважения заслужил, не за красивые очки звание получил. Горбовский с офицерами ничего не понимали, переводили взгляд с одного на другого рукопожателя, если такое слово вообще существует в русском языке, если нет, то пусть пока будет.

– Витя, хватит, – шепнул Иван.

– Что говоришь? Как не рад? Рад! Знаешь, как давно его ждал? Огого, с самого купира. Все хотел хоть одного амерского хенерала поблагодарить за нашу жизнь.

– Витя!, – прикрикнул Суровин, когда у генерала зрачки куда-то наверх поползли.

– Пошел вон!, – взревел Горбовский и ополчился на Суровина, – это что за эмигрант из прошлого?

Витек отпустил генеральскую руку. Рука осталась на месте, на коже видны синяки и можно не сомневаться, парочка сломанных косточек имеется. У Лоутона зрачки вернулись на место, он задышал, какразозленный бык и так как дождь кончился и на небе, сквозь расползающиеся восвояси, тучи, пробились солнечные лучи, дернулся было достать из кармана очки. Дернулся левой рукой. Решил не рисковать и достал правой рукой.

– Местные жители. Мы разберемся, – по-английски извиняющимся тоном сказал Горбовский.

– Витя. Иди. Пожалуйста, уйди, – шепнул Иван пока Горбовский аккуратно встал между генералом и градоначальником в шинели.

– Где ты устроил штаб?, – чуть повернув голову, спросил полковник Горбовский.

– В магазине. Старшина, выдели двоих. Проводите прибывших к штабу.

И закрутилось, завертелось. Лоутон осторожно прижимал поломанную ладонь к телу и старался ею сильно не раскачивать при ходьбе, очевидно испытывая сильную боль. Он со своими людьми и штабными офицерами направился к штабу.

– Ты кто такой, я спросил?, – толкнул Горбовский Подбережного в плечо и тут понял, что плечико то жесткое.

– Градоначальник Исты. А что?, – с вызовом сказал Витя и попятился на полковника связи.

– Сгною!

Сплюнув, он выдержал взгляд и процедил: – Найду и на вилы посажу. Ты мне не тыкай. И не пугай. Пуганные, понял.

– Это рядовой в запасе Виктор Подбережный. Отправлен в запас после потери левой руки, – сказал Иван, – иди, Витя. ИДИ! Я приказал накормить вечером людей горячим. Займись этим делом уже.

Пободавшись еще немного взглядом, Подбережный резко развернулся на каблуках фарцовых сапог и пошел, значит, добывать горячее на ужин. А солнце залило Исту, начало прогревать намокшую от дождя землю, так что скоро запарит легким туманом от резкого перепада температур. Горбовский отошел на пару шагов назад, глотнул из фляги, задумчиво посмотрел вслед уходящему оппоненту и уже более спокойно, но как-то совсем недобро обратился к Ивану: – Это с твоей подачи случилось. Суровин, ты занимаешься суррогатами, вот и занимайся ими. Тебе приказали встретить, и только. Всё остальное не твоё дело. Понимаешь?

– Я и встретил. И постарался избежать ненужных контактов.

– Думаешь, самый умный. А я говорил Серову: рано тебе еще новые погоны. Не тянешь ты.

– Я и не просил, – парировал Иван, – а Подбережного не трогай. Он с честью исполнил долг на военной службе, несет на гражданской и воспитывает троих детей.

– Нам не справиться с новым витком развития купира.