Лерой. Обещаю забыть

Около одиннадцати ложусь в кровать, не выпуская из рук телефона. Я жду – глупо, наивно, безнадёжно. Закрываю глаза, пытаясь заснуть. И в этот момент мобильный в моих руках оживает. Поля! Я так долго этого ждала, что без задней мысли подношу трубку к уху и кричу навзрыд:

– Поля, Полинка, прости меня глупую! Я тебя так люблю!

Но вместо ответа слышу лишь всхлипывания подруги: ей тоже плохо. Очень!

– Я такая дура, – сквозь слёзы шепчет она. – Прости.

Вскакиваю с кровати и мечусь по комнате. Хочу так много сказать ей, но не успеваю. Кирилл бесцеремонно открывает с ноги дверь в мою комнату и нагло так смотрит, словно имеет надо мной власть.

– Забыл что-то? – огрызаюсь в сторону парня.

– Ага, – мерзко улыбаясь, тот щурится и заходит. Кира ни капли не смущает, что я не хочу его видеть. Он по-свойски заваливается на диван и закидывает ноги на журнальный столик, с которого тут же на пол летят стихи Блока и Шурик. Но Кириллу всё равно! С ехидным оскалом победителя он пронзает меня злобным взглядом и жестом показывает, чтобы я завершила разговор.

– Полюшка, я перезвоню!– шепчу в трубку, но слышу, что рыдания подруги становятся всё громче и надрывнее. – Я люблю тебя, милая! Не плачь.

Скидываю вызов, проклиная в душе парня, сидящего напротив.

– Какого лешего ты творишь, Кир?! Пошёл вон из моей комнаты!

Но мои выпады на него не действуют. Он словно оглох. Продолжает сидеть и пристально разглядывать меня.

– Любишь её, говоришь? – Он крутит в руках свой мобильный, а на лице расползается безумная улыбка.

– Погоди, она там, что, из-за тебя плачет?

– Плакать поздно! – хохочет придурок.– Дура твоя подруга и дешёвка! Прикинь, я с пацанами поспорил, что затащу в койку какую-нибудь скромницу?спортсменку. Они мне срок дали до сентября, а твоя каланча на третий день ножки раздвинула.

Так много слов, и все кажутся нестерпимо мерзкими! От них тошнит. Ловлю себя на том, что качаю головой, как китайский болванчик, отказываясь верить в реальность происходящего.

– Подонок, – шепчу, глядя в пустые бездушные глаза сводного брата. – Так ты решил отомстить мне?

– Нет, сестрёнка, – совершенно не осознавая мерзости своего поступка, продолжает веселиться Кирилл.– Спор есть спор, сама понимаешь. А вот это моя месть.

Он протягивает мне свой мобильный, где на паузе стоит какое-то видео. Понимаю, что ничего хорошего я там не увижу, а потому обхватываю себя руками и отхожу на несколько шагов назад. Я ничего не хочу смотреть.

– Ну же, Ариша, неужели тебе не интересно взглянуть, как твоя ненаглядная каланча отдаёт мне свою невинность на родительском диване? Шикарный подарок я ей устроил к совершеннолетию!

– Зачем?! Зачем мне на это смотреть?! Она ошиблась, такое бывает! – Как же противно мне сейчас даже просто дышать одним воздухом с этим недочеловеком! Меня разрывает от желания расцарапать до крови его довольную физиономию, но я будто приросла к полу.

– Смотри, я сказал! – резко перестав ржать, рычит Кир и жмёт на кнопку воспроизведения записи. Сию секунду пространство комнаты заполняется неприличными звуками –мерзкими, тошнотворными, взрывающимися то ли от боли, то ли от удовольствия голосами, среди которых Полькин. Её полное нежности «люблю» тонет в скрипах, шорохах и стонах. Закрываю ладонями уши и зажмуриваюсь: это не для меня! Но потом срываюсь. Бегу к нему, машу руками, пытаюсь выбить из его рук телефон, хочу, чтобы всё это прекратилось!

– Ненавижу!– ору со всей дури.– Ненавижу!

– Да мне плевать! – скручивая меня, словно пушинку, кричит в ухо.– Первого сентября это видео получит каждый ученик нашего лицея! Об одном жалею, что не увижу восторженных лиц одноклассников, когда те смотреть видос будут. А ты радоваться должна, дура! Тебе как сестре первой показал.

– Нет! Нет! Не делай этого! Прошу тебя! Ты же и так её уничтожил! Она же тебя по-настоящему любила. Что же ты за сволочь такая!

– Ну, всё! Хватит! Болото своё прибереги для отца. Хочешь, чтобы запись удалил – отработай! – И снова этот мерзкий смех. – Что смотришь? Твой батя мой мотак продал, а я, между прочим, на него несколько лет копил. Да и за год заточения мне полагается моральная компенсация. Так что всё честно: с тебя – бабки, с меня, так и быть, запись. Идёт?

– Я найду деньги!

– Э, нет! Ты их отработаешь вместе со своей каланчой. Усекла?

– Да…

Глава 4. Аукцион.

Арина.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… – шепчу себе под нос, пересчитывая этажи здания, к которому нас просил подъехать Кир.

С момента его вторжения в мою спальню прошла неделя. Семь дней, чтобы всё обдумать и отказаться, пожаловаться отцу и не вестись на шантаж подонка. Семь ночей, чтобы в мучительных попытках заснуть, без конца вспоминая заплаканное лицо Поли, сходить с ума от безысходности и жалости к ней.

– Арин, ну чего ты так смотришь? –   Подруга дёргает меня за рукав джинсовки. – Обычный бизнес-центр.

– Знаю. – Понимаю, что она права: мы в людном месте, и в работе, которую нашёл нам Кир, нет ничего особенного. Но мне неспокойно. Я чувствую, что это западня.– Поль, зря ты отказалась поговорить с моим отцом. Может, ну его! Поехали домой. Вот увидишь, папа быстро приструнит Кира.

– Арин, ты опять за старое? – Поля недовольно вздыхает и тянет меня к входу. – Как ты думаешь, твой отец донесёт моему?

– Мы попросим, чтобы не говорил…

– Арин, не тупи! Сообщит обязательно! – перебивает Полинка.– Пошли, а то опоздаем!

И я иду, шаг за шагом по серой глянцевой плитке приближаюсь к зеркальным дверям бизнес-центра «Берлинго». Бросить Полинку не могу: я и так еле привела её в чувство после подлости моего сводного брата. Дело за малым: забрать видео. Допустить, чтобы оно попало в чужие руки, тем более, стало достоянием нашего лицея, директором которого и является папа Поли, нельзя. Мы обе понимаем, что после такого позора его карьера, как и престиж нашего учебного заведения, резко пойдут на спад.

Поначалу, наплевав на угрозы Кира, я хотела поговорить со своим отцом. Во всём признаться, честно, откровенно. Но, видимо, не судьба… За эти семь дней я видела его всего пару раз, и то мельком. Да и что бы он сделал? Кир чётко дал понять, что если я кому-нибудь разболтаю, то видео выйдет в свет, не дожидаясь начала учёбы.

Зеркальный лифт поднимает нас всё выше и выше, пока не раскрывает двери на одиннадцатом.

Красивая цивильная обстановка холла отеля с одноименным названием «Берлинго», расположенного на последних этажах здания, встречает нас тишиной и сонным выражением лица охранника. Бугай ростом, наверно, под два с половиной метра, лениво подходит к нам и прокуренным голосом требует снять все украшения и сдать телефоны. Поля покорно выполняет его указания, а я недоумеваю.

– Зачем? –  Я понимаю, что наши украшения могут помешать рекламировать товар ювелирного салона «Самсонов», но чем не угодили телефоны?

– Положено, – зевает охранник и выжидающе смотрит на меня.

– Арин, не ерепенься, заберёшь потом. –  Подруга толкает в бок, поторапливая с решением. А я не могу, не хочу его отдавать, но опять иду на поводу у других, не прислушиваясь к истошному крику интуиции, и покорно выкладываю смартфон, а затем снимаю серьги и цепочку с крестиком, получая взамен маленький ключик с номером ячейки для хранения.

– Фамилии, – монотонно сипит охранник, перелистывая какие-то списки на помятых бумажках.

– Солнцева и Кшинская, – пищит Поля, явно волнуясь не меньше меня.

– Так, Солнцева есть, а вторая какая? –  Бугай водит неровным грязным ногтем по белоснежной бумажке, уточняя мою фамилию.

– Кши…

– Ладыгина, – перебиваю Полю. Она не в курсе, что Кир устроил меня моделью на аукцион ювелирных изделий под своей фамилией; всё потому, что мне в отличие от Поли нет восемнадцати, а здесь это одно из основных требований.

– Так, сейчас идёте прямо, до двери с надписью «Служебное помещение»,– ничего не заподозрив, бурчит охранник, даже не глядя в нашу сторону.– Там Анжелика проведёт с вами инструктаж.