Великая река. Другой берег

– Это Варн, и я его украла из лодки Деда, – терпеливо объяснила Ойкью. – Я не подкладывала никакого седмичника. Он вроде как сбежал из дома, поэтому ночует сегодня у нас. Он по доброй воле сюда пришёл.

– Это-то меня и пугает, – удивлённо проговорила бабушка. – Ты хоть понимаешь, кто он такой?

Она ещё раз внимательно посмотрела на внучку, сокрушённо покачала головой, а затем всё-таки спустилась и принялась собирать на стол. Ойкью бросилась ей помогать, влекомая целью узнать, что будет на завтрак.

Следующим по лестнице спустился дедушка. Ойкью заметила, что мха у него на затылке чуть-чуть убавилось, а на лице, наоборот, чуть-чуть прибавилось.

– Явилась не запылилась, – прокряхтел он, неодобрительно глядя на внучку. – Мы уж думали, канула в во?ды реки – ан нет…

– Я тоже скучала, – заверила его Ойкью. – Правда-правда.

Дедушка неопределённо крякнул и очень медленно сел за стол.

Следом спустились мама и папа. Последний с вечера, как всегда, был нормального роста, даже почти не задевал головой потолок.

– Ойкью! Глазам не верю! – воскликнул он, и голос его звучал радостным шелестом листвы.

Папа обхватил Ойкью руками-ветвями и поднял, так что она смогла обнять его за шею.

Папа Ойкью был сыном дриады, которая жила в липе, и могущественного лесного духа: от дриады он унаследовал родство с липой, золотистые глаза и ворох листвы вместо волос, от духа – неустойчивость облика и способность к древнему тайному волшебству.

– Ты выросла, – проговорил он, опуская дочь обратно на пол.

– Я – нет, а вот ты – точно вырос с зимы, – лукаво улыбаясь, проговорила Ойкью, и папа негромко засмеялся.

Они уже почти садились за стол, когда на кухню всё же удосужился явиться проснувшийся Варн. В его сторону обратились четыре пары любопытных глаз. Мама Ойкью решила проявить такт и не стала таращиться на гостя, зато сама Ойкью наблюдала за мальчиком с интересом. Наконец она видела живые эмоции на его лице: замешательство, смущение, лёгкое (а может, и не очень) потрясение. Ойкью ещё помнила, как непростительно смело он вёл себя вчера при встрече с лодочниками, и теперь ей приятно было видеть его растерянным. Поэтому она не спешила представить Варна семье, вовсю наслаждаясь ситуацией.

– Добрый… Добрый вечер? – в голосе мальчика зазвучали восхитительные вопросительные интонации.

Впрочем, оно и неудивительно: он явно сейчас не знал, стоит ли считать этот вечер добрым.

– Добрый или нет, это потом известно будет, – прокряхтел дедушка. Только он больше, чем Ойкью, любил выбивать окружающих из колеи.

Замешательство Варна, судя по выражению его лица, начало постепенно переходить в панику, поэтому Ойкью сжалилась и, неторопливо заворачивая творог в холодный блинчик, проговорила:

– Это Варн. Я спасла его вчера из лодки Деда, и теперь мы собираемся вместе плыть к Истоку Великой реки. Варн, это бабушка, это дедушка, а это мой папа. Ты можешь тоже сесть за стол, вот здесь, рядом со мной, есть место.

Ойкью подумалось, Варн овладел способностью перемещаться в пространстве со скоростью света – так быстро он оказался сидящим около неё. Впрочем, таращиться на него и так уже перестали – теперь четыре пары любопытных глаз обратились к Ойкью. Она продолжала невозмутимо заворачивать блинчик.

– Никто не знает, есть ли вообще у Великой реки исток, Ойкью, – осторожно заметила мама. – Не думаю, что искать его такая уж хорошая идея. А тебе, Варн, мне кажется, стоит отправиться домой. Твои родители, наверное, беспокоятся?

– Мы с Ойкью заключили соглашение, – на удивление спокойно проговорил мальчик. – И никто, кроме меня, никак не может понять, чего мне стоит делать.

– О как! – Ойкью не удержалась и воздела палец, такой уморительно серьёзный был тон у Варна. – А вообще, это ведь и хорошо, что никто не знает, есть ли у реки исток: мы как раз собираемся выяснить.

– Это будет очень тяжёлый путь, а мы очень давно тебя не видели, – печально проговорил папа. – Может, оставите это открытие кому-нибудь другому? И так очень опасно, что ты решила стать лодочницей…

– Папа! – Ойкью грустно рассмеялась. – Мне уже никак не быть лодочницей! Я помешала Деду везти человека на Другой берег! Теперь он будет искать меня, пока не поймает, и неизвестно, что случится в этот раз. Мне совершенно точно нужно уходить отсюда.

– А тебе сразу было говорено, что ничего путного из твоей затеи с лодочниками не выйдет! – вмешалась бабушка. – Всё равно назад ничего не вернёшь!

– В самом деле, Ойкью!

– Мы тебя спрячем, не бойся Деда, Ойкью!

– А этот мальчик? Он-то разве выдержит такой тяжёлый путь?

– Мы ведь хотим тебе только добра! Ты подумай как следует, ну разве это дело?

– Ну вот, началось. – Ойкью тоскливо вздохнула.

– Пойдём отсюда? – Варн встал из-за стола.

Ойкью нахмурилась: ей, может, было и не очень приятно, но она уж точно не хотела уходить вот так.

– Если вы, маленькие обормоты, в самом деле собрались к Истоку Великой реки, вам надобно знать некоторые вещи, – неожиданно подал голос дедушка.

Все прочие члены семьи тотчас умолкли. Варн сел обратно за стол. Ойкью устремила в сторону дедушки радостный взгляд.

– Дедушка! Ты тоже пробовал добраться до Истока? – спросила она, внутренне замерев от восторга.

– Было дело, – неопределённо проворчал тот, весело глядя на Ойкью из-под косматых бровей.

– И добрался?

– Это как посмотреть. – Дедушка сипло, крякающе рассмеялся. – Я про другое хочу сказать. Слушайте внимательней: чем дальше вверх идёшь по Великой реке, тем севернее, тем холоднее становится и тем труднее путь. Там, наверху, живёт совсем другой народ, не такой, как здесь… Ну, вы сами увидите. Некоторые из них могут быть опасны, другие могут и помочь, только этого так сразу не поймёшь. Тебе, Ойкью, тяжело придётся: ты сделана из двух составляющих, и они плохо ладят друг с другом…

– Знаю! – фыркнула Ойкью. Она терпеть не могла, когда ей об этом напоминали.

Дедушка кивнул и продолжил:

– А тебе, парень, не поможет там рубашка из крапивы, и сон, в котором ты живёшь, тоже не поможет. Хочешь не хочешь, придётся проснуться.

Варн нахмурился, но ничего не сказал.

– Вот так, – подвёл итог дедушка. – Да, и возьмите с собой побольше сушёных слив.

Варн и Ойкью удивлённо переглянулись.

– Неужели ты в самом деле думаешь, что они могут… – начала было бабушка, но дедушка тотчас её перебил:

– Взять сушёные сливы? Не вижу причины, по которой не могли бы. Я их много заготовил…

В конечном счёте остальные члены семьи были вынуждены с ним согласиться, хотя отъезд дочери и внучки их изрядно опечалил.

Оставшуюся часть ночи Ойкью и Варн потратили на сборы. В основном процесс заключался в том, что они бегали по дому в поисках чего-нибудь необычайно важного, а когда оно не находилось, бегали по дому в поисках мамы Ойкью и спрашивали её, где это важное лежит. Та с мученическим видом отвлекалась от дел и находила важное за полминуты на том самом месте, где до этого все уже смотрели несколько раз.

Ближе к рассвету сборы были закончены, а припасы – погружены в лодку. Правда, отплыть всё равно получилось только к вечеру, потому что мама Ойкью – ну как всегда! – наотрез отказалась отпускать дочь в путь днём. Незадолго до заката начался долгий ритуал прощания, который затянулся ещё на несколько часов.