Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника

С Лешкой мы знакомы с предавнейших времен. Я только пришла в уголовный розыск с гражданки, отработав с десяток лет в народном образовании, а Звонарев почти в это же время перевелся с территории, в те времена, когда сократили доблестный РУБОП, подразделения по борьбе с организованной преступностью. Решено, раз организованной преступности больше не имеется, значит, такое сложно-образованное структурное подразделение следует сократить за ненадобностью. Сказано-сделано и сотни профессионалов оказались почти не у дел. Звонареву повезло, оперативник – народ болтливый, но это секрет! Слухи о профессионализме того или иного человека бегут впереди него, поэтому Лешку Дым сразу же прибрал к своим опытным рукам. Не всем так повезло. Муж моей однокурсницы остался не у дел, помыкался по отделам, достойных мест не оказалось, участковым идти работать бывалому оперативнику было уже не с руки, поэтому Виталик, так зовут этого героя, озлобился страшно. С горяча оставил службу в органах, получил адвокатский статус и от этой самой обиды на весь белый свет берется только за уголовные дела и исключительно "арестантские", там, где его подзащитный на сто процентов сидит в СИЗО вследствие особой опасности или желания надавить на следствие, свидетелей.

Звонарев не один раз возвращался то Григоричем, то с Хрулевым изрядно поникший после встречи с бывшим сослуживцем Виталиком, который умело, как только может человек, знающий тонкости оперативной и следственной работы, "разваливал" уголовные дела, вытаскивая порой достаточно жестоких преступников на свободу, заменяя им меру пресечения арест на более мягкую, почти детсадовскую, подписку о невыезде, после которой фигурант счастливо убывал за границу в недосягаемые страны.

Леша, высокий, под два метра ростом, черноволосый и кареглазый, об увлечении модным бодибилдингом в юные годы четко и недвусмысленно намекал крепко сложенный рельефный торс, тем не менее в свои тридцать семь все еще не мог смириться с таким раскладом дел. В органы он пришел по призванию, когда в определенном месте от души играла молодость, знамя принципов над головой. Его мать, как никто другой, не хотела, чтобы ее единственный сын пошел под погоны. Мало того, что отец погиб при исполнении, так и Лешка туда же! Но переубедить Звонарева – дело безуспешное абсолютно. Во всяком случае, сколько с ним общаюсь, мне такого счастья еще не случалось. Решил – и отрезал.

Часто прибывала такая поникшая компания в отдел, молча, без лишних слов доставали из "ничейного" сейфа поллитровку и разномастные, как я их называла, трофейные, " у кого какие дома завалялись, такие и снеслись в одни сейф", пару рюмок опрокидывали так в безмолвии.

– Отпустили? Виталик? – и кивание в ответ.

Лишь после третьей холеричный Хрулев, если отпустили его жулика, какого-нибудь злостного жулика, начинал заводиться, махать руками и материть на чем свет:

– Два месяца! Нет, ты только подумай, два месяца, днем и ночью отслеживали это Пупкина (Тупкина или кого другого). Ребята не спали ночами, домой не ходили неделями, в дерьме копались, искали одежду его окровавленную, которую он скинул, водолазы все реки прошерстили, чтоб нож найти, а они что? Я тебя спрашиваю, что?! Подписка о невыезде! Вот черт!!!видите ли, слаб здоровьем хлопчик! Пока сидел в СИЗО, сляпали справочку, детишки голодные опять же и все, привет! Подписка и на выход с вещами! Я уверен, руку дам на растерзание, едет уже этот Пупкин на моря! И плевать он на нас хотел!

– А что следователь?

– А что он? Руками разводит, что я сделаю! Я же в суд с ходатайством вышел, а суд арест не поддержал. Все, подписка, больше ничем не могу помочь!

– Ну ладно, Игорек, не горячись! Губецкой у нас на розыске сбежавших преступников, не таких находил! И этого отыщем!

– Да, если надо, и в международный розыск объявим, не рви только душу, -остальные поддерживали, но волю чувствам не давали. Дым в такие дни ребят понимал, переживал по-тихому в своем кабинете, и наверняка зная, что ребята снимают стресс горячительным, в кабинет оперативников обычно не спускался. Доверял Григоричу, что не допустит лишнего. а так, вреде не знает. да и зачем показывать ребятам свои огорчения. Бывает, что выше головы не прыгнешь. Не в этот раз. Просто нужно пережить и дальше следовать по обстоятельствам. Как сложится, так и отработаем.

Шкаф порадовал разнообразием. Я решила, что ресторан сам по себе не слишком помпезный, поэтому не стоило и слишком выделяться из окружения. Вытянув из кучи старенькие, но еще модные голубые джинсики, они на мне прилично смотрелись, и хлопковый свитер нежно-розового цвета, мазнув губы помадой, взглянув в зеркало, я осталась вполне собой довольная. Если, конечно, не обращать пристального внимания на привычно темные от усталости круги под глазами.

Во дворе милые старушки, с которым по скорости добывания информации могли соревноваться бывалые сыщики, расположились на лавках в тенечке. Мое появление вызвало некоторое заметное оживление. Переехала в этот дом я сравнительно недавно. До переезда мы с детками ютились в аварийном общении сотрудников железной дороги, талантливыми застройщиками которого выступали люди явно необремененные стремлениями к чистоте – горячая вода отсутствовала даже на бумаге. Естественно, ванно-банные комнаты тоже.

Предполагалось, что уставшие проводники после многосуточного катания по городам и весям нашей страны должны были не забивать голову глупыми размышлениями о чистоте тела, а ограничиваясь мыслью о чистоте помыслов, сразу провалиться в сон от усталости.

Тазики для таинственных омовений развешивались вдоль всего длинного коридора, словно елочные украшения. Не раз расчувствовавшийся и изрядно принявший на грудь припозднившийся проводник, неуклюже раскачиваясь, с грохотом разрушал всю композицию к чертям собачим, разбудив шумом падающих медных и алюминиевых тазов и железных ванночек подподъезда.

К счастью, дом признали аварийным, а текущая по стенам во время дождя вода – не соответствующей культуре проживания. Расселяли по принципу – кто куда. Нам с детьми повезло. Белая кирпичная девятиэтажка радовала глаз своей монументальностью. Теплая и светлая квартира, а главное – горячая вода. Дети из тазов стремительно вырастали, мыть их приходилось в два-три захода, периодически снимая с газа чаны с кипящей водой.

Новыми жильцами соседи заинтересовались практически с первой минуты, но мне разговаривать времени так и не находилось, то сам весьма хлопотный переезд урывками в редкие свободные минуты от работы, то сама работа в сумасшедшем темпе. К такому распорядку незаметно присоединились школьные уроки, дети к тому времени пошли в школу. Именно тогда я и узнала, насколько наша судьба волновала общественность.

Оказалось, в приватной беседе с одной из сердобольных соседок, что я вдова геройски погибшего в первую чеченскую воина-омоновца, за что нам и предоставлена государством отдельная квартира.

Мне было искренне жаль разочаровывать милую женщину, но жить в лучах чьей-то чужой славы не хотелось. Да и в конце концов, справку от «геройских» детей могли потребовать. Пришлось сразу разочаровать взволнованный коллектив прозаичной правдой. Да, папа жив – здоров, но с нами не общается, ничего не поделаешь, не получилось у него стать хорошим человеком.

Но обществу требовались новые и новые информационные поводы, благодаря чему к вопросу о моих поздних возвращениях подошли совершенно с неожиданной стороны. Однажды зимой, где-то в декабре, когда рассветает почти к обеду, нас подняли по тревоге. За окном непроглядная темень, фонари отключили видимо для экономии электроэнергии, люди пробирались по улицам почти на ощупь и мне частенько напоминали кадры советского фильма про героически пропавших полярников, попавших в метель.

Я разбудила детей в шесть:

– Ребята, смотрите мультики до семи, потом покушаете кашку и в школу. Саша, слышишь, ты старший, Маруську держи за руку крепко. Будете выходить из подъезда, смотрите по сторонам, машины гоняют, как очумелые.

Малыши ритмично кивали полусонными головами. Машку я пожалела и не стала заплетать. Сын пообещал самостоятельно поухаживать по-взрослому за сестрой и сделать ей прическу. Поцеловав в щечку моих козявок, я снова порадовалась, что школа у нас располагалась прямо во дворе, впрыгнув в шубу, рванула в отдел.

На следующий день мне неожиданно позвонила Машкина учительница и пригласила в школу по очень важному поводу. я насторожилась, но с другой стороны, начало учебного года, особо набедокурить дети просто бы не успели, да и по талантам на детскую комнату милиции никогда не тянули. В голову не приходило никаких мало-мальски уважительных поводов для того, чтобы вызвать меня в школу, да еще в таком нервном тоне.

– Вы должны отдавать себе отчет о своем поведении, вы же взрослая женщина и несете ответственность за воспитание детей, – вещал Машина педагог. Я кивала головой, соглашаясь с ее словами, но в голове туманилось некое недоумение, к чему такая вдохновенная речь. Она продолжалась минут пятнадцать, я очнулась от ее гипнотического воздействия на моменте: «Мы привлечем вас за неисполнение родительских прав!».

– О чем Вы говорите? Каких детей я бросаю? – в недоумении я уставилась на преподавателя моей первоклашки.

–Ну как же! Вот, например, вчера. Маша пришла в школу причесанная наспех, «с петухами» на хвосте. Когда я спросила ее, почему ее мама не заплела, как следует, она мне ответила, что мамы не было дома, она ушла на работу еще ночью. Куда же еще можно ходить работать по ночам. Нет, я понимаю, что вы одинокая мать, но поймите, это не выход!

– Вы считаете меня проституткой?!– я аж поперхнулась от неожиданности. Такой вариант течения общественной мысли просто не приходил в голову.

– Правильно, ведь ночью – это значит, еще с вечера, а дети одни, потом сами в школу собираются. Мне придется сообщить в отдел опеки.

– Хорошо, – я взяла себя в руки, – давайте поговорим об этом завтра. На следующий день, отпросившись у Дыма на полчаса, надела свой парадный китель со всеми знаками и, звеня медалями, поехала в школу. Зашла к директору:

– Мария Григорьевна, я мама Саши и Маши Будянских, очень вас прошу пригласить всех учителей и, чтобы не повторяться по несколько раз, расскажу, куда я хожу на работу и по какой причине – по ночам.

Смешно вспоминать, сколько потрясающих извинений в изящных словесных формах мне пришлось выслушать от педагогического коллектива. Машина учительница, к нашему общему облегчению, в скором времени ушла в декретный отпуск и в школе мы ее больше не видели.

Понятно, почему я стояла около подъезда не меньше получаса в ожидании Звонарева, ощущая себя с каждой минутой все больше раздетой. Меня сверлили несколько пар глаз в сомнении, а точно ли я еду на работу. Ведь не в форме. «А тогда куда?» – явственно читались на их лицах крамольные предположения, которые, впрочем, огни и не пытались скрыть.

Губецкой отзвонился скоро:

–Мы с Семой на месте, не волнуйся. Столик заняли у самого входа, лучше некуда, прямо элитный партер и президентская ложа.

Поднимая клубы пыли, во двор из-за угла влетел звонаревский старенький Мерседес. Голуби, шумно хлопая крыльями, разлетались у него прямо из-под колес. Мне пришлось впрыгивать на пассажирское сиденье почти на ходу.

– Лешка, я тебя стукну! Я полчаса тут отсвечиваю. Бабки всю меня уже обсмотрели. Ребята уже на месте.

– Не дрейфь, красотка! Все идет по плану. Не злись. Я встречался с одним важным человечком, и оказалось, что у нашей ресторанной принцессы имеется общий знакомый. Вчера на вечеринке дама в изрядном подпитии проболталась, что может подскочить наш приятель, якобы обещался с подарками, во всяком случае, четкие намеки на брюлики.

– Мне что-то не верится. Он знает, что его ищут. Наверняка, зашхерился основательно. Я думаю, что зря мы едем в этот шалман.

Посмотрим. Я уже подготовил ребят. Видишь, Газелька тонированная за углом? ОМОН дремлет. Сама понимаешь, пока оформил, умотался.

В зале питейного заведения сразу ударил в нос тяжелый запах табака, жареного мяса и недорогого парфюма. Увесистые портьеры не пропускали даже каплю свежего воздуха, топорщились пыльными складками. Народ в зальчике не толпился. К нашему везению занятыми оказались только пара столиков, официанты неспешно разносили заказы и увесистые книжицы «Меню».

Лешка плюхнулся за угловой столик у окна.

–Где же Семен? Губецкого тоже не вижу, – я пыталась разглядеть мужчин, сидящих за небольшой перегородкой у входа, делающей столик как бы стоящим в кабинке.

– Не крути так головой. Закажи чего-нибудь.

– Закажи сам на свой выбор, я пока будут нести, схожу в дамскую комнату на разведку, – неторопливо я встала из-за стола и двинулась к выходу.

Кабацкий певеу запел истошно запел о том, как трудно и порой невыносимо любить бесценную зазнобу в условиях неволи. Пел так пронзительно, с сочными завываниями в самые критические моменты песни. Я невольно оглянулась, не наш ли это клиент, уж больно искренне вещал о жизни в казематах.

На выходе, как я и думала, неспешно попивали пиво Сергей и Семен. Сделав физиономия «лопатами», отвели от меня глаза. Вроде не знают меня и никогда раньше и видали. Я мотнула головой и врезалась в надпись портрет какого-то то ли известного политического деятеля, то ли артиста на футболке на чьей-то груди. Подняв глаза, я буквально краем успела выхватить взглядом под низко надвинутым козырьком бейсболки лицо Авсейкина, котом скользнувшего за дверь служебного помещения.

Стараясь не привлекать внимания, зашла неторопливо дамскую комнату, из кабинки туалетной комнаты спешно набрала эсэмэску Лехе: «Он здесь, в комнате для официантов». Почти сразу мне пришел ответ: «Сиди там и не высовывайся. Позвоню».

Даже быстрый интернет в холодном кафельном помещении не спасал. С полчаса сидела, как на иголках, пытаясь прислушаться за тем, что творится в обеденном зале. Тишина просто пугала. Да нет, это наверняка, не он. Дойдя до крайней точки беспокойства, я стала набирать поочередно, то Сергея, то Семена. Они не ответили. Я стала высовывать нос сначала из туалетной комнаты, потом не торопясь, двинулась в зал. Он был пуст. Осторожно выглянув на улицу, я поняла, почему в зале было пустынно: на асфальте, вытянувшись, с руками за спиной, туго стянутыми наручниками, лежал Авсейкин, в паре метров отлетела его припыленная дурацкая кепка с длинный козырьком, закрывающим пол – лица. На спине черной майки отчетливо виднелся отпечаток омоновского ботинка размере сорок девятого, если не больше. Как знак качества.

На противоположной стороне улицы ровнехонько поперек припаркована омоновская Газелька. Высоченный, метра два с лихом, командир взвода Цветков о чем-то оживленно беседовал со Звонаревым и Губецкой. Лешка увидел меня и помахал рукой.