Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника

Последнее время я стала ожидать с приходом вести и осени значительного увеличения обращений типа "помогите, соседи или еще кто не дают жизни". Чаще материалы с обращениями, писанными как под копирку: "Еду я себе в поезде, никого не трогаю, поставил вечером в тамбуре дорогущий мобильник на зарядку и, не ожидая ничего плохого, утром встаю, а его нет, да-да, прямо с зарядным устройством. А кстати, стоил он мне тридцать (сорок, пятьдесят) тысяч честно заработанных".

Как раз накануне я была на суточном дежурстве. Заявок немного, я успела подшить документы свои дела, привести их в приличное состояние на случай нежданной – негаданной проверки из вышестоящей инстанции.

Позвонил Вовка из дежурки:

– Будянская, слушаю.

– Рады очень. На сутках, Будянская?

– Так спрашиваешь, вроде график дежурств не у тебя перед глазами. Не томи, что случилось?

– Спускайся, Будянская. К тебе заявительница.

Вовка – парень интересный. Я как-то сразу напряглась: с чего это он так издалека заходит? Чувствуя какой-то подвох, я спустилась на первый этаж. На лавочке скромно сложив руки на коленях, сидела худенькая сухая женщина лет шестидесяти. Белая пластиковая сумка, на манер пляжной, стояла рядом с ней на лавке. Взгляд необыкновенно грустный и задумчивый.

– Вы меня ждете?

– Да, можно?

– Присаживайтесь поближе. Вот сюда, за стол. Рассказывайте, что у вас случилось.

– Вы знаете, у меня небольшая проблема. Мне нужна ваша помощь. Я уже ходила в ФСБ и МЧС, мне сказали, что только у вас мне смогут помочь.

– Рассказывайте.

– Дело в том, что меня очень беспокоит необразованность молодого поколения.

– Думаю, что в этом деле мы мало чем поможем, – сказать, что я насторожилась, значит, не сказать ничего.

– Да-да. Дело в том, что я тридцать лет проработала учительницей истории в школе. Сейчас я на пенсии, заслужила ее честным трудом. Не одно поколение выпустила в жизнь, давала знания. Все, что знала, все передавала.

– Понимаю. Простите, а я могу посмотреть ваши документы?

– Да, вот паспорт,– она проворно извлекала из сумки кулечек, из кулечка косметичку, из нее кошелечек, а уже из кошелечка наконец появился красная обложка паспорта.

– Так, Петрова Вера Ивановна, 1938 года рождения, прописана, понятно. А от нас что надо?

– Нужна помощь в организации просветительской работы. Я понимаю, что вы работаете населением, они безграмотны в юридическом плане. И ведь, что самое важное, не хотят повышать свою образованность. У меня душа болит вот за таких людей. Вы меня слышите?

– Да, я вас внимательно слушаю, продолжайте, пожалуйста,– я аккуратно, чтобы не привлекать внимание заявительницы, скосила глаза в сторону витражного окна дежурной части, где мелькала вихрасто-кудрявая голова Вовки. Он старательно отводил глаза.

– Так вот, вы меня слушаете?

– Ну конечно, очень внимательно.

– Чтобы наша конституция, самый важный юридический документ страны стал доступным для понимания широких масс, я оформила к ней иллюстрации. Вот, посмотрите,– она, немного покопавшись в «пляжной» сумке, извлекла на свет изрядно потертую школьную тетрадку листов в девяносто.– Я понимаю, что на мне теперь лежит глобальная ответственность за просвещение нашей страны, поэтому я пришла вас просить издать эти иллюстрации.

– Издать? Как это?

– Как? Очень просто. Вы оплачиваете издательству весь тираж, а уж как распорядитесь, мне не важно, главное, чтобы эта работа увидела, наконец, своего адресата. Мне, если можно, десяток авторских экземпляров, больше не надо. И если захотите, я, как популярный иллюстратор, могу подписать авторским напутствием.

Честно, я растерялась, но пенсионерка настойчиво протягивала потертую книжицу. Я бережно раскрыла ее. На каждой странице были нарисованы вишни. Тем самым изображением, как учат рисовать малышей в детском саду: две палочки, два красных кружка, а сверху справа зеленый листок. Различия были только в расположении этих самых вишен на листе: вот они крупно в центре листа, а вот они те же, но мелкие и в самом уголочке, а вот они справа и слева развороте симметрично.

– А что это? – только я смогла выдавить из себя.

– Экая вы непонятливая. Вот,– указала на самую крупную вишню,– президент. А вот,– указала ручкой по старой учительской привычке на вишни в развороте, – субъекты нашей страны. Вот, на этот рисунок обратите особое внимание, права граждан Российской Федерации. Это самый важный рисунок. – В центре разворота красовались три синие вишни неправдоподобно крупного размера. Одна даже не влезла в разворот, по размытым очертаниям можно предположить, что она тоже там есть.

– А почему только три? Прав- то в Конституции гораздо больше?– рассудительно поинтересовалась я.

– Ну конечно, больше. Видите, они четко разбиты по блокам, чтобы народ по своему неразумению не путался, когда разбирался в документе.

Я тихонечко покосилась в сторону окошка дежурки: там Вовка беззвучно смеялся, разводя руками. Он понял мой недоуменный и одновременно возмущенный взгляд без слов.

– Ну хорошо. Иллюстрации, безусловно, толковые и талантливые.

– Вы действительно так считаете? Так что, издадите? Вот заявление, я его прямо сейчас написала, такой приветливый дежурный, такой кудрявенький, – она ткнула ручкой в Вовкину сторону, – он дал мне ручку и листок бумаги, что согласна на издание такой редкой работы.

– Да, он у нас такой. Но дело в том, что мы бюджетная организация и денег на издание книг у нас нет совсем,– я судорожно соображала, что сказать и дальше придумывала на ходу, – но вы не расстраивайтесь. У нас сейчас планируется организоваться конкурс на лучшую иллюстрацию к Конституции, и я считаю, что у вашей работы имеются прекрасные шансы занять если не первое, то призовое место. И уж тогда у вас будут все права требовать издания ваших иллюстраций. Но одно условие, тетрадочку я должна буду у вас забрать, если вы не против, чтобы представить на конкурс,– и, правда, я же должна приложить ее к заявлению.

Проводив уважаемую пенсионерку Петрову, как она написала о себе в заявлении, я зашла в дежурную часть и потрясла тетрадкой с вишнями перед Вовкиным носом:

– Признавайся, знал про эти вишни?

Вовка в ответ громко захохотал на пару с помощником Васиным:

– Знал, и что? Ты на сутках? Гражданку принять должна? Заявление рассмотреть по существу обязана? Все, какие мои вопросы? Принимайте к исполнению.

– А сказать раньше не мог? Я сидела, как лопоухий ослик, слушала полчаса ее рассказы о конституции и безграмотности. Ладно, сейчас проштампую эту красоту в секретариате.

– Давай, а то поучится укрывательство сообщения от граждан, – Вовка опять засмеялся. Я насупилась.– Ладно не дуйся, я уже позвонила в психдиспансер, это их постоянная клиентка. Моя подружка уже готовил для тебя справку, тебе осталось только смотаться туда и забрать.

– Спасибо и на этом. Попроси свою подружку подготовить десяток справок, когда Вера Ивановна придет требовать приз за участие в конкурсе на лучшую иллюстрацию к Конституции.

Мысленно я вернулась в кабинет Рулетов, в котором от заучивания наизусть его инструкций в состоянии, близком к гипнотическому трансу, меня просто спас неожиданный звонок Дыма. Еле сдерживаясь, чтобы не выскочить резвым конем из кабинета Рулетова, подпрыгивая от радости и вопя от неимоверного облегчения, я осторожно выдохнула и выползла из ненавистного кабинета.

Особую неприязнь мне к Рулетова придавали яркие события, которые начались весной. Этот с виду неприметный, с большой лысиной в свои почти сорок с небольшим, сутулость и невероятную в наши дни развития генетики необремененность интеллектом, руководитель устроил мне травлю. Прямую и беспощадную.

Само собой разумеется, в единый миг, по его мнению, я стала самым бестолковым сотрудником подразделения: перестала понимать приказы Министра, потом указания руководства. С тех пор я каждый раз удивляюсь, как он еще не заявил мне, что я разучилась читать.

В последние дни перед своим отпуском мне пришлось особенно непросто. Даны указания сдать все дела, мне не отписывались документы на исполнение. Психологическая продуманная атака – меня в отделе объявили официально сотрудником, представленным к увольнению по отрицательным мотивам. В связи с тем, что отрицательные мотивы все никак не желали находиться, мое громкое и скандальное увольнение откладывалось на неопределенный срок.

Жаловаться я не привыкла. Отчего-то мне особенно было обидно оттого, что на самом деле я была сторожилой отдела. Все, кроме Дыма и его заместителя Валерия Григорьевича, пришли к нам работать намного позднее меня.

Я не первый год работаю в органах и знаю, что если ты неожиданного и резко теряешь свою квалификацию, становишься мгновенно неприятно тупым, значит, на твое рабочее место готов невероятно подготовленный кандидат. Или кандидатка.

В моем случае это была кандидатка. Юленька. С ней Славик был знаком еще на старом месте службы, до своего повышения на нынешней должности одного из заместителей Дыма. Знаком был достаточно близко, чтобы основательно понимать, что Юленька – толковый сотрудник и от этого не менее симпатичный. Такого сотрудника приятно видеть каждый день перспективному мужчине. Юленька была его любовницей.

Не знаю, чем могла поразить самое сердце Славика эта особа, похожая на обморочную мышь такую же серую и безрадостную, но дело обстояло именно так. Серость подчеркивало отсутствие вкуса в одежде. Полное. Серые тусклые волосенки стянуты в безжизненный хвост бельевой, с серьезной претензией на кокетство, часто спускался на плечо. Черный или серый макинтош модели "Прощай, молодость", изъятый по-видимому их прабабушкиного сундука, надевался в зависимости от официальности планируемых событий.