Другие вольеры. Волонтёрские записки

– Нет, это так. Ты куда пойдёшь – к кошкам или к собакам?

– К кошкам, конечно! Я кошек люблю.

– Убирать у них сможешь?

Я смеюсь.

– А чего тут не смочь? – поясняю, потому что он, в свою очередь, не понимает, что тут смешного. – У меня у самой двое.

– Одежда есть переодеться?

Смотрю на свои джинсы и толстовку с идиотской картинкой на груди.

– Да у меня такая, которой не жалко.

– Ладно. Иди, – говорит он и встаёт сам. Мы выходим.

Кошки обитают в домике напротив офиса. Вообще что офис, что кошкин дом – этакие квадратные бетонные глыбы, и слово «домик» не очень-то с ними вяжется, но, по крайней мере, оно отражает их автономность. Кристинка рассказывала, что раньше на месте приюта был завод, потом ему снесли крышу и остались домики да полигоны. Здесь везде промзона, серый снег, лай да холодный ветер.

– Воду, – говорит Яков Львович, – из шланга бери, вот так. Грязную сюда выливай, – и показывает куда-то в угол рядом с водопроводом.

– Что, вот прямо сюда?

– Вот прямо-прямо сюда, – в тон отвечает он и выдаёт подобие улыбки.

– Ясно, – говорю и захожу в кошкин дом.

Внутри домика – ковры с орнаментами, пыль, лампочки в углах, натопленное тепло… и микроклимат. Так мне хочется это обозвать.

Когда, к примеру, в помещении много парней, то пишут: в воздухе сплошной тестостерон. Когда учёных – пишут, что сплошные мозги. Ну и так далее.

Здесь в воздухе сплошная пластичность. Линии, изгибы, повороты, грация – всё это вокруг, обволакивает и уводит за собой. Психоделика напополам с аллергенной шерстью.

Чтобы вернуться на землю, я думаю о том, во сколько обходится приюту содержание сорока кошек. Неудивительно, что собак в десять раз больше: они в основном в будках, а будки в оградках, обогревателей там никаких нет.

Я прикидываю, что надо сделать. Вымыть пол, вытряхнуть подстилки и, главное, поменять наполнитель в лотках. В качестве наполнителя – опилки. Кристинка рассказывала, что приют сотрудничает, помимо всяких зоомагазинов и аптек, ещё и с лесопилом. Так что опилки, как побочный продукт, достаются приюту бесплатно.

Я проверяю, есть ли у кошек вода. Есть. Сухого корма тоже полно, навален грубо в большие собачьи миски. Корм – медальки с шершавой поверхностью, рыжевато-бурые. Самый дешёвый.

Резиновые перчатки у меня с собой: здесь какие-то есть, но я перестраховалась. Перчатки – это хорошо: меньше соблазн погладить.

Пластичность вокруг меня сгущается. Здесь явно заинтересовались моим занятием и мной лично.

Гладить я их не смею. Во-первых, за мной краем глаза наблюдают из окна офиса по соседству, и мне нужно показать, что я пришла сюда по делу. А во-вторых, если кто-нибудь замурчит, я, наверное, вообще умру.

Через полчаса заходит Оскар, один из рабочих, молодой смешливый парень, киргиз по национальности. Он прислоняет к стене длинный пакет с опилками, примерно в свой собственный рост.

– Слушай! Крис спрашивает, долго тебе ещё?!

– Да часа два, – отвечаю. – А что? Вы закрываетесь?

Оскар обводит взглядом комнату и поднимает брови.

– Да нет. Работай сколько надо. Я передам.

Дверь закрывается. Я случайно пинаю мячик, лежащий у моих ног. За мячиком тут же бежит кот. Он тощ, пёстр и потрёпан, и на морде уже читается ворчливость, характерная для пожилых кошек. Но он не стесняясь бежит за мячиком и подталкивает его лапой.

Я уже чувствую, что начала медленно умирать.

В дверь просовывается Кристинкина голова.

– Ты что, застряла тут? – спрашивает. – Какие два часа?

– А что?

Кристинка заходит в комнату. Ей не нужно быстро открывать и закрывать дверь: никто и не думает выбегать, кошки недоверчивы, а тут ещё холодный ветер с улицы.

– О-о… Да ты тут глобально решила… Ну хорошо, я тогда домой. Одна до метро доедешь? Найдёшь?

– Ага.

Кристинка хочет ещё что-то сказать: она, кажется, встревожена. Но передумывает и уходит.

Искать метро мне не нужно: поздним вечером меня подбрасывает вместе с рабочими Яков Львович на своей «Волге».

Придя домой, я глубоко вдохнула и прислонилась ко входной двери. На руках у меня волдырики от моющего средства, на лице – блаженная улыбка. Влад вышел мне навстречу.

– Понравилось? – спросил он.

– Ага! – ответила я.

И разревелась.

Глава 3

Волшебный пинок

С утра я пришла в редакцию и попала в крепкие объятия. Очень узнаваемые.

– Мирон! Ты что, уже всё?

– Не, я в увольнении.

Мирон обходит наши столы, пожимает руку Фомичу, даёт Лёхе дружеский подзатыльник. Нашу начальницу Стасю он уже чмокнул.

– Расскажи, что ли, – говорю.

– Сейчас. Надо ещё кое с кем обняться. И люлей кое-кому повыписывать.