Штык ярости. Том 4. Пожар Парижа

Долго искать не пришлось. Суворов вышел из палатки и подозвал адъютантов к себе. Он созвал офицеров на военный совет. Впрочем, советом это было только по названию, главнокомандующий уже принял решение и хотел согласовать его с командирами.

Не прошло и получаса, как объявили о выступлении в поход. Офицеры и сами уже устали сидеть на месте и желали встретиться с врагом, а не гоняться по окрестным лесам за партизанами. Сейчас мы находились восточнее города Дижона, верстах в двадцати и не видели населенного пункта. Суворов и не собирался заходить в город, а решил сразу отправиться на северо-запад, к Реймсу, куда стремились и основные силы союзников.

За время вынужденного стояния во французской провинции солдаты успели хорошенько отдохнуть. Летом браконьерствовали в лесах, собирали ягоды и торговали с местными жителями, иногда чуточку и пошаливали, не без этого. Теперь, когда Суворов задал сразу быстрый темп, солдаты охотно шагали по дороге.

Я ехал с Бабахой и слушал его сказки о парижской жизни. Беднягу так пленили воображаемые красоты столицы Франции, что он решил туда переехать.

– Не рекомендую, не рекомендую, – заметил я. – В ближайшие два-три года этот город станет центром войны всего европейского континента. Все эти красоты могут быть разнесены выстрелами из пушек.

– Не, красота вечна, – мечтательно и философски заметил Бабаха, чего я за ним никогда не замечал раньше. – Даже разрушив ее, она никуда не исчезнет.

Я с удивлением и некоторым беспокойством посмотрел на него и подивился, не перегрелся ли он на солнце или не съел ли случайно галлюциногенных грибов. Эх, друг, если бы ты видел Париж двадцать первого века и попробовал жареных каштанов, ты бы вообще с ума сошел от радости.

Мы выступили в поход уже под вечер и прошли только два десятка верст, когда пришлось остановиться на привал. Вокруг темнели леса и крепкие стволы деревьев надежно укрывали от ветра. Солдаты быстро развели костры и поужинали.

На время прислушавшись к голосу желудка, умоляющего его наполнить и оставив мысли о Париже, Бабаха сварганил целый котелок похлебки с курицей, грибами и овощами. Где он умудрился в этой глуши раздобыть курицу, для меня осталось вечной загадкой.

Ночью я проснулся от далекого треска, то ли ружейных выстрелов, то ли сырых дров в костре. Прислушавшись некоторое время, я сонно решил, что это трещат дрова и заснул снова.

Утром громко, прямо над ухом, загрохотали барабаны. Я подскочил от неожиданности и вылетел из палатки, решив, что напал враг. В походе я всегда спал в одежде и держал оружие под рукой, чтобы быть готовым к любой неожиданности. Бабаха уже стоял перед палаткой, зевал и чесал круглое пузо.

– Что случилось? – спросил я, все еще взволнованный внезапным шумом. – Враг напал, что ли?

Я ожидал, что помощник опровергнет мои слова и скажет, что это ложная тревога, но он только лениво кивнул.

– Все верно, вашблагородь. Крепкий у тебя сон, однако, пушкой не разбудишь. Французы на подходе.

– Как на подходе? – поразился я.

Бабаха указал толстой рукой на север.

– А вот так. Вон там ихние конные появились, гусары их отогнали.

Все ясно. Значит, неизвестный доброжелатель был прав, навстречу нам и в самом деле отправили вражеские силы. Наверное, казаки сейчас выехали на разведку и пытаются прощупать, насколько большая армия стоит перед нами.

– Собирай все оружие и седлай коней, – крикнул я Бабахе, торопливо собираясь к Суворову.

Весь лагерь пришел в движение. Солдаты торопливо одевались, хватали ружья, строились, офицеры ругались и крыли опоздавших последними словами. Лошади ржали и туда-сюда ездили тележки и крытые повозки.

Солнце еще не встало, стояло раннее утро. На небе хмурились низкие темные тучи, предвещая дождь. Я направился к Суворову почти через весь лагерь, потому что вчера мы не выбирали места и, оказывается, далеко отъехали от палатки главнокомандующего.

Пока я шел, войска уже начали выдвигаться колоннами к лесу, темнеющему впереди. Сзади послышался стук копыт и меня обогнали казачьи полки. Затем меня окликнули со спины:

– Вашблагородь, давай, запрыгивай, на четырех веселее, чем на двоих.

Это был Бабаха, приведший Смирного и уже успевший собрать все наше внушительное вооружение. Я запрыгнул в седло и поскакал дальше.

Суворова на месте уже не оказалось. Он уехал вместе с Багратионом, Милорадовичем и Беннигсеном вперед, узнать, что там за французы появились. Интересно, опасался ли он, что к нему явился лично Наполеон? Или понимал, что несмотря на то, что французский император больше всего на свете желал бы лично разгромить Суворова, сейчас интересы государства и военная целесообразность требовали, чтобы он все-таки вел армию на объединенные силы монархов у Реймса.

Обгоняя солдат, идущих по грязной дороге, я помчался вперед и вскоре заехал в редкий лес. Среди войск я нашел Суворова, ехавшего в открытой двуколке. Вокруг на конях ехали генералы, полковники и майоры. Из адъютантов остался только Стрельцов. Позади подпрыгивали пушки, которых тащили артиллерийские конные бригады.

Лица у всех были серьезные, если не мрачные и только Суворов улыбался и балагурил.

– Ну вот, и наш целитель! – сказал он мне. – У тебя не припасено какой-нибудь волшебной травки, Витя? У меня спина болит и ноги отнимаются. Мне не помешало бы вмешательство могучего знахаря.

Да, это точно, тебя не помешало бы показать компетентному хирургу и терапевту, но к сожалению, у меня такой возможности нет.

– Эти леса мне незнакомы, – ответил я. – Ищу знакомые травы и не нахожу.

Нашу целебную беседу прервали звуки пушечных выстрелов. Где-то впереди затевалось нешуточное дело. Я понял, что ночью мне вовсе не почудились ружейные выстрелы, это они и были на самом деле.

Суворов перестал болтать и тоже посерьезнел. Кучер, управлявший двуколкой, погнал лошадей быстрее и следом тронулись все офицеры. Мы ехали по узкой дороге посреди леса мимо марширующих солдат. Вскоре лес закончился и мы выехали на широкую равнину. Справа на северо-востоке стоял большой монастырь и рядом ютились несколько домиков.

А за монастырем все поле закрывала огромная армия французов. Не скажу, что их было сотни тысяч, но тысяч пятнадцать точно набралось бы. Просто по контрасту с пустым лесом, где никого не было, все поле, заполненное торопливо марширующими людьми в синих кафтанах, казалось заполнено гигантским количеством народа.

И поделать тут ничего было нельзя, несколько легких наших пушек уже стояли на краю леса и обстреливали эту толпу. В то время, как их пушки еще только разворачивались для стрельбы.

Видимо, стиль Суворова, основанный на быстрой езде, дал свои результаты. Мы мчались вперед так быстро, что сами не ожидали встретить впереди такой большой контингент войск противника. Да и противник тоже, надо признать, не ожидал встретить нас. Что же господа, вот как бывает, когда воюешь с Суворовым.

Авангардом из двух полков гренадер у нас командовал полковник Перемышев. Также впереди скакали, конечно же, гусары и казаки.

Наткнувшись на французов еще на выезде из леса, они вступили с ними в стычку, которая шла с переменным успехом. Это произошло ночью и это их перестрелку я слышал во время сна.

С обеих сторон прибывали подкрепления и победа переходила то к нашим, то к французам. Наконец, когда подошли гренадеры, наши войска успели выбить французов из леса и преследуя их, выбрались на просторы, где разворачивались для боя основные силы противника.

– Этом бой напоминает мне Козлуджи, – услышал я голос Суворова, с интересом рассматривающего поле битвы. – Только там мы все время дрались в лесу и янычары вешали на ветки деревьев отрубленные головы наших товарищей.

Да, от цивилизованных французов можно было не ждать такой экзотики, но времени на разговоры было мало. Перемышев вступил в бой по-суворовски, не ожидая подкреплений и стараясь сбить несколько ошалевшего противника с места. Это ему удалось, но потом набежали другие пехотные полки французов и нашего героя зажали с трех сторон. Теперь ему уже понадобились подкрепления и он ежеминутно просил помощи.

Продолжая движение, из леса вышли мушкетеры и тут же пришли на помощь гренадерам. Со стороны французов тоже подходили подкрепления.

Схватки гренадеров походили на яростные бои двух бойцовских псов. Битва становилась все больше и масштабнее, по мере того, как в нее вовлекались все больше сил с обеих сторон. Это уже был не запланированный бой, где изначально все силы действуют по заранее расписанному плану и только потом все превращается в ужасающий хаос.

Нет, здесь все с самого начала пошло не так, но Суворов был доволен. Он, как и Бонапарт, всегда был противником омертвевших закостенелых догм, когда обстоятельства подгоняются в прокрустово ложе запланированных схем, не оставляя места для импровизации и постоянно меняющихся обстоятельств. Нет, поскольку обстановк на войне непредсказуема и меняется каждую секунду, Суворов всегда действовал из потребностей текущей ситуации.

Отсюда, кстати и его знаменитое требование о развитии глазомера. Вот и сейчас, мигом оценив обстановку, Александр Васильевич тут же приказал отправить конницу по правому флангу и придерживаясь леса, выйти в тыл противника.

Он огляделся, кому выполнить его поручение и никого не нашел, кроме меня. Все остальные адъютанты и офицеры уже разъехались по делам и боевым постам. Нет, только не это, я не хочу опять быть парнем на побегушках, уж лучше я посторожу особу главнокомандующего.

– Выручай, Витенька, – сказал Суворов. – Конница потребна на флангах, а они битвой увлеклись, горячие головы. Ты отправь гусар по правому флангу, а казаков по левому. Пусть таятся пока, а потом, как Бог пошлет. Видишь, кроме тебя некому?

Когда тебя просит так ласково генералиссимус и светлейший князь, то отказать невозможно.

– Только обещайте не ввязываться в сражение, – строго наказал я ему. – Никаких «Надо подбодрить солдат» и тому подобное. Я оставляю Бабаху, пусть он остается при вас и никуда не отходит.

– Обещаю, Витенька, обещаю, – торопливо дал слово главнокомандующий. – Ты уж того, поторопись.

Я кивнул, легонько склонил голову в знак прощания и поскакал вперед по полю, туда, где кипела жаркая битва.