Народу в зале уже полно. Никто на нас не обращает внимания. На сцене, за плотным занавесом, намного тише. Оживлённое жужжание сотен голосов доносится сюда приглушённо. Пахнет пылью.
Сцена маленькая и невысокая. Я вижу у задней кулисы старый большой рояль, массивный и тускло отливающий чёрным глубоким цветом.
В углу громоздится на подставке пузатый желтовато-коричневый контрабас. Я с опаской подхожу к нему, поглаживаю выпуклую мощную деку, трогаю пальцами толстые, туго натянутые струны, берусь рукой за чёрный, шелковистый на ощупь гриф.
И впервые в жизни ощущаю досаду, что вот не сумели папа с мамой в детстве усадить меня за наше старенькое пианино, а сам я ленился, не хотел. Делал луки и стрелы, бегал на секцию фехтования в Дом офицеров, придурок… д’Артаньян недоделанный…
На сцену поднимаются два незнакомых мне парня. С недоумением смотрят на меня.
Да Витька руку порезал, чуваки… объясняет слегка виновато Арканя… А это сосед мой по комнате, свой чувачок, хотя и не лабух. Ну, постоит нам для мебели, за пятёрку…
Парни заметно расслабляются.
Пожимают плечами.
Потом пожимают мне руку и улыбаются чуть насмешливо. Или мне померещилось?.
Да я покажу ему, как держаться за бас!.. успокаивает их Арканя… И чтоб струны так только трогал, для блезиру…
Пришедшие быстро, сноровисто втаскивают на сцену большой барабан с ещё двумя барабанами поменьше, и сбоку со штырём, на котором медные тарелки.
Арканя подтаскивает контрабас поближе к ударной установке и наскоро объясняет мне, как держаться левой рукой за гриф и ездить по нему в обхват вверх и вниз.
Ну вроде как дрочишь его, понял?.. говорит Арканя весело, и облизывает верхнюю губу под усиками.
И тут же объясняет, как пальцами правой слегка прикасаться к струнам, но так, чтобы не извлекать из них звуков.
Так! Встали, чуваки!.. говорит Арканя сосредоточенно и поднимает к губам свою серебряную трубу.
Мы замираем. Саксафонист с маленьким альтом. Ударник с поднятыми почти над головой палочками. И я, судорожно ухватившись за гриф огромного баса, за который мне сейчас хочется спрятаться так, чтоб меня вообще не было видно.
Дальнейшее сливается у меня в памяти в какой-то полутёмный провал. Вот разъезжается медленными рывками в стороны занавес, открывая нас, освещённых безжалостно-ярким светом юпитеров, забитому до отказа студентами залу. Зал я не вижу, просто какая-то чернота за прожекторами, гудящая сотнями голосов, населённая сотнями глаз, и все они смотрят пристально на меня.
Взопрев от жуткой неловкости, я старательно изображаю аккомпанемент. Вожу пальцами левой руки по грифу, отчего огромное тело баса чутко отзывается еле слышным ворчанием, а сами струны повизгивают обмотками из тоненькой проволоки. Пальцами правой я чуть прикасаюсь к струнам в центре выпуклой деки, и струны ощутимо вибрируют, им будто не терпится зазвучать.
Иногда Арканя быстренько оглядывается на меня и ободряюще подмигивает. Но мне почти не становится легче. Мне стыдно. Мне кажется, что весь зал упёрся взглядами в меня, и все видят что я обманщик и самозванец…
Наконец, под одобрительные аплодисменты и смех из почти невидимого зала Арканя объявляет перерыв. Гаснут юпитеры.
Пошли, чувачок!.. говорит мне Арканя успокаивающе… Тут у сцены все барухи собрались в кучу, бери навыбор. Да поставь ты баса туда в угол, на подставку. Пошли!..
Он тянет меня за рукав. Я неловко иду за ним в зал.
Народу здесь столько – яблоку негде упасть. Девчонки в юбках в обтяжку, до половины ляжек длиной. А то и короче. В фигурных капронах. Ресницы густые и чёрные от туши – каждый глаз будто сороконожка. Под глазами синие тени. Волосы взбитые зачёсаны у многих по шаблону «Я у мамы дурочка».
Правда, не у всех.
Парни тоже стиляжные. С зачёсами. Брюки в дудку. Туфли на каучуке. Короткие, куцые пиджачки. У многих и галстуки повязаны, как у Аркани – каким-то необычным косым «американским» узлом…
Во, гляди!.. шепчет мне слегка возбуждённо Арканя… Видишь вон там две чувихи стоят?.. Ну вон те, в сторонке… одна черноволосая такая, и с ней подружка белобрысая?.. видишь?..
Вижу… говорю я неловко… А что?..
Пошли к ним, потом расскажу…
Арканя сладко облизывает губы и рассекает толпу, которая уважительно расступается перед нами, музыкантами.
Привет, чувихи!.. говорит Арканя девушкам.
Я вижу, как черноволосая, по лицу явно еврейка, густо краснеет и закусывает досадливо губу.
Её подружка – полноватая, небольшого росточка блондинка, с широким русским лицом и гладко зачёсанными назад волосами – оживлённо улыбается и явно польщена вниманием со стороны джазмена.
Черноволосая внимательно смотрит на меня и я вижу в глазах у неё некоторое недоумение.
А вы что, тоже музыкант?..
Голос у неё глуховатый, грудной. Контральто…
Да так… немножко… говорю я скромно и заливаюсь краской от стыда.
Неужели сообразила и теперь насмехается?
Но девушка дружелюбно протягивает мне узкую, с длинными пальцами руку.
Я Софа. А как вас зовут?..
Альфред… говорю я неловко… Такое вот оперное имечко папа с мамой мне придумали.
Ничего… говорит она с лёгкой иронией… Могли бы и Кимом назвать. Или Трактором…
Софа внимательно изучает моё лицо и вроде бы остаётся довольна результатом.
Экс нострис?.. говорит она мне негромко, почти в самое ухо… Наш человек в Гаване?..
И понимающе улыбается.
Образованная девушка… думаю я уважительно и киваю в знак согласия.
Арканя, я замечаю, напротив, ей будто бы неприятен. Вроде бы как смущает.
Какая между ними кошка пробежала?.. думаю я не без интереса. Хотя что мне за дело? Мой сожитель по комнате весь поглощён беседой с этой пухлой блондинкой. Которая мне никаким боком не интересна.
А вот Софа эта – штучка непростая, сразу видно. И привлекательная…
Второе отделение нашего танцевального концерта проходит для меня легче. Мне уже ясно, что им всем в зале, за рампой и юпитерами, нет никакого дела до меня и моего музыкального миманса. Там внизу, на паркете, под замечательными старинными люстрами, парни водят девушек в танце… облапив растопыренной рукой упругую задницу в туго обтянутой юбчонке, ощущая рёбрами густо налитые нежные груди… Девчонка прижимается к сильному телу партнёра, и ведётся в эротическом тумане, лёжа мечтательно щекой у него на плече… утыкаясь на каждом шагу ляжкой в твердоту у него в штанах и истекая влагой желания…
А тут я со своим контрабасом, где-то там, в глубине сцены. Главный персонаж, среди этого праздника жизни!..