Шантажистка

– Раз ты пришла ко мне, значит, вопрос касается школы? – попробовал подступиться я.

– Вопрос может коснуться школы. – Голос из-за её положения был сдавленный и приглушённый, натужный. – Александр Николаевич, переведите мне деньги. Или я закричу.

– Что, прости? – переспросил я.

– Закричу так, что прибежит секретарь, – повторила Лена.

Я окончательно перестал понимать что-либо. И, если честно, не понимал ещё секунд тридцать.

Неполная минута, сломавшая сорок четыре года моей структурированной, упорядоченной и успешной, как я считал, жизни.

Лена Семёнова распрямилась стремительным рывком. Впоследствии я столько раз прокручивал в голове эту сцену, что могу восстановить её в мельчайших деталях. Кроваво-красная помада на губах девушки была размазана тыльной стороной ладони, она пятном покрывала угол рта и щёку слева. Волосы растрепались. Сидя в своей неудобной позе, Лена исхитрилась полностью расстегнуть пуговицы модной рубашки. Под ней оказался белоснежный кружевной лифчик. Одна упругая, уже совсем женская грудь вывалилась из скомканной чашечки, бесстыдно щерясь багровым соском.

Я отпрянул вместе со стулом, а Лена бросилась мне на шею, и, прежде чем я успел хоть что-то сказать, выдохнула:

– Просто представь, как это будет выглядеть.

А потом она впилась в мои губы, оставляя на лице свою ядовитую красную помаду.

Глава 2

Я оттолкнул её так сильно, как никогда не позволил бы себе по отношению к женщине в нормальной ситуации. Вскочил со стула, и он отъехал в сторону, ударившись спинкой о стол. Слава богу, на колёсиках. Грохот падения мог привлечь внимание Тамары, школьного секретаря, сидящей в приёмной за стеной.

– Ты сдурела совсем! Ты…

– Лучше громко не кричать, – посоветовала Лена.

Её оголённая грудь давила на мою психику, отнимая способность дышать и соображать здраво. Я просто не мог не смотреть в это место. И заметил красные пятна, словно кожу очень сильно сжимали рукой. На пятнах уже проступали синеватые точки лопнувших сосудов.

Она что, сделала эта сама? Только что? Всё то время, что говорила со мной, впивалась в свою чёртову грудь до синяка?!

Нужно позвать кого-то. Срочно.

Ага, как же. Я затравлено оглядел мизансцену.

Если она учится с моей Машей, то ей четырнадцать или пятнадцать лет. Растрёпанная, полуголая, с наливающимся синяком на груди. И я, сорокачетырёхлетний мужик, школьный директор, с перемазанным помадой лицом. Я уже попробовал его вытереть и сделал только хуже – следы теперь были и на манжете рубашки.

– Перекинь мне сто тысяч по номеру телефона, я приведу себя в порядок, уйду, и мы больше никогда об этом не вспомним. Попробуешь позвать кого-то или уйти, я закричу раньше.

– Да ты хотя бы понимаешь… – с яростью начал я. И осёкся.

О, она всё прекрасно понимала.

– Это не так много, – подбодрила Лена. – Просто представь, что тут начнётся. Даже если тебя не посадят за попытку изнасилования несовершеннолетней, карьере, да и всей твоей жизни, придёт конец.

Эта тупоголовая полуголая школьница была совершенно права. Лицей лишится всех учащихся, если после такого скандала я останусь директором.

– А можно просто забыть, как страшный сон, – продолжала она. – Я никому не скажу. Ты, поверь, тоже.

Лена Семёнова вдруг так доброжелательно и тепло улыбнулась, что у меня волосы зашевелились по всему телу. Со лба скатилась крупная капля пота.

Тысячи мыслей в голове сбивали одна другую. Я должен выскочить в приёмную и позвать Тамару. Конечно, мы во всём разберёмся. Конечно, я всё объясню.

Но скандал… Проклятые журналисты, встревоженные родители, полиция… И всё равно у всякого останется хотя бы доля сомнения. А кто будет платить за обучение ребёнка в школе, которой, может быть, руководит педофил?

Это, если вообще кто-то в чём-то станет разбираться…

Не переставая улыбаться, Лена подняла правую руку и сжала её на собственном горле. Кожа вокруг стремительно краснела, а потом от подбородка начала подниматься синева.

– Прекрати! – отчаянно вырвалось у меня. – Ладно, ладно, я всё сделаю!

– Хороший мальчик, – выдала Лена, отпуская горло. На нём остался светлеющий след.

Ещё сегодня утром я добился бы исключения ученицы, позволившей себе сказать мне такое, сколько бы ни зарабатывали её родители.

– Пожалуйста, оправься, – взмолился я, чувствуя себя побитой дворнягой. И опустил глаза.

Я просто не мог больше выносить её торчащую из бюстгалтера грудь.

– Только после перевода. И лучше поспешить, как бы секретарь не вошла.

Я вздрогнул. Сколько времени Лена уже торчит в моём кабинете? У неё нет седьмого урока? А если Тамара действительно заглянет проверить, что мы тут делаем?!

Я метнулся к столу, дрожащими руками хватаясь за телефон. Пальцы вспотели, и отпечаток не срабатывал. Я дважды ошибся в пин-коде, пытаясь преодолеть экран блокировки, и едва не заморозил неправильным вводом банковское приложение.

Лена диктовала мне девять цифр тоном ведущего телевизионных лотерей, уже начавшего поздравлять счастливого победителя.

Она с ликованием опустилась на диван, когда из сумки раздался булькающий звук уведомления. Достала телефон и прилежно проверила поступившую информацию. После чего невозмутимо поправила грудь, возвращая её в чашечку лифчика.

Господи, неужели всё это действительно происходит со мной на самом деле?! Пусть она уйдёт. Пусть она уберётся отсюда немедленно!

Лена застёгивала пуговицы рубашки снизу вверх. Мне хотелось сбежать. Взять билеты на самолёт и улететь в другую страну до заката. В голове, ставшей похожей на полый колокол, стаей растревоженных голубей носились отрывочные и бессвязные мысли.

Ужас, невозможный, безумный абсурд! Фантасмагория абсурда! Лютая, невообразимая дичь…

– Тут же нолика не хватает, – вдруг произнесла Лена, прекратив застёгивать пуговицы. Обвинительно и с такой детской обидой.

Я вздрогнул, словно от удара, схватился за телефон и проверил перевод. Он был в полном порядке.

– Я прислал тебе сто тысяч рублей! – рявкнул я, бросая злобный взгляд на дверь. Научилась бы сначала считать, а потом уже лезла во взрослые игры! Курица недалёкая.

Впервые после случившегося в моём взгляде проскользнуло превосходство и пренебрежение. Девочка показалась жалкой.

– Да-да, простите, – её голос внезапно дрогнул, в нём послышались подступающие к горлу слёзы.

Прекратит ли эта сучка свой чёртов цирк?!

– Приведи себя в порядок и убирайся отсюда! – во мне клокотала ярость.