На другом конце провода повисла тишина.
– Не понял! Откуда ты… – парень напрягся.
А я жутко разозлилась. Видимо, начала отходить!
– От верблюда. Приедем минут через пятнадцать, адрес помню, но смутно. Можешь там присвоить себе все лавры и призы! Только пусть еду приготовят, ребенок, похоже, весь день не ел.
Я отрубила связь и зашипела, потому как больно задела пальцем губу.
– Вы упали? – Сережа выразительно посмотрел на меня.
– Нет, малыш, это Соня Аркадьевна любит в истории попадать, за что и получает по шее. Очень нехороший дядя ее так, – пробубнил, озирающийся в поисках машин на перекрестке Андрей.
– Папа говорит, что девочек нельзя обижать. Так поступают только трусы и слабаки, – выдохнул удивленный ребенок.
– Очень надеюсь, что твой папа держит слово и в порыве радости не прибьет нас всех, – усмехнулась я, припоминая выражение лица господина Тропинина, когда он чем-то недоволен.
В машине повисла тишина.
– У меня там сок есть, если хочешь? – проговорил вдруг Андрей.
Сережа посмотрел на меня и кивнул. Пакетик он через трубочку опустошил за секунду.
– И как же тебя угораздило сбежать? – поинтересовался водитель.
– Я не хотел расстраивать маму, и папу обижать не хотел, – от выпитого сока, съеденной до этого шоколадки и тепла ребенок осоловел. – Папа очень боится кораблей и за меня. И я решил сбежать, чтобы не улетать завтра вместе с мамой в круиз.
– А почему ты адрес-то свой не знаешь? – удивилась я.
– Я живу в Москве с мамой, – он начал клевать носом. – А папа в Питере, я к нему приезжаю только на каникулы.
Он уснул мгновенно, пристроившись у меня под боком.
На подъезде к поселку я позвонила Данику и передала телефон Андрею, тот, ориентируясь по описаниям мужчины, через несколько минут остановился у памятного дома, на пороге которого уже стоял Данил Олегович в свитере с телефоном и еще один мужчина.
Даник распахнул дверь и заглянул в салон, наткнувшись на меня, округлил глаза, прямо как любит делать Тома, я махнула рукой и прижала палец к губам, указав на спящего малыша.
Второй мужчина наклонился и, аккуратно подхватив мальчика, понес его в дом.
– Где ты его нашла? – поинтересовался Данил, когда я выбралась из машины.
– Возле отдела полиции на Советской. Ждал, пока его начнут искать… и найдут, – улыбнулась я, правда, сразу пришлось сморщиться от неприятных ощущений.
– Это чудо какое-то! Тропинин уже готов национальную гвардию на подмогу звать. Летает где-то по городу в поисках сына. Хотя, сейчас уже едет обратно.
– Отлично, тогда мы тоже поедем. А то еще нарвемся на благодарность… У меня, как ты понимаешь, сегодня и так тяжелый день.
– А кто посмел на тебя руку-то поднять?! – возмутился Даник.
– Можно, я тебе завтра позвоню, мне нужна твоя консультация по вопросу, стоит ли уголовное заводить или нет.
– Конечно, без проблем, – Даник развел руками и вздохнул. – Ладно, пойду вешать твой портрет. А то, наобещал в прошлый раз, не сделал, и вот…
– Бог шельму метит, – улыбнулась я.
Уже на выезде из поселка мимо нас пронеслась автоколонна каких-то больших блестящих монстров во главе со знакомым белым Гелеком.
Глава 5
Белая Андреевская мазда скользила по набережным и проспектам. Снег, конечно, уже обратился в дождь, и вода вперемешку с грязью заливала лобовое стекло с такой скоростью, что дворники едва успевали бегать из стороны в сторону. Андрей молчал. А я, подальше засунув угрызения совести по поводу эксплуатации Томиного семейства, понимая, что толку от моего самобичевания никакого, смотрела в окно на мой любимый город.
Город мостов. Вот проносятся мимо Кантемировский, Сампсониевский, Лиговский. Связующие нити двух берегов, тысяч судеб. Для кого-то они – досадная помеха по пути на работу, создающая пробки. Но есть те, для кого мосты-артерии, где могли столкнуться две жизни и породить свою вселенную, делая из девчонки в легком летнем платье и парня в дырявых джинсах семью. Мосты собирают друзей в баре на Заневском под предлогом футбола, а на самом деле в ожидании того, что створки в небо откроются, и можно, как в молодости, позвонить и сказать: «Прости… Мосты развели…» И хорошо, если тебе не напомнит заспанный, а может, взволнованный голос, что есть Вантовый мост.
Красота центральных проспектов сменилась темнотой и извилистостью улиц жилых кварталов. Гаражи и мокрые тротуары, маленькие мостики, перекрестки с мигающим желтым, черные брызги из-под колес, припозднившиеся собачники.
Подумалось вдруг, что я уже и забыла, как водить машину. Мы с Димой любили кататься по ночному городу, когда купили первое авто. Зимой и летом. Мойка, Нева, Фонтанка, залив. Всеволожск, Зеленогорск, Стрельна, Тихвин, Шлиссельбург.
Он обычно сидел рядом на пассажирском сидении. Удивительно начитанный (физика, астрономия, политика, история) он рассказывал множество интересных вещей, а я слушала, запоминала, поражалась, заполняла вакуум: вроде много читаю, но все по работе, а целый мир проходит мимо.
Тепло и память уничтожили защиту, которую я так остервенело возводила вокруг себя, и все горести и страхи накинулись голодными крысами. До крика захотелось, чтобы меня обняли, сказали, что все будет хорошо.
– Томуля ждет, – задумчиво проговорил Андрей.
Вздрогнув и чуть наклонившись, я увидела, что окна их квартиры на кухне залиты уютным желтым светом.
– Я пойду домой, мне бы хоть переодеться, – я начала рыться в сумке в поисках ключей.
– Придешь к нам?
– Нет, и так вас умотала, спать ложитесь. Спасибо, Андрюш, огромное. Настеньку с утра заберу, – я заплакала, в темноте слез не было видно, а беззвучно уже научилась.
Он остановился у парадной, и я выбралась из машины под дождь. Белая мазда с грязными боками, помигав поворотниками, исчезла в соседнем дворе. А я медленно прошла те несчастные пять – шесть метров до двери подъезда. Металл лифта манил, хотелось привалиться, как пьяной, и забыться.
В прихожей я сбросила сапоги, скинула пальто на маленький диванчик и сразу прошла в спальню, все, что успела, захватить телефон. Упав на кровать, заснула моментально, знаю только, что слезы все еще бежали, от них щеки были солеными.
Кажется, телефон завибрировал через секунду. Взглянув на часы, поняла, что так и есть, я отрубилась всего-то минут на пятнадцать. Звонила консьерж снизу.
– Софья Аркадьевна, – дрожащий женский голос заставил меня проснуться, – вас тут спрашивают настойчиво.
– Кто?
– Софья Аркадьевна, спуститесь, пожалуйста.
– Господи! Хорошо!
Я отрубила связь. Ноги не шли, а от усталости слезы навернулись снова. Я уже даже их не стирала. Юбка мятая, да и кофта видала лучшие времена, но какая сейчас разница. Распахнув дверь, я отпрянула. Лампы в общем коридоре освещали три мужских силуэта и женский. Нашу консьержку.
– А что…