Белая нить

– Положим, бескрылой твари мы сумеем дать отпор, – рассудил Сапфир. – Но мойра!..

– Да-а…

Связываться с мойрой не хотелось. Потому что мойр Тофос наделил редким умением – они возвращали пущенные в них чары и снаряды. Навык их называли по-разному: кто возмездием, кто ударом Судьбы.

Девицы двинулись к берегу пьяным шагом. Золотая раскрыла крылья. Другая уперлась ладонями в песок. Выгнула спину и продолжила путь ползком, как паучиха. Ее лицо расчертили вздувшиеся вены. Багряные кудри извивались над плечами, будто она находилась под водой.

– Мяско-мяско-мяско! – Издевательский лепет паучихи повис в воздухе, прерванный гулким хохотом мойры.

Олеандру стало тошно, но он довольно быстро оправился. Листья на его предплечьях ощерились. Засверкали в приглушенном свете.

– Мы не справимся, – заключил Сапфир.

Его привычная сутуловатость сменилась бравой выправкой.

– Улетай, – прошептал Олеандр. – Я попробую их отвлечь, а ты…

– Какого ты обо мне мнения?

– Тогда вместе.

– До победы.

Полыхающие молнии стекли с ладоней паучихи и взметнулись ввысь, соединяя небеса и почву двумя зигзагами. Разряды друг за другом распороли воздух. Косым дождем хлынули на берег, вкалываясь в песок. Прижавшись к скале, Олеандр пустил по торчащему корню чары, но тот оторвался.

Проклятие!

Где Сапфир? Олеандр огляделся и заметил его крылатый силуэт, несшийся вдоль каменного склона.

Оценить разделявшее их расстояние не вышло – над головой просвистел грозовой кол, растаявший в воздухе. И Олеандра прошиб ледяной пот. Он забылся. Забылся и едва не обратился кучкой тлеющих щепок. Страшно подумать, что случилось бы, упади орудие в воду.

Делать нечего, придётся ему тащить листья навстречу беде. Иначе велик шанс подвести выроженок к Эсфирь, а это усложнит задачу. Вдобавок так он, возможно, выиграет время для Сапфира.

Дриад против граяды – нетрудно догадаться, кому здесь кланяется господин Преимущество.

Но!.. Раз, два, три: решение принято!

Да сжалится над ним Тофос, ежели к творениям у него имеется хоть немного сострадания!

Силясь не думать о том, что следующая молния угодит в лоб, Олеандр затаил дыхание, накрыл ладонью эфес сабли. Пробежка в сторону – и он обогнул скалу. Сабля с тихим шелестом покинула ножны.

Медленно, сосредоточенно думая, как переносит вес с одной ноги на другую, Олеандр ступил вперед и сглотнул подступивший к глотке комок. Электрические зигзаги, искрясь и извиваясь, плясали на склоне. Какой прорвой чар нужно располагать, чтобы такие смастерить? Счастье, что они извергали разряды беспорядочно, пока ни в кого конкретно не целясь.

Вырожденки не спешили нападать. Золотая топталась на склоне, со зверским вожделением развязывала холщовый мешок, из прорехи которого торчала лиственная палка. Рядом с нею на кровавой кляксе раскинулось худощавое тело паучихи, её губу и бровь пронзали металлические кольца. Услышав шорох, она вперила в Олеандра взгляд рдяных глаз, прорезанных вертикальными зрачками.

– Вышла, милашка? – Роняемые ею слова звучали, как скрежет ножовки, протягиваемой по позвоночнику. – А чего так? Расхотелось играть в прятки? Не терпится сдохнуть?

– Это мальчик, Гера. – Золотая зевнула. – Думаю, сын Антуриума.

– Правителя Антуриума, – выдал Олеандр.

И покосился на деревья. Ринуться в бой? Или повременить и дождаться Сапфира?

– О! – ахнула Гера. – Так ты не издох еще?

– Кто вас нанял? – Глупо было бы не спросить, хотя на ответ Олеандр особо не рассчитывал.

– Дриады.

Золотая отбросила мешок на песок.

– Вия! – Гера произнесла имя подруги как предупреждение.

Чуткий слух Олеандра перехватил скрежет и рокотание. Как вдруг над обрывом, разбрызгивая воду и комья грязи, взметнулись десятки булыжников, пожираемых сизым огнем. Позади них тенью лавировал Сапфир, на плече которого возлежал – да они рехнулись! – силин.

Хвост зверя распушился. На конце вспыхнул серебристый шар чар. Вия и Гера, визжа, кинулись врассыпную. И каменные снаряды засвистели над склоном, врезаясь в землю, тараня ограду и корежа деревья.

Вера в происходящее пошатнулась: не уснул ли Олеандр, случаем? Осознание царапнуло голову враз с осколком, рассекшим висок. И он пустился наутек. Куда? Да хоть куда-нибудь! Отыскать мало-мальски безопасное место, чтобы внутренности не превратились во внешности.

Пожелал, называется, помочь Эсфирь. И вляпался по самые листья в резню с выродками.

Все вокруг гудело, дребезжало и громыхало. Два трехнутых полудурка не иначе как явили земле конец света. Пыль и песок поднялись столь плотно, что о сносной видимости не шло и речи. Свечения было слишком много, оно ослепляло. В один миг Олеандру показалось, что ноги несут его на солнце. В другой – он отпрыгнул от зигзагов, извергавших грозовые разряды.

Близость электричества пронеслась по телу колючими покалываниями.

– Идиоты-идиоты-идиоты! – прокричал Олеандр, когда над головой пролетел грузный булыжник, гораздый вышибить из тела кости. – Вы хоть смотрите, куда швыряетесь!

Ответом сделался глухой удар каменюки по стволу. Дерево с грохотом рухнуло, взвевая новые тучи песка. Не выдержало тяги. Вприскочку покатилось по склону. Олеандр в кувырке ушел от мчащегося ствола. Не рассчитал. Ветви стеганули по плечам, хватанули затылок. Не обращая внимания на раны, он рывком вскочил на ноги и почувствовал запах гари.

Лес горел. Оттуда стаями вылетали горланящие птицы, прорывавшиеся через клубы черного дыма.

– Сапфир! – Олеандр осматривал небо и почву, пытаясь найти двух безумцев, убедиться, что они живы. – Ну ты и придурок, Сапфир, чтоб тебя!.. Ради Умбр… ради Тофоса, Сапфир, где ты?!

Никакого отклика не последовало. Только звон разлетавшихся камней да стоны израненных деревьев.

У Олеандра возникло чувство, будто он вот-вот подавится сердцем, заколотившимся у горла. Ворох оглушающих звуков не дозволял сосредоточиться и прочувствовать сеть корней под землей. Пыль мешала увидеть деревья. А выплеск чар сопрягался с риском растратить их попусту.

– Потеряла меня, милашка? – Олеандр вздрогнул. Голос, который он услыхал сквозь дымную взвесь, звучал ближе, чем хотелось бы. – Может, ты будешь вкуснее, чем тот другой дриад. На вид такой сладенький.

Он замер, осмысливая услышанное. А потом в голове укоренилось постижение: две вырожденки – две бездушные озверелые твари – растерзали кого-то из дриад на куски и оставили гнить.

Всё обрело смысл. И застоявшееся зеленое свечение в лесу, и глухая тишина говорили, что неподалеку лежит мертвое тело мученика, испускавшее чары. Словно в подтверждение к сапогам Олеандра прикатился мешок. Из прорехи в нём вывалилась рука – смуглая, покрытая обугленной листвой и запекшейся кровью. На кисти отпечатались следы укусов, ближе к плечу плоть изодрали до кости.

– Кого. Вы. Убили? – Олеандр не узнал собственного голоса, настолько тот прозвучал грубо. Внутри вспыхнул огненный шар, сотканный из гнева и жажды мести. – Говори, падла! Не прячься!

Олеандр поворачивался, чувствуя поблизости движение. Эфес сабли терся о ладонь, холодил кожу. Нервировали капли крови, стекавшие из раны на виске. Раздражала взвившаяся пыль, от которой слезились глаза. Он увидел, как по земле ползет тень. Услышал щелчки грозовых разрядов. Рванул в сторону – и молния вонзилась в песок точно там, где он только что стоял. Сновавшая по склону Гера выпрыгнула из дымовой завесы и кинулась в атаку. Зубы клацнули у плеча, когда Олеандр отскочил и встретился с Герой лицом к лицу. Опутанная нитями паутины и искрящаяся, с пепельным лицом, она вре?залась когтями в землю и осклабилась, точно хвастаясь пятнами крови на клыках – крупными, ягодно-алыми.

Иступленная злоба бушевала, закипала в груди Олеандра. Она пробуждала саблю и возвращалась троекратно. Он перекинул клинок в правую руку. Он же левша, нет? На выдохе расправил плечи. И выгнулся назад, пропуская череду грозовых разрядов. Ничего себе, а он так умеет?