Жизнь счастливая, жизнь несчастная

Глава 22

В девятом классе мне запретили посещать секцию вольной борьбы, а вскоре после этого я начала странно себя вести. Навязчивые мысли не давали покоя, тревога пульсировала в висках. Я выполняла одни и те же движения с целью избавиться от беспокойства, которое ходило за мной по пятам. Я не знала, что со мной происходит и воспринимала всё происходящее как данность.

Прошло много лет, прежде чем я нашла в интернете статью, в которой прочитала, что странное поведение, а также навязчивые мысли, преследовавшие меня в школе, называются обсессивно-компульсивным расстройством. Я-то думала, что у меня какая-то загадочная болезнь, доселе неизвестная науке, а оказалось, что этот недуг давно выявлен и я не единственный человек, страдающий им.

Расстройство иногда сходило на нет, но потом снова возвращалось. Не знаю отчего я уставала больше – от непрерывной череды беспокойных мыслей или от повторяющихся действий. В дни обострения я не жила. Подчиняясь мыслям, я выполняла ритуалы и становилась тряпичной куклой, которую дёргала за ниточки тревога.

Я прикасалась к различным предметам, а затем незамедлительно мыла руки. Каждый раз тщательно и каждый раз с мылом. Мне казалось, что микробы кишат на поверхностях дверных ручек, столов, на трубах и стенах – везде. Одни вещи казались мне грязными, а другие – особенно грязными. Иногда я не могла вспомнить, мыла я руки или нет, поскольку эта манипуляция была доведена до автоматизма. Когда у меня появлялись сомнения, я снова спешила к раковине, и сомнения смывались в канализацию.

В книге «Терапия настроения» психотерапевт Дэвид Бернс пишет: «Что движет этими чересчур щепетильными людьми, страдающими от гиперконтроля? Они безумны? Обычно нет. Страх – вот что движет ими в преувеличенном стремлении к совершенству. В тот момент, когда они пытаются перестать делать то, что делают, их охватывает сильнейшее беспокойство, которое вскоре перерастает в полнейший ужас. Он заставляет их возвращаться к навязчивому ритуалу в жалкой попытке почувствовать облегчение. Заставлять их отказаться от перфекционистской навязчивости – всё равно что пытаться убедить человека разжать пальцы, которыми он цепляется за край скалы».

Во время учёбы в колледже обсессивно-компульсивное расстройство приняло новый оборот. Теперь в моей голове крутились навязчивые вопросы. Пытаясь избавиться от них, я спрашивала одно и тоже по многу-многу раз. В один день меня мучил вопрос, умер ли один актёр или ещё здравствует. Я подходила к мужу, который в то время ещё не являлся моим супругом, и спрашивала. Он отвечал, но вопрос продолжал меня мучить, с каждой минутой я чувствовала нарастающую тревогу. Тогда я снова задавала мужу этот же вопрос. Так могло продолжаться весь вечер и даже целый день. Я не могла уснуть, мучаясь тревогой и отчаянием. Мне казалось, что мозг вводит меня в заблуждение, что муж сказал мне одно, а я поняла его иначе. Пытаясь вспомнить, что на самом деле он ответил, я запутывала себя окончательно, и от этого становилось ещё хуже.

Порой в голову лезли вопросы непристойного характера. Я то и дело попадала в ловушку, веря в то, что тревога уйдёт сразу после того, как я задам вопрос. Так, однажды я спрашивала у мамы, не изменяла ли она отцу. Я чувствовала себя ужасно, но не могла ничего с собой поделать.

– Ты изменяла когда-нибудь отцу? – спрашивала я.

– Нет, никогда, – отвечала мама.

Через пятнадцать минут я снова подходила к ней.

– Ты изменяла когда-нибудь папе?

– Нет.

Изменяла? Нет. Изменяла? Нет. Изменяла? Нет.

Наваждение. Мука. Да что со мной не так?

В большинстве своём все навязчивые вопросы изводили меня. Не помню, чтобы хотя бы один такой вопрос не причинял мне страданий. Гаснул свет в квартире, я ложилась в кровать и думала лишь о том, чтобы снова задать проклятый вопрос. Сердце бешено колотилось, по телу разливался жар. «Спрошу, спрошу», – в смятении думала я. Но мама лежала тихо у стены, а в комнате царила тишина, нарушить которую казалось преступлением. Постепенно я смирялась с тем, что так и не задала вопрос, и уходила в сон.

Во время обострений обсессивно-компульсивного расстройства мир вокруг переставал существовать. Я шла с мужем по ночной новогодней улице, нас окружали гирлянды и праздничные огни, свежий воздух наполнял лёгкие, слышался весёлый смех… Но в душе не было ни радости, ни печали… Ничего. Только беспокойство и нескончаемая вереница вопросов, которые я планировала задать.

Я спрашивала у мамы, родная ли я ей дочь и действительно ли отец – мой родной отец. Границы между реальностью и иллюзией стирались, я переставала верить всему, что меня окружало. Деревянный стол мог оказаться железным стулом. Мама могла стать обманщицей, укравшей меня из роддома. Она уверяла меня, что действительно является моей родной матерью, а отец – моим родным отцом. Но вопросы продолжались. Я уже не слышала и не понимала, что она отвечает, но это было неважно. Важно было только то, что, услышав ответ, мне не становилось легче.

Обсессивное расстройство преследовало меня с пятнадцати лет. Оно то сходило на нет, то вновь возвращалось, вонзая колючие иголки беспокойства в повседневные дела. Однажды оно добралось и до творчества. Ещё до рождения дочери я начала делать картину из лоскутков. Нарисовала дом с лужайкой, расчертила на картоне, сделала в нём проколы иглой, чтобы потом пришивать лоскутки, нарезала множество мелких тряпочек с помощью самодельных трафаретов. Это был мой дом мечты – символ домашнего очага, уюта. Работа над картиной продвигалась медленно. Каждый день я пришивала к картону по нескольку лоскутков. Облака над домом я вырезала из белой кружевной ткани от свадебного платья, которое мне шили на заказ и в котором я была в ЗАГСе. Лужайка возле дома состояла из двадцати трёх лоскутков в коричнево-жёлтой цветовой гамме. На дом ушла бледно-розовая ткань, а для оконных занавесок я выбрала розовую сеточку от того же платья. Но я забросила картину, так и не завершив до конца, убрала её в дальний угол шкафа.

Прошло около двух лет, и вот одним зимним днём я решила продолжить пришивать лоскутки. Я садилась за работу после обеда, когда Соня спала в своей кроватке. Раскладывала перед собой кусочки ткани, брала иголку и нитку и вводила в каждую дырочку на картоне. Мне хватило терпения и усидчивости и вот, тринадцатого марта, картина была закончена. Но вместо радости и удовлетворения у меня появились навязчивые мысли. Вот что я записала в своём дневнике: «У меня слегка обострилось ОКР. Наверное, из-за плохого сна… Картину из лоскутков я закончила 13-ого числа этого месяца. И вот. 13-ого. Теперь хочется распороть эти три лоскутка, которые я пришила 13-ого, и пришить их снова, но другого числа, желательно нечётного. Чтобы завершить картину якобы счастливым числом…» Но я решила, что на этот раз так просто не сдамся. На следующий день я сделала запись: «Навязчивым мыслям насчёт картины не поддалась. Нашла в интернете метод Д. Шварца. Действую по этому методу». Я оставила картину нетронутой и мысли постепенно ушли, а вместе с ними тревога.

Несколько лет назад в селе случился пожар. Горел деревянный домик, в котором проживала семья с тремя детьми. Никто не пострадал, но дом сгорел дотла. Это произошло днём. Мы все – я, муж и дети – были дома. Внезапно я увидела сильное задымление. Плотная завеса дыма тянулась из-за двухэтажного торгового центра. Посмотрев в окно, я увидела скопление людей, которые стояли и глазели на дом, охваченный огнём. По телу пробежала неприятная дрожь, внутри что-то ёкнуло, зашевелилось. Я кинулась закрывать окна в квартире. Дым распространялся быстро, застилая туманным полотном всё пространство, попадающееся ему на пути. В голове мелькнула безумная мысль: «Вдруг огонь доберётся до нашего дома?»

Огонь потушили, люди, глазевшие на пожар, разбрелись по домам. Я же после этого случая каждый вечер, перед сном по нескольку раз подходила к плите и проверяла, все ли ручки переключателей стоят на отметке «0».

Безопасность стала для меня больной темой. Когда в наш подъезд заселилась неблагополучная семья, состоящая из пьющих родителей и десятерых детей, я стала всё чаще задумываться о том, как бы они не устроили пожар. От новых жильцов исходили вонь, грязь и шум. Дети – прекрасные, бледнолицые с огненно-рыжими вьющимися волосами – шатались по улицам в обносках, которые были им велики. Жена старшего по дому ругалась на них за то, что они несли в подъезд грязь, да и сам старший вступал в яростные баталии с их матерью.

Мне было жаль эту семью, я считала несправедливым то, как с ними обращались некоторые жильцы дома. Но наравне с жалостью я страшилась того, что однажды могло произойти. Учитывая их образ жизни, они могли в два счёта устроить пожар или потоп.

Однажды, когда мы с детьми вышли на прогулку, моему взору предстало нелицеприятное зрелище. У кирпичной стены дома стояла грязная, рваная коляска, принадлежавшая недавно заселившимся квартирантам. Она выглядела так, словно в ней ежедневно перевозили коровий навоз или куски сырого мяса. При виде коляски меня затошнило. Эта вещь, в которой возят чистых, розовеньких младенцев, предстала в ином свете. Коляска не просто была грязной, она оскверняла всё самое чистое и невинное, была порождением зла, человеческой аморальности и вызвала у меня стойкое чувство отвращения.

Неблагополучная семья прожила в нашем доме несколько месяцев. После неоднократных скандалов с соседями они съехали. Одним летним вечером к подъезду подошла неухоженная лошадь, запряжённая в телегу, на которой сидел рыжий мальчуган, парень, и низкорослый мужик. Пока взрослые выносили жалкие пожитки квартирантов, мальчик беззаботно сидел в телеге. Старший по дому заговорил с парнишкой, который был одет в грязные обноски.

– Это парень или девушка? – спросила жена старшего.

Мы с удивлением поняли, что юноша оказался девушкой. Вещей было немного, поэтому они быстро управились и покинули двор. Несмотря на жалость, которую я испытывала к этим бедным людям, мне стало спокойнее после их отъезда.

Жить с диагнозом ОКР не просто, так же как непросто приучить себя философски относиться к жизни, но лишь тогда будет проще справляться с приступами. Прошли годы, прежде чем я начала осознавать, что навязчивыми мыслями можно управлять. Пятнадцатого декабря 2019 года я сделала запись в дневнике: «Мои размышления о взаимосвязи ОКР и настроения привели к определённым выводам. Взаимосвязь существует. Она может быть незначительной, а может сильно влиять на состояние человека. По своему опыту я могу сказать о следующем: чем больше человек придаёт значение навязчивой мысли, тем больше он зависим от неё. (подчёркнуто)».

Далее запись в дневнике гласит: «Сейчас я пришла к тому, что могу контролировать, управлять своими навязчивыми состояниями. Я так и говорю себе мысленно: «Я уже проверила, что плита выключена» или «Эта мысль-вопрос не имеет значения», «Это ерунда». Эти убеждения помогают мне. Так же большую роль играют размышления. Например, когда всплывает навязчивый вопрос, я думаю о том, как было бы, если у меня не было возможности его задать. К примеру, если бы я жила где-нибудь на крайнем севере без связи и интернета, где нет того, кому тянет задать вопрос. Это удивительно и интересно – думать об этом. Я так и назову этот метод – «Крайний север»».

Диагноз обсессивно-компульсивное расстройство мне поставили в 2015 году, спустя десять лет после первого обострения.

Глава 23

После приезда в Усть-Илимск мы временно поселились у мамы мужа. Я боялась, что буду не в своей тарелке, но быстро освоилась и ни разу не почувствовала скованности или напряжения, которые иногда возникают, когда приходишь в чужой дом. Почему-то мне особенно нравится принимать душ в этой квартире. В ванной комнате приятное освещение, чисто и сухо. Я могу спокойно вымыться, ни о чём не тревожась.

Я крайне редко отваживаюсь понежиться в воде и обычно моюсь в вертикальном положении, поливая себя леечкой для душа. Я перестала принимать ванну лет десять назад или ещё раньше. В квартире, в которой жили мы с мамой, была чугунная ванна, но мы в ней не мылись из-за отвратительной вонючей воды, которая текла в трубах. В школьные годы я ходила в баню к бабе с дедой или мылась дома, используя тазы. Кипятила воду в большом красном ведре, зачерпывала кипяток ковшиком, наливала в таз и разбавляла холодной водой. Затем, неловко сгорбившись, опускала туда волосы. Приходилось по нескольку раз набирать горячую воду и разбавлять холодной, которая небольшой струйкой текла из-под крана. Сам процесс мытья не приносил мне удовольствия, но после него я чувствовала себя свежей, чистой, что безусловно нравилось мне.

В подростковом возрасте во время помывки на меня иногда накатывала беспричинная тревога. Тогда я открывала настежь двери в ванную комнату, чтобы не было так страшно. В такие минуты я быстро натиралась вехоткой, быстро втирала в волосы шампунь, ополаскивалась и, завернувшись в полотенце, выскакивала из ванной комнаты, словно там мне грозила смертельная опасность.

Когда я переехала в Новосибирск, у меня появилась ванна и хорошая вода, но несколько раз после лежания в воде мне становилось дурно, и я решила больше не испытывать судьбу и мыться исключительно под душем. Проходили месяцы и годы, страх притуплялся, сменяясь желанием расслабиться в тёплой приятной водичке с добавлением морской соли и пены. Я забывала про тревогу, погружалась в воду, слушала любимые мелодии на плеере и подпевала, представляя себя звездой эстрады.

На фоне психотерапии страх ванны начал сходить на нет. Я получала удовольствие от водных процедур, наслаждаясь душой и телом. Но однажды вечером во время купания я почувствовала неопределённую надвигающуюся тревогу, словно должно было произойти нечто ужасное. Я присела на корточки и на секунду замерла. Затем быстро вымылась, ополоснулась и прошла в комнату, где дети и муж спокойно сидели на диване и смотрели телевизор.

В глубоком детстве, когда я была совсем малышкой, как-то раз отец взял меня к себе в ванну. Я лежала и смотрела на воду, сквозь которую виднелись отцовские ноги, поросшие тёмными волосами. Вдруг я увидела коричневый комочек шерсти, который всплыл на поверхность. Я прекрасно помню, что ощутила в тот момент брезгливость, хоть это было так давно. Было неприятно находиться в воде, в которой плавают посторонние частички. Мама не подозревала о том, что отец взял меня в ванну, ведь он ничего ей не сказал. Когда она обнаружила нас, то пришла в ярость. Мама быстро вытащила меня из воды, попутно ругаясь на отца. Спустя много лет, вспоминая этот случай, она сказала мне: «Я не доверяла твоему отцу. Ты была такая маленькая, а его поведение иногда было странным…»

Возможно, этот случай сыграл главную роль в моей неприязни к приёму ванны. Насколько удивительна наша психика, сколько загадок она в себе хранит. Страшно и неприятно открывать двери комнат, в тёмных углах которых таятся наши сокровенные страхи. Порой хочется полежать в тёплой водичке с пеной и ароматическими маслами, но в голове включается сигнал: опасно! опасно!

Глава 24

У матери мужа в квартире живут старый чёрный кот по имени Текила и беспородная собака с гладкой коричневой шерстью, которую называют то Бусей, то Булей. Кот почти не выходит из комнаты. Лежит на своём излюбленном месте, на подоконнике, дремлет или смотрит в окно на снующих внизу прохожих. Иногда кот бродит по ночам и истошно кричит. Мать мужа говорит, что у кота от старости помутился рассудок.

С нашим приездом кот потерял привычный покой. Дочка берёт его под лапы, прижимает к себе и наотрез отказывается отпускать. Однажды кот спрятался от неё в туалете. Я взяла старичка на руки и отнесла в комнату. Там аккуратно уложила его на стул и закрыла дверь, строго-настрого запретив дочке тревожить кота. На этот раз она меня послушала.

Собака Буля – любимица матери мужа. Когда она выражает радость и нетерпение, её хвост поднимается и немного закругляется на кончике. Буля не активная собака, а выражение её морды почему-то несчастно, в её грустных глазах читается печаль. Она целыми днями пролёживает в комнате хозяев и выходит только тогда, когда чует аппетитные запахи. Тогда Буля приходит на кухню и садится на пол. Она не клянчает еду, а просто сидит и ждёт, когда ей перепадёт кусок. Даня и Соня постоянно её угощают. То рыбку дадут, то колбаску. Из-за малоподвижного образа жизни и любви к еде Буля обладает круглыми боками.

Я ни разу не слышала, чтобы эта собака лаяла. Она не любит, когда её пытаются обнять и совсем не приучена к играм. Грустный скучный пёс. Однажды Соня захотела погладить Булю, но та резко отпрянула от дочери и издала звук, похожий на хрюканье. Так собака, которая больше походит на шерстяную свинью, выражала своё неудовольствие.

С нетерпением жду, когда мы переберёмся в нашу квартиру. Сейчас там несусветный бардак. Во всех комнатах загромождения старой мебели, которая стоит там не первый десяток лет, пыль и грязь… Муж меняет сантехнику, отчего в туалете, ванной и кухне на полу разлиты грязные лужи, в которых валяются трубы. От этого вида я впадаю в уныние. Кажется, что этот бардак невозможно убрать.

И всё же я берусь за тряпку. Сегодня провела уборку в одной из комнат. Здесь мы с мужем расстелили ковёр и положили матрац, на котором я отдыхала после того, как вымыла пол. Когда я собралась уходить, пришли два мастера по установке входной двери. Они работали перфоратором, бетонная пыль разносилась по квартире. Воздух, пронизанный тысячами частиц, казался призрачно-белым. Я прошла мимо мастера в туалет, который расположен рядом со входом. Одной рукой держала дверь изнутри, поскольку она не закрывается. Было неловко от того, что я справляю нужду в присутствии постороннего человека, который находится в метре от меня. Когда я вышла, мастер – молодой высокий парень – искоса взглянул в мою сторону. Я одела чёрный пуховик, натянула шапку и попросила его пропустить меня.

Глава 25

После окончания колледжа я осталась в Новосибирске. Проводила беззаботные летние дни на съёмной комнате, которую сдавала приятная молодая женщина Елена. Она жила в трёхкомнатной квартире вместе со своей дочерью-подростком, британским серым котом и беспородной чёрно-белой кошкой. Британец был неуклюжим и громко приземлялся на лапы, кошка же обладала грацией пантеры, ходила бесшумно и не имела проблем со здоровьем, в отличие от кота.

Когда Елена с дочерью уезжали, они просили меня последить за питомцами, в число которых также входили две черепашки, живущие в аквариуме. Я регулярно подливала свежую воду в миски, насыпала корм и ставила рядом с едой пророщенную траву, которую любили кошки.

В августе я решила устроиться на работу. Одним солнечным днём я вышла из дома и пошла в ближайшую больницу. Меня несли ноги, но я точно не знала, зачем туда иду – чтобы узнать, есть ли вакансии или чтобы наверняка устроиться и начать работать? Но так или иначе я пришла.