Рассказы на заметку

– Генрих обернись, посмотри на веранду.

Осторожно семеня ногами прямо на них шёл старик.

– Добрый день мисьё – при виде опешившего Генриха и патрона – поздоровался старик садясь на своё место, не успевший ещё остыть после Флоры.

– Как обычно – попросил он смотря на изумлённого Генриха.

– У Вас всё в порядке Гаспар? – поинтересовался патрон бара – Вы здоровы, у Вас нигде не болит?

– Как видете, пока ещё живой, что-то случилось? – наблюдая за руками официанта, расставляющего на столе чашку с кофе и плетённую карзинку с круассанами

– Вы уж извините ради Бога, но до Вас сюда приходила одна женщина, она нам сообщила, что вчера Вы скончались, я извиняюсь конечно – выпалил одним духом Генрих, густо покраснев

– Как видете слухи о моей смерти несколько преувеличены – макая круассан в кофе, улыбаясь заметил он знаменитой фразой Марк Твена. – у меня нет детей, тем более дочери – звучным кларнетом протянул старик.

Генрих и патрон переглянулись между собой

– Здесь что-то не так, ты заметил как спокойно он отреагировал – понизив голос до шёпоту

– Странно, всё это патрон – складывая блюда и чашки на поднос

Раннее утро. Как обычно в маленькой кафешке, кипит работа. Официанты протирают столы, кто моет посуду, молодой Генрих расставляет столы и стулья на террасе.

– Генрих сходи за свежими газетами в киоск

– Не надо, я уже купил – невесть откуда появившийся патрон с пачкой прессы в руках. Генрих оставь эти стулья в покое, идти за мной я тебе что-то показать хочу. Усевшись за один из свободных столов, он вынул сигарету из пачки Camel, прикурил от за зажжённой спички и глубоко затягиваясь протянул Генриху одну из тех газет, где на последней страничке между различными объявлениями бываеют короткие записи о усопших

С глубоким прискорбием сообщаем о преждевременной

кончине, последовавшей 12 мая Гаспар де Дюваль, память

о нём будет всегда в наших сердцах.

– Так значит он всё-таки умер! – изумлённо воскликнул Генрих

– Ты дату видел?

– Ничего не понимаю патрон

– И не старайся понять, Генрих куда нам – утопая в клубах дыма – когда человек очень долго живёт, он так привыкает к этому Миру, что ещё долго не хочет уходить.

Развязанная кофта

Дождь буйно бился в окно, рассыпаясь мутным бисером по стеклу. Юра Павлович с грустью смотрел во двор и думал: что дальше так продолжаться не может, а за спиной звонко с переливами кричала жена. Наконец дождь приутих. Петляя между неровностями старого асфальта, новообразовавшийся ручеёк стремительно потёк по улице, вливаясь в свинцовые лужи с лопающимися пузырьками на поверхности. С годами у Тани начал меняться характер, из когда-то весёлой сероглазой девчонки, которую Юра полюбил, молодым студентом из Югославии, она постепенно превращалась в сварливую, но всё ещё внешне приятную женщину. После стольких лет совместной жизни, когда был испит весь нектар любви, а сам цветок страсти стал увядать, осыпаясь лепестками лет, супружеская жизнь начала давать трещины. Если раньше они шли на уступки в своих ссорах, чтобы избежать конфликтной ситуации, залог брачной экзистенции, то сейчас малейший спор у них грозил перерасти в скандал.

На диване рядом с Юрой сидел пёс породы бордер-колли, уткнувшись влажным носом ему в ладонь, терпеливо сопя чёрным как деготь носом, он старался поймать взгляд хозяина каждый раз, когда тот начинал говорить. Новый, сильный порыв ветра окатил окно густым дождём и с грозным воем обиженно отлетел, растворяясь в худых макушках осиротевших от непогоды берёз. Юра Павлович наконец оторвал взгляд от окна и твёрдым голосом сказал:

– Таня, с меня хватит, расходимся! – Крик сразу прекратился, наступило молчание. – Я принял это решение, оно окончательно и бесповоротно.

– Мне всё равно, поступай как хочешь, это не жизнь, как мы живём, – с печалью в голосе отозвалась она.

– Первое время я поживу в деревне, а потом продадим квартиру и разведёмся.

– Как скажешь, мне безразлично, – холодно ответила она, нервно поправляя волосы.

Раннее утро, скрип половых досок, шорохи, странные постукивания на чердаке, это те звуки, которыми всегда полон старый деревенский дом. Рядом, за окном хрипло, с надрывом, орёт обезумевший спросонья петух, где-то жалуется сойка, бубнит горлица. Юра тихонько высунул нос из-под одеяла и невольно принюхался: пахло сыростью, дровами, мышами и ещё чем-то непонятным, похожим на смолу. Сбросив одеяло на пол, он поднялся с кровати, поёживаясь от сырости, в одном тапке на босу ногу покачиваясь поплёлся в туалет, скрипя половицами. В прихожей на стене в дешёвой рамке висела картина с примитивными сценками из жизни французских моряков. Два небольших чемодана лежали нераспакованные на столе. Предательски заурчал живот, напоминая о себе, кушать в доме было нечего. Может, выйти молока купить у соседки, подумал Юра, натягивая штаны. Нащупав в кармане заветный трёшник, он вышел во двор. Первые оранжевые лучики солнца из-под сосновых макушек, весело озаряли деревню. От леса шла утренняя дымка, где-то усердно бился дятел головой о больное дерево, куковала кукушка, зовя к себе партнёра. Как миллионы лет назад, свет, источник жизни, пробуждал от сна природу. Неожиданно на поляне появилась лиса, выбежав из-за зарослей дикого шиповника, она остановилась, повернув рыжую любопытную мордочку, и уставилась на Павловича, собака тут же привстала и угрожающе зарычала.

– Спокойно, Джим, спокойно, не кипятись, дружище, – прошептал Юра, зевая. Лиса продолжала смотреть в глаза, окаменев на мгновение, через пару минут из кустов вынырнули четыре лисёнка и бросились к матери, вместе они быстро побежали в лес. Природа, подумал Павлович, поёжившись от свежести, как только люди живут в городе, и, весело хихикнув неизвестно чему, пошёл в сторону соседского двора. Что-то непонятное с ним происходило, у него почему-то появился прилив сил и поднялось настроение.

– Петровна, ты дома? – крикнул он в сторону раскрытого окна, встав на цыпочки, заглядывая через низкий забор.

– Дома, где мне ещё быть, а это ты, милок, – с удивлением – когда приехал, надолго?

– Да так, побуду чуток.

– Таня как поживает? – Всё нормально, привет передавала.

– Вот спасибо ей, если чего понадобится, ты это того, не стесняйся, заходи.

– Кстати, Дарья Степановно, молока не осталось у тебя случайно, я заплачу.

По возвращению, от соседки у Юры на столе оказались два огурца, огромный помидор «бычье сердце», бутылка парного молока и полбуханки свежевыпеченного, тёплого хлеба. Ну что, жить можно, подумал он и вздохнув вспомнил жену, уплетая за обе щеки нехитрый завтрак.

Этот деревенский домик остался им в наследство от Таниной бабушки, которая умерла несколько лет назад от старости. Сначала супруги хотели продать его, но в последний момент раздумали, уж слишком низкую цену давали за него. Телевизор, который стоял на крашеной тумбочке, был облезлый и старый, работал по настроению, постоянно самопроизвольно меняя каналы, так что пришлось включить такое же старое радио и слушать Третью симфонию Бетховена. И всё-таки есть какая-то изысканная прелесть в одиночестве, никто тебя не пилит, не тревожит, хочешь плюешь в потолок, хочешь нет, – размышлял Юра, приободряя себя. Кстати, надо попробовать, в натуре, никогда не пробовал. Приняв театральную позу он плюнул в потолок, слюна не долетев, мелкими брызгами возвратилась на лицо. Плеваться тоже надо уметь, как и с женщиной жить, не всё так просто в жизни, как хотелось бы, прежде чем жениться, задумался он. Вот надо досконально изучить характер жены, чтобы не нарваться на сюрпризы, не быть вечно чему-то обязанным. И всё-таки судьба, либо счастлив, либо нет, середины не бывает, хоть и виноват я, конечно, ох как я виноват. Одолеваемый невесёлыми мыслями, Юра взял сигарету, поджёг, глубоко затянувшись, пустил густые клубы дыма. Семейная жизнь – это бесконечные уступки, уважение, понимание друг друга при самых сложных ситуациях, вне зависимости от характера и интеллекта супруги, – продолжал размышлять он. Разморившись от еды и невесёлых мыслей, Юра прилёг на проваленный от старости диван, заснул тревожным сном. Несмотря на временную эйфорию, сомнения потихоньку одолевали его, он спал тревожным сном. Рядом с ним лежал верный Джим, вздрагивая каждый раз, поднимал свою лохматую голову, смотрел, как Юра ворочался во сне, и приглушённо рычал. Убедившись, что Юра крепко спит, пёс потянулся, зевнул, зацепил передней лапой дверь, вышел во двор. Втягивая ноздрями деревенский воздух, он стал внимательно принюхиваться – полдень был наполнен самыми разными ароматами, и Джим, по собачьи принялся их распознавать – пахло молоком, где-то лисой, собакой, что живёт в соседнем дворе, козой, мышами, коровьим навозом. После осмысления всей этой гаммы запахов и проанализировав всю важную для него информацию, он только тогда принялся метить свою территорию. После того как закончились неотложные собачьи дела, Джим прилёг у порога и тревожно по собачьи задремал. Ему снился сон, он всё время вздрагивал, а проснувшись, вспомнил Таню и заскулил, ему так захотелось прижаться к ней, не хватало её запаха, её ласковых рук, голоса. Дверь приоткрылась, в ней показалась заспанная голова Юры.

– Перестань скулить – зайди внутрь, – придерживая рукой дверь. Склонив покорно голову, пёс послушно поплёлся домой.

Щенка породы бордер-колли Юре Павловичу подарил его друг, рыбак Максим. После удачной рыбалки в выходные они поехали к его сестре, которая жила на другом краю города, там они неплохо выпили, закусили жареной рыбой, как вдруг муж сестры спросил: не нужна ли кому-нибудь собака, недорого отдам, и повёл их в сарай показать только ощенившуюся суку. На старом коврике, среди ветоши, окружённая многочисленными увлечённо сосущими вымя щенками, лежала собака с необыкновенно умными глазами и с тревогой смотрела на них. Один из щенков оторвался от вымени, стоя на нетвёрдых лапках, с любопытством стал их рассматривать. Юра присел, протянул ему руку, щенок подошёл и стал облизывать большой палец, все с умилением улыбнулись.

– Бери щенка, дарю, – сказал изрядно выпивший хозяин.

– Я бы взял, да в квартире живём, ему тесно будет у нас.

– Да бери, даром даю, а чего же не подарить, если человек хороший, – сказал хозяин, добродушно скалясь и с озорством подмигивая Максиму.

– Не знаю, с женой надо посоветоваться, подготовиться, литературу почитать какую-нибудь про породу, как кормить, чем поить.

– Ну как знаешь, пошли чай пить, – рассмеявшись, – чем кормить, чем поить, не водкой, конечно. На следующий день после работы Юра застал у себя дома Максима, который на кухне пил чай с супругой. Лицо Татьяны сияло трепетным восторгом, давно Юра не видел её такой, на руках у неё был вчерашний щенок-непоседа.

– Макс, ну я же просил, – с укоризной сказал Юра. – О чём он вас просил Максим ?

– Не хотел брать щенка, отказывался.

– Вот никогда не поверю – Юра не хотел, странно, он ведь животных любит как сумасшедший. Так, как мы его назовём? А я, знаю как, Джим, конечно! Дай Джим, на счастье лапу мне, – и взяв осторожно двумя пальцами лапу, тихонько потрясла её, на что щенок зевнул, положил маленькую головку на ладонь и сладко заснул, сопя маленьким носом.

– Макс, ты превращаешься в Качалова, – пошутил Юра.

– Нет, дорогой, Качалов – это ты, теперь это твоя собака.