Проводник. Нулевая симфония Брукнера

Карел понял, что пропустил что-то важное и переспросил:

– Ты говоришь про тот камин, что завален хламом на чердаке?

Радомир повернулся и смерил деда колючим взглядом:

– Да ты совсем меня не слушаешь, Карел. …Как же силен твой страх. А ведь это он заставил тебя все забыть и свернуть с пути Водивых. Ты сам вскормил в себе это чудище и продолжаешь держать его при себе, как огромную сторожевую собаку, убивающую всех, кроме кормящего ее хозяина. Что ж, пришло время посмотреть этому зверю в глаза и показать, что не все его боятся.

Ты не переживай, …дедушка, я начну с начала, с меня не убудет. Для пользы дела я готов повторить все это столько раз, сколько потребуется, главное, чтобы ты хоть что-то вспомнил.

Наш старый дом горел, и горел по твоей вине, – повторил Радо. – Ты, как и я, и Первуш был рожден Водивым. Среди наших предков лишь отец Первуша – Антонин, не имел этого дара, а вот отец самого Антонина – Бозидар тоже водил за мост.

В те времена за это даже по простому устному доносу могли легко сжечь на костре, поэтому Бозидар много путешествовал. Он добрался до Италии, ходил и во Францию.

В 1798 году французские войска заняли Рим. Папа римский Пий был захвачен. Его заключили в крепость городка Валанс. Пий Шестой не имел нормального исхода и сильно мучился перед смертью. К нему пускали только местного епископа, стоящего на стороне республики. Пий вынужден был признаться тому в своих тяжких грехах, дабы объяснить собственные страдания. Смерть Папы была выгодна всем, включая его самого, но он не мог нормально уйти и понимал, что попросту повиснет между мирами с таким тяжким грузом грехов.

Епископ донес о беде Папы членам правительства. Те отнеслись к проблеме Пия с пониманием, но никто лично не хотел иметь отношение к казни. Убить Папу – дело непростое, это же наместник бога на земле, могли быть серьезные последствия. Он должен был умереть сам.

В те времена люди еще хорошо знали о Водивых, о них ходили легенды, но как не искали во Франции и Италии, никого из них не смогли найти. Видно, те хорошо прятались.

Стали искать пришлых. Пустили слух, что надо «провести» очень больного человека и пообещали хорошую награду. В тавернах висели дощечки с объявлением, а народ шептался: «Это ловушка! Хотят позвать «guide» и тут же его казнить, как еретика».

Бозидар, читал эти объявления и тоже остерегался. Его привлекало то, что обещали очень хорошие деньги. Через пару дней он все же решился. Добрался до Валанса и постучался в ворота крепости. Охранники, выслушав его плохой французский, сообразили, кто это такой и отвели к начальнику стражи. Тот, переговорив с чужестранцем, тут же вытащил из ящика стола кожаную мошну, плотно набитую монетами: «Сможешь провести человека, – тихо сказал он, – мы забудем о том, что ты – еретик, останешься жив и вот – обещанная награда, а если к утру наш друг не остынет, отведем тебя в «длинную комнату», а оттуда сейчас только одна дорога – на гильотину».

В камере, после разговора с «больным», Бозидар понял с кем имеет дело. Пий с самого начала не скрывал того, кто он есть. Каялся, плакал, молился лежа, обращаясь к потолку своего каменного мешка. Сил подняться у него уже не было. Когда же выяснилось, что найденный во Франции guide родом из Боймии (Боемии, сейчас Богемии), Пий тут же сказал, что неплохо говорит на чешском. Он освоил его на службе референдарием в Апостольской сигнатуре.

Узнав о том, что его собеседник чех и он Водивый, Пий сорвал с груди свой крест и сказал: «Отдадите его моему помощнику, Петеру, он тоже из Чехии. Ватикан сейчас небезопасное место, но Петер Зурек заведует складами вне Ватикана. Он мне очень обязан. Скажете ему, что я ушел, благодаря вам, и попросите его отдать вам черный куб с собакой. Этот куб сделан из дьявольского металла. Гиды зовут этот материал «Огненный камень». На кубе припаяна черная собачка. Этот куб – все, что осталось от последнего, древнего рода Водивых, живущих в этрусском городе Фельсина. Этот город в давние времена захватили ваши земляки, так что куб перейдет вам по праву победителей. Думаю, вы сообразите, что с ним делать…»

– Боже мой, – не в силах больше сдержаться, начал дрожать Карел, – мальчик мой. Кто ты? Откуда ты все это можешь знать?

– Дедушка, – с какой-то странной улыбкой ответил Радомир, – а я и есть Бозидар.

Разум несчастного писателя начал меркнуть. Ребенок спрыгнул с его колен и принес воды. Карел был не в силах даже поднять ко рту стакан. В его глазах плыли разноцветные круги. Радомир положил свои крошечные ладони ему на солнечное сплетение и вдруг сердце писателя словно засияло от необъяснимой радости.

– Страх, – продолжая держать свою горячую руку на груди деда, увещевал малыш, – страх. Он, обида и зависть выпивают из человека все силы. Но сейчас тебе станет легче…

– Мне уже легче. Легче, – повторил старый Брукнер и вдруг залился слезами, – Радик! – утирая сухой ладонью щетинистые щеки, всхлипывал дед, – мой дорогой малыш. Что происходит? Я ровным счетом ничего не понимаю, ты разговариваешь, как взрослый, старый человек! Я не узнаю тебя. Кто ты? Что ты? Откуда в тебе эта сила?

– Она и в тебе, – спокойно ответил внук. – Но твой страх сильно угнетает ее. Потому она и стала сейчас меньше зернышка. Но я не для того тебе открыл себя, чтобы ты получил сердечный приступ, …дедушка. Мне нужна помощь, и опереться в своей жизни я могу лишь на тебя.

Мне, то есть Бозидару, стоило тогда седых волос выбраться из Франции, отыскать Петера Зурека и взять у него этот тяжелый куб с собачкой. Зурек в память о Пие дал мне еще и кошель с золотом. Я многое из этого потратил на то, чтобы вернуться на родину.

Скажем прямо, когда я ступил на эту землю, у меня немного чего осталось. Только куб да с пяток золотых монет. Я нанялся на службу в костел, а через три года счастливый случай позволил мне получить в подарок этот клочок земли – довелось открыть себя и провести за мост местного епископа, имевшего грех плотской любви к малолетним. Его сын оказался добрым человеком, я обязался молчать про склонности отца, а он пообещал не выдавать меня, хотя я уже собирался снова отправиться в дорогу. Милошу от эпископа досталось много земли, и с того, что не стало этого кусочка, ее почти не убавилось.

У любого Водивого трудная судьба, что тут скрывать. Рождаешься, живешь с этим, пока ты мало-помалу научишься просто добираться до моста тогда, когда тебе это нужно. В тех мирах дорог не перечесть. На первых парах обязательно должен быть тот, кто из этого мира способен сопровождать тебя там и вернуть обратно. Одному, особенно, когда ты еще в теле ребенка, ходить очень опасно. Сколько их, Водивых пропало еще в детстве? Засыпает ребенок нормальным, а просыпается уже… Будто тело его тут, а сам неведомо где, далеко.

Я, по возвращению, долго не мог понять, для чего Водивым древних бойев нужен был этот черный куб. Пий говорил, что в нем вся сила Гидов, а Зурек утверждал, что через этот куб бойи воспитывали целые поколения колдунов…

Когда я строил этот дом – жил там, где сейчас забор. У меня была там землянка. Куб стоял в углу, заваленный всяким хламом. Как-то там занялся пожар. Я его даже не сразу заметил. Солнце уже село, а я возился с другой стороны новостройки. Когда услышал запах дыма, было уже поздно. Сгорела моя времянка. Ночью, подойдя к горячим углям, я увидел, что из завала торчит мой куб. Он был красным, раскалился, а сверху не было собачки. Я подумал, что она отгорела или ее попросту отбило чем-то, но нет! Вот тогда я в первый раз и увидел настоящего Мортиса. Он сам вышел из обломков. Я подумал, что мне показалось. Это было похоже на мышь, светящуюся, раскаленную мышь, а потом…

Я ведь к тому моменту уже был опытный Водивый. В первую же ночь Мортис рассказал мне о том в нашем ремесле, о чем я не знал. Он тут же, в первый раз, провел меня к мосту «новым» путем – легким и безопасным. Обычно после вождения надо восстанавливаться, а тут, проснулся, и почти сразу снова готов для работы. В тот момент я только понял, как я сильно рисковал до тех пор.

Через пару лет я взял себе в жены Дузанку. Обучил ее ремеслу помощника, и мне стало еще легче. Она стала «ловить» меня на выходе. Тогда были тяжелые времена. Несколько раз в год я брал ее, Мортиса и уходил в другие края, говоря всем вокруг, что иду на заработки, что на самом деле так и было. Только трудился я не столяром или кузнецом. Пройду по старым тропам, знакомые подскажут, кто и где мается. Проведу грешников к мосту и домой. Можно было жить.

Как-то Дузанка крепко захворала. Чуть я ее выходил. Все лето, понятно, никуда не ходил водить. К осени стало известно, что у нас будет ребенок. Болезнь сильно ее измотала, беременность была трудной. Роды начались на восьми месяцах. Дузанка умерла. Я думал, что и сын не выберется, восьмимесячные редко выживают, но пан бог был милостив.

Антонин вырос. Крепкий был парень, одно плохо – не имел моего дара. Обычно Водивых бабы носят долго. Порой повитухи уже начинают пугать рожениц, говоря, что скоро плод внутри ее задохнется, умрет и станет разлагаться. Я, к примеру, и сейчас родился почти десятимесячным…

Карел с трудом открыл слипшиеся от напряжения губы:

– Врачи сказали, что это из-за того, что Милада пережила стресс, – заметил он, – она видела страшную аварию в…

– Глупости, – продолжая нервировать деда детским голосом, но со стариковской интонацией, ответил Радо, – всему виною я. И тебя долго носили, и Первуша, и Силена.

– А отец? – поднял Карел взгляд от пола.

– Ждан не имеет дара. И мой папа – Войтех тоже не имеет. И в новом поколении Брукнеров пока только я один такой. Тебя уже не будем считать. Что-то случилось в небесах, …дедушка. Раньше Водивых было больше. О них говорили в каждом селе, не то в городе…

– Но почему ты все помнишь? – спросил Карел. – Я имею ввиду свои… свое прошлое.

– Ты все еще мне не веришь. – Холодным тоном ответил внук. – Наверное, слушаешь меня, а сам думаешь «такого не может быть, потому, что такого не может быть никогда».

– Есть такое, – опустили взгляд дед.

– Это нормально, – слезая на пол, простецки потянулся Радомир, – да, дедушка, сомневаться для человека – это нормально.

В прошлый раз я прожил большую и очень интересную жизнь, а после смерти, как и любому из нас, мне было предложено вернуться в этот мир. Большинство людей, вернее их душ, что набрались опыта явного мира, отказываются от этого возвращения. Оно и понятно, когда попадаешь сюда из небесных сфер, в первые же секунды понимаешь, что договор о том, что тебе дают редкую возможность набраться именно этого опыта только на словах так увлекателен. На деле же…, на деле потому дети так горько и плачут, появляясь на свет. Они еще помнят волшебные ощущения от пребывания там, в светлых чертогах, а тут…, тут они вдруг понимают, что представляли себе этот мир иначе.

Я, будучи Бозидаром, прожил 91 земной год. Долго водил души, многое об этом знал, а потому, оказавшись на мосту, и встретившись с родичами уже и без Мортиса, мог попросить их вернуть меня в свой же род за новым опытом. И память попросил оставить. Мне не отказали, сказав, что воспоминания о былом мне не помешают.

– Ты хочешь сказать, что там нас об этом спрашивают? – оживился Карел. – И мне могли оставить память, если бы я попросил?

– Тебе – нет, – не меняя поучительной, стариковской интонации, ответил Радомир, – твоя душа еще не готова с этим жить. Ты даже сейчас борешься с собой, не зная, что следует сделать – показать меня доктору или все же поверить в то, что я твой давний предок. Но скажу тебе только раз, …дедушка, – снова едко вкрутил последнее слово внук. – Не надо врача. И он, и мой отец, и мать и все-все вокруг так и будут знать меня как Радомира – твоего внука. А если ты заупрямишься и станешь меня нервировать, пытаясь им доказать, что я переродившийся Бозидар, то это тебя отвезут в психушку. Запомни, для всех я пока – обыкновенный мальчишка.

Ты устал, Карел, я вижу это, но мне нужно тебе все рассказать. Сейчас в тебе проснулся писатель, которому то, что я рассказываю, может показаться очень затянутым. Признаюсь тебе я, втайне от родителей, не удержался и прочел пару твоих романов. Ты верно понимаешь задачу Водивых, чувствуешь ее и твоя интуиция вполне объяснима. Именно книги подтолкнули меня тебе открыться. Но жизнь не роман. Наверное, там просто обязательно требуется какая-то динамика или, говоря иначе – движение сюжета. У реальной жизни другой ритм и свой сюжет, который, кстати, у некоторых людей, что идут в разрез со своей судьбой, затягивается в нудную тягомотину с двадцати пяти лет и до самой смерти. Кому придет в голову описывать в литературе подобное? А как ты думаешь, многим интересно читать о том, что на земле есть Водивые? Есть Хледаты …?

– Кто? – не понял Карел.

– Я же тебе говорил, – отмахнулся Радомир, – Водивому достаточно сложно делать свою работу в одиночку, ему нужны помощники. Мортис только обучает тебя, пока ты неопытен. Если не использовать эту собачку для вождения больше полугода, она сама возвращается на куб и …припаивается к нему. Сорвать ее с места можно только разогрев куб докрасна. Тогда она начинает двигаться по земле, раскаленной – искать нового Водивого. Так Мортис может натворить бед – устроить пожар. Но Мортис может спрыгнуть и с холодного куба, сам, когда в человеке с даром Проводника просыпается творческий, солнечный огонь. Так же эта каменная фигурка шевелится и нагревает куб, когда его трогает Водивый от рождения. Это она делает для того, чтобы он прозрел, понял кто он есть, увидев это чудо. Улавливаешь, к чему я клоню?

Карел встрепенулся:

– Я? Я дотронулся до него и потому …получился тот пожар?

– Только ты знаешь, как все было, – подойдя ближе и положив руку на плечо деда, мягко сказал Радо, – но ты не помнишь этого. Одно понятно, что ты как-то нашел куб и попытался оторвать от него Мортиса. Тот проснулся и… А после всего этого ты так испугался, что своим страхом намертво закупорил родник своего дара.

Старший Брукнер горько заплакал, спрятавшись в длинные, худые ладони. Внук гладил его по голове и утешал. Да, приходилось признать, что память, которая всегда была опорой маститому писателю, в этот раз, как бы он не старался, ничего не могла ему подсказать о том злосчастном пожаре и о событиях, приведших к нему.

– А ведь что-то есть, – глухо причитал Карел в ладони, – есть!