Сибирские байки. Сборник рассказов

– И человеческих жертвоприношений не практикуем!

Все звонко рассмеялись, но громче остальных, нервно гоготали Аркадий с Григорием, которым был в большем интересен последний пункт.

Тем временем на тайгу свалилась ночь, подсветив небосвод сгустками звезд, и одним широким мазком рассекла его бледно-оранжевым млечным путем. После ужина все разбрелись спать. А провожатые еще задержались у костра. Григорий поворошил прогорающие угли и произнес:

– Слышь, Аркаша, ты раньше такое видал?

– Нет, я б запомнил.

– Да, лихо он нас прокусил.

– Так видать не первый раз.

– Им, видно, частенько приходиться объяснять кто они такие.

– Я о том же.

– Заметил, у них на майках значок одинаковый?

– Нет, а что там?

– Вроде тройка в круге, с загогулинами.

– Ладно, спать надо. – Бросил устало Аркадий и полез в палатку.

Рано утром, когда рассвет еще мешкал заливать все вокруг заревом нового дня, лениво зацепившись за гору, по ниспавшей росе двинулись в путь. Шли вдоль реки Ак-кем с голубовато белой водой, мимо кустов, только начинающей краснеть, смородины. Вскоре вошли в ущелье Ярлу или “долина эдельвейсов”. Здесь вокруг огромного валуна с нарисованным на нем красным кругом, с еще тремя маленькими кругами внутри него, располагались небольшие столбы, сложенные из камней. Они стояли повсюду, и если Аркадия и Григория, за выслугой лет, это не впечатляло, то остальные выпучили глаза и разбрелись, жадно вглядываясь в пейзаж.

Аркадий, меж тем, сравнил значок на валуне и на майках участников путешествия. Затем подошел к Григорию и вполголоса, сказал:

– Слышь че, не совпадает.

– Что не совпадает?

– Значок, видишь, у них и на камне.

– Ну, значит из другой оперы, че пристал? вообще идти надо.

Но Аркадий после вчерашнего разговора, загорелся идеей выяснить принадлежность определенной символики к конфессии или верованию, и какие поступки они за собой влекут, дабы больше не попадать в ситуации, где непонятно чего ожидать от человека, который шутит по поводу человеческих жертвоприношений и шутит ли вообще.

Поздним вечером прибыли на место, и хотя для более комфортного и легкого перехода, можно было, сделать еще одну остановку с ночлегом, но Григорий не желал, проводить ни одного лишнего часа, в компании этих людей и поэтому всю дорогу торопился и подгонял остальных. Аркадий, хоть и менее активно, но разделял точку зрения напарника. И вообще за какие-то сутки полюса их взаимоотношений поменялись. В то время как в обычной, так сказать, мирной жизни Аркадий, на правах более основательного хозяйственника, имел психологическое преимущество, то теперь стал более вдумчивым и даже как-то сник.

Группу проводили до места, где можно было разбить лагерь. И запалив костер, уселись для расчета. Аркадий, на правах организатора, еще раз пересчитал, переданные ему деньги, и, уже поднявшись, спросил:

– А вы вообще просто отдохнуть сюда, или как?

В контексте увиденной им в лесу “молитвы “, он счел этот вопрос логичным и уместным. На это присутствующие не только не нашли вопрос глупым, но и даже немного удивились. А одна из девушек встала и сказала бодрым и слегка восторженным голосом:

– Ведь конец света, или вы не слышали?

Григорий, стоявший чуть поодаль, сначала замер, а спустя несколько секунд, рассмеявшись, заявил:

– Да ну, Аркаш, они шутят опять, отомри.

Но Аркадий, стоявший ближе, увидев блеснувшие странным огоньком глаза девушки понял, что это никакая не шутка. И отшатнувшись, машинально, бездумно произнес:

– Шутите, конечно, какой конец света?

Тут девушку понесло. Она взялась тараторить что-то похожее на библейские, по стилистике, фразы. Григорий и Аркадий смотрели на остальных, а те не просто не пытались ее остановить, но и, покачивая головами, вторили ее словам, шевеля губами. Под эту залихватскую речь, по четкости произношения, явно повторенную ею не один раз, и откланялись. И еще некоторое время им в след слышалось:

– …и да придет огонь и черный град, и да ознаменуется он тремя нулями, и да погибнет всяк не…

Лихое объявление еще разносилось по глади озера, исковерканным эхом, пока не запуталось и не затухло в черной, слепой чащи ельника.

Аркадий с Григорием торопливо зашагали вдоль каменной окантовки тропы, подсвечивая путь старым, карманным фонарем. Они направлялись на местный опорный пункт, по расчетам Аркадия, сегодня должен дежурить его знакомый, – егерь Фомич. Дежурства были устроены таким образом, что егеря менялись с участковыми милиционерами. В их задачу входили охрана правопорядка и экологической обстановки. И каждый заступивший, раз за разом, натыкался на умение осуществлять одно, и на некоторое непонимание другого, но в целом вникли быстро и как-то справлялись, предварительно изучив, изначально чужие обязанности. В будке опорного пункта горел свет. Вошли в дверь и сразу же наткнулись на Фомича, спящего прямо за столом. В слабом свете дымящей керосиновой лампы виднелись останки застолья. Григорий, деловито прошел вперед, взял литровую банку со стола и, понюхав, заявил:

– Спирт!

– Фомич же не пьет, – удивленно сказал Аркадий

– Из мелкой посуды… А там кто?

В противоположной части строения стояли две двухъярусные кровати, рассредоточенные по углам. На той, что слева, кто-то беспокойно спал, громко сопел и ворочался. Аркадий вгляделся в лицо спящего и сказал вполголоса:

– Крайков.

– Сменщик Фомича?

– Ну. Видно смену сдал, смену принял, да и не рассчитали силенки, нарезались.

– Да пес с ними, завтра поговорим.

– Гриня! Лампу потуши, а то еще пожара нам не хватало, что б не было как та баба говорила «да придет огонь, да не придет». – Сказал уже улегшийся Аркадий.

Григорий, ухмыльнулся и, погасив лампу, занял верхний ярус, а Фомича решили не кантовать, и оставили на месте.

Поутру проснулись от дикой матерщины Фомича, в которой он был мастаком и слово образователем, порой такое трехэтажное загнет с финтом, что человека, в этом деле так же ненового, поставит в тупик. Но сейчас в его словах, слышалась безысходность. А из конструктивного– один единственный вопрос:

– Где ружье!?

Тем временем Фомич выскочил на улицу, а за столом остался Крайков. Его равнодушный вид говорил о том, что риторика Фомича теперь имела пространный характер, у нее не было определенного направления. Он, завывая, спрашивал саму природу, взывая к справедливости.

Аркадий был знаком с Крайковым лично, а по тому завидев беснующегося Фомича, без вступлений поинтересовался, усаживаясь за стол:

– И где здесь ружье терять?

– Да в том то и дело, что негде. Но Фомич как человек, редко пьющий, выпивая, забывает о том, что завтра, то есть уже сегодня, наступит похмелье и не редко это состояние сопровождается частичной потерей памяти…

– Ты это к чему? – перебил рассуждение Аркадий