Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне

В сложившейся ситуации российские офицеры, отождествлявшие себя главными защитниками интересов государства, воспринимали захватническую войну на Кавказе как необходимую и вполне справедливую. Набеги кавказских горцев, постепенно усиливавшиеся пропорционально увеличению роста пограничного российского населения, подкрепляли их уверенность в необходимости покорения воинственных соседей.

Тем не менее, в российском обществе война на Кавказе воспринималась весьма неоднозначно. Следует заметить, что вплоть до начала активных наступательных действий в 1850-х гг., оно оставалось в «полном неведении»: о войне судили поверхностно «по нескольким повестям да рассказам людей, приезжавшим на Пятигорские воды»[127 - Фадеев Р. А. Шестьдесят лет… С. 1.]. В отличие от офицеров российское общество в массе не понимало даже целей, заставлявших государство добиваться столь дорогостоящего в материальном и людском отношениях покорения далекой страны. Ведь в общем обзоре внешнеполитической стратегии Кавказ всегда занимал второстепенное значение (даже в войнах против Турции главной задачей Кавказской армии являлось отвлечение сил противника от главного – Балканского театра военных действий), а на его покорение отводилась значительная часть ресурсов страны. К концу 1850-х гг. на это тратился каждый шестой рубль государственного бюджета[128 - Кавказская война: Истоки и начало… С. 5,10; Лапин В. В. Русская армия… С. 29, 96.], не говоря уже о крупных безвозвратных людских потерях.

Поэтому российская общественность вела активное обсуждение целей, задач и путей скорейшего завершения малоизвестной, но затянувшейся войны. Для обоснования необходимости дорогостоящей войны выдвигались утверждения о богатстве края, хотя на самом деле Кавказ вплоть до открытия крупных нефтяных месторождений в Азербайджане в конце XIX в. приносил одни убытки. Звучали идеи о просветительской роли России, распространявшей плоды «цивилизации» на «варварские» кавказские народы. Весьма убедительно выглядела цель защиты единоверной Грузии от «мусульманского ига»[129 - Романовский Д. И. Указ. соч. С. 91.]. Также убедительно и небеспочвенно представлялась необходимость покорения воинственных горцев как единственного эффективного способа защиты пограничных подданных России[130 - Блиев М. М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. №2. С. 59, Башенев Н. Пятидесятилетие покорения Западного Кавказа и окончания Кавказской войны. Тифлис, 1914. С. 12.].

Сторонники необходимости присоединения Кавказа выдвигали предположения цены возможной неудачи. По их мнению, поражение на Кавказе стало бы демонстрацией ее слабости. А это в свою очередь привело бы не только к падению престижа России на международной арене, но и способствовало объединению ее врагов. Произошло бы неминуемое усиление сепаратизма у других свободолюбивых подданных империи. Кроме того серьезный удар был бы нанесен по обороноспособности южных регионов страны: «превращению границы от Каспийского моря до Китая в постоянный источник угрозы». И все это означало бы многократное увеличение общих военных расходов[131 - Фадеев Р. А. Кавказская война… С. 117 и др.]. Все эти утверждения дополняли «геостратегическое» восприятие офицеров.

В то же время на Западе считали, что будто бы Россия была сама заинтересована в продолжительной перманентной войне на Кавказе «как в некоем хроническом раздражителе», позволяющем поддерживать вооруженные силы в постоянном боеспособном состоянии[132 - Дегоев В. В. Британская политика на Кавказе в 30—50 годы XIX века // Дегоев В. В. Большая игра… С. 78.]. Эта точка зрения шла в полном соответствии с созданной в то время «теорией войны» известного немецкого военного теоретика К. Клаузевица. В соответствии с которой офицеры должны были постоянно упражняться в военном искусстве, а в мирное время отправляться туда, где идет война[133 - Клаузевиц К. Указ. соч. С. 108.].

Однако в российском обществе подобные воззрения считали беспочвенными. Здесь трезво осознавали дороговизну такой «военной школы». Не стоит забывать, что и без Кавказской войны, Россия регулярно участвовала в военных конфликтах.

Впрочем, справедливости ради, следует заметить, что в России действительно существовала категория людей, заинтересованных в затягивании конфликта. Но это были не российские власти, а облеченные значительной самостоятельностью кавказские начальники, пылкие офицеры[134 - Кундухов М. Мемуары // Звезда. 2001. №8. С. 109.], а также многие «мирные горцы», которые благодаря непрекращающейся войне имели ряд привилегий.

Особенностью российского колониализма, достаточно ярко проявившегося на Кавказе, является стремление не просто к завоеванию территории, но и к ее инкорпорации в общероссийское социально-культурное и экономическое пространство. Кавказские горцы в конечном итоге должны были приобрести равные с остальными жителями России права и обязанности. Российская власть становилась гарантом безопасности в регионе. Российские войска не только защищали кавказские народы от вторжений персидских и турецких войск, но и способствовали прекращению разорительных междоусобиц[135 - Например: [Письмо командующего корпусом войск на Северном Кавказе И. Ф. Медема кабардинским владельцам с требованием прекратить нападение на ингушей. 1773 г.] / Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. Кабард. дела, 1769—1777 гг. Оп. 115/2. Д. 21, Л. 259 об. Копия // Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа в период правления Императрицы Екатерины II: сб. документов / Сост. Р. У. Туганов. Т. 1. Нальчик, 1996. С. 380—382.].

Помимо сугубо военных методов завоевания, российской стороной активно использовались разносторонние дипломатические, экономические, финансовые и просветительские методы, направленные на мирное распространение влияния[136 - Бижев А. Х. Из истории формирования оппозиций политики царизма в русской армии и в среде польских ссыльных на Северном Кавказе в 30—40 гг. XIX в. // Черкесия в XIX веке. Майкоп, 1991. С. 127; Мальцев В. Н. Разработка Е. А. Головиным и П. Х. Граббе принципов отношений с горским населением Северного Кавказа в конце 30-х годов XIX века // Российское общество: Историческая память и социальные реалии. Материалы межрегиональной научно-практической конференции XIV Адлерские чтения-2008. Традиция, 2008. С. 160—163; Романовский Д. И. Указ. соч. С. 355, Федосеева Л. Д. Способы наказания и поощрения горцев в разгар Кавказской войны // Вестник АГУ. №1 (16). 2005. С. 51—54; Чирг А. Ю. Дипломатические методы завоевания Черкесии царизмом в XIX в. // Информационно-аналитический вестник. Вып. 4. Майкоп, 2001. С. 109—115; Шеуджен Э. А. Зона ли фронтира Северный Кавказ? // Вопросы теории и методологии истории: сборник научных трудов. Выпуск 5. Майкоп, 2006. С. 7—9 и др.]. Так, еще Екатерина II подчеркивала, «что не единою силою оружия… побеждать народы, в неприступных горах живущие… но паче правосудием и справедливостью, приобретать их к себе доверенность, кротостью смягчать, выигрывать сердца и приобщать их более обращаться с русскими»[137 - Шеуджен Э. А. Зона ли фронтира… С. 7.].

Показательным примером многогранной политики России является использование горских национальных подразделений. Во-первых, российская армия значительно усиливалась за счет храбрых воинов, в наибольшей степени приспособленных к партизанской и мобильной войне. Во-вторых, происходило уменьшение количества «горючего материала» среди пылкого горского населения. В-третьих, через службу в российской армии наиболее мягким путем происходило приобщение и распространение «мирных идей культуры и цивилизации». По возвращении на родину они рассказывали об увиденном своим соплеменникам». В-четвертых, национальные воинские формирования нередко использовались для разжигания вражды между кавказскими народами. Наконец, на международной арене национальные горские подразделения в российской армии были символом покорности Кавказа[138 - Лапин В. В. Национальные формирования… С. 108—125.].

Мнения российских правителей ставили офицеров, как основных исполнителей их государственной политики, в весьма противоречивое положение. Специфика рода деятельности предопределяла их нацеленность на силовые пути решения проблем, в то же время высшее российское руководство требовало несвойственного для них «миролюбия». Ведь весьма сложно проявлять дружелюбие к тому с кем приходится вести кровавые схватки.

Имперские тенденции российского командования и упорное сопротивление горцев в конечном итоге привели к доминированию силовых методов войны. В результате война приобрела крайнюю степень ожесточения. Все участники противоборства не гнушались использовать голод, разорение мирных жителей, жестокие расправы и издевательства над пленными, практиковалось устрашение и запугивание, как противника, так и колеблющихся союзников.

Важным фактором Кавказской войны является уникальный характер боевых действий. Российские офицеры привыкли воевать «по-европейски»: сражаться с четко организованными армиями в открытом бою, где победа в генеральном сражении и занятие стратегически важного пункта (например, столицы) ознаменовывали завершение боевых действий. На Кавказе же они столкнулись с иными принципами.

Основной противник – северокавказские горцы, предпочитали «партизанские» методы противоборства, а потому избегали открытого боя. В наступлении и обороне использовался один сценарий: неожиданный набег заканчивался молниеносным отступлением. Излюбленными местами сражений для горцев являлись труднодоступные участки местности, где нивелировались все преимущества российской регулярной армии.

Особой сложностью для российской стороны было то, что кавказские народы представляли собой конгломерат более чем полусотни обособленных друг от друга общностей, покорение каждого из которых требовало отдельной кампании. Кроме того у горских народов не существовало и крупных политических и экономических центров, взятие которых делало невозможным продолжение сопротивления. Российская армия на Кавказе столкнулась с поголовно «вооруженными народами», ведь у горцев воинами считалось все мужское население, способное носить оружие[139 - Аутлев Ж. М. Военное дело у адыгов и его трансформация в период Кавказской войны (XVIII – 60-е гг. XIX в.): дис. …канд. ист. наук: 07.00.02. Краснодар, 2009. С. 106, 195.]. В результате российская армия не имела на Кавказе точки приложения сил, что фактически растворяло ее подавляющее военно-техническое превосходство. Осознание данного факта угнетало офицеров, деморализуя их боевой дух.

Штурм аула Китури. Литорафия с рисунка Т. Горшельта

Уникальные для российских военных условия Кавказской войны делали ее сравнение с привычной европейской одной из главных тем рассуждения в воспоминаниях офицеров. Так, Н. В. Симановский по окончании экспедиции на Кавказе делает типичное для современников сравнение: «В европейской кампании больше удовольствий, больше жизни, я вижу своего врага, здесь же не видишь, откуда летят пули, лоскутник [А.Д. – горец, скрывающийся в зарослях] избирает такое место, откуда его и видеть, и выбить трудно, жизнь каждую минуту в опасности, тогда как в европейской кампании – только при виде неприятеля. В европейской кампании я сражаюсь по роду моей службы, здесь я, кавалерист, ползаю с пехотой по горам; там встречаете деревни, видите людей, здесь – ни того, ни другого…»[140 - Симановский Н. В. Указ. соч. С. 214.]. Все это было в противодействии с европейской войной, «где климат, места, люди и все уменьшает неприятности оной, <…> где случится в Воскресенье быть на сражении, в Понедельник на бале, а во Вторник в театре…»[141 - Воронцов М. С. Письмо к Д. В. Арсеньеву. Цинвал. 30 декабря 1804 г. // Архив князя Воронцова. Т. 36. М., 1890. С. 82.].

Российские офицеры сталкивались на Кавказе с совершенно иной социокультурной средой. Горцы являлись носителями отличных ценностных идеалов. Многие нормы горской морали и права по российским представлениям являлись противоправными. Во главу угла на Кавказе ставились такие постулаты как независимость, самопожертвованное покровительство гостю и побратиму, личное удальство, которое можно было заслужить только в набегах. Горские народы имели весьма разнообразные социально-политические структуры от военных демократий до тиранической монархии. А их общество имело совершенно иную иерархическую структуру. Непохожесть культур значительно усложняла взаимопонимание между противоборствующими сторонами.

Лишь у части кавказских народов (дагестанцев, кабардинцев, грузин, азербайджанцев и др.) были иерархически организованные формы устройства общества. У наиболее многочисленных северокавказских народов (черкесов и чеченцев) несмотря на существование рабства, все свободное население было преимущественно равноправно и независимо, иерархия складывалась исходя из личных качеств и родовитости конкретного человека.

Определенное влияние на Кавказскую войну оказывал религиозный фактор. Активное распространение ислама среди северокавказских народов, не говоря уже о Турции и Персии, придавало войне на Кавказе контекст извечного исламо-христианского противоборства. Защита единоверных грузин являлась одной из причин (или поводом) вмешательства России в дела региона[142 - Казбек Г. Указ. соч. С. 129; Романовский Д. И. Указ. соч. С. 79, 89, 90; Е. К. Двенадцативековая религиозная борьба православной Грузии с исламом. Тифлис, 1899.]. В российской ментальности была закреплена мысль о миссионерской роли российского государства как единственного защитника православной веры[143 - Сергеева А. В. Указ. соч. С. 31.]. В соответствии с ним стремление восстановить христианство в регионе, которое здесь распространялось еще византийскими и грузинскими проповедниками еще в VI – XIV вв., играло важное идеологическое значение для российского общества[144 - Ее Императорскому Величеству Всеподданнейший доклад Коллегии иностранных дел [О строительстве в крепости Моздок католической церкви и условиях пропаганды католической религии среди горцев; о необходимости увеличения материальной помощи горцам, принявшим крещение, и других льготах для них. 27 января 1767 г.] // Черкесы и другие народы Северо-Западного… С. 221—224; Замечания архиепископа Евгения на начертание правил об устройстве миссионерского общества для распространения греко-российской веры на Кавказе, составленные архиепископом Моисеем // Кавказ и Российская империя… С. 336—350; Именной высочайший указ кн. Барятинскому от 9 июня 1860 года. Об учреждении Общества восстановления православного христианства на Кавказе // АКАК. Т. 12. Ч. 2. Тифлис, 1893. С. 979—980.].

Особым ментальнообразующим фактором являлась перманентность боевых действий. В отличие от большинства европейских кампаний, обычно длившихся несколько лет, боевые действия на Кавказе непрерывно велись на протяжении целого столетия. Гарнизоны многих крепостей десятилетиями находились на осадном положении, а многочисленные экспедиции имели лишь «частный» успех. В период с 1830 по 1856 гг. несмотря на значительную интенсификацию боевых действий, российская армия практически не продвинулась вглубь региона.

Существует множество вариаций хронологических рамок Кавказской войны. Несмотря на многочисленные походы, совершаемые еще в глубоком средневековье, бесповоротное покорение Кавказа началось лишь в середине XVIII в. со строительством ряда укрепленных линий, направленных на постепенный захват территорий в Центральном Кавказе. Завершение крупномасштабных боевых действий произошло с покорением Северо-Западного Кавказа в 1864 г.

Но самое главное – при постоянном разрастании боевых действий на Кавказе не существовало четкой линии фронта. Занятие территории и признание подданства в отличие от классических европейских войн не являлись актами, завершающими войну. Она лишь переходила в скрытую форму, являясь постоянным источником угрозы. Паузы и перемирия, предпринимаемые российской стороной, способствовали эскалации конфликта, горцы воспринимали это как слабость, активизировались и сразу совершали нападения[145 - ГАКК. Ф.347. Оп.1. Д.31. Л.1., Башенев Н. Указ. соч. С. 10.].

Сложность характера подчинения кавказских народов привело к формированию в российской терминологии особой системы дифференциации их покорности. Кавказские народы делились на «мирных», «иногда мирных», «вполне покорных», «полупокорных» и «непокорных» («враждебных»)[146 - Лапин В. В. Русская армия… С. 234—235, Рапорт ген. Головина гр. Чернышеву от 15 декабря 1838 года, №2161 // АКАК. Т. 9. Ч. II. Тифлис, 1884. С. 227—236.]. Разница между ними, по мнению авторитетного историографа и участника войны генерала Р. А. Фадеева, состояла «только в неприступности заселённых ими мест <…>. Мирная деревня, только что пройдённая русскою колонною, через час иногда обращалась в неприятельскую позицию»[147 - Фадеев Р. А. Шестьдесят лет… С. 36.]. Из-за тучи тревожных сведений в головах начальников бушевала «война нервов», офицеры морально изматывались[148 - Доливо-Добровольский-Евдокимов В. Я. Из кавказской жизни. 1848 год в Дагестане // Осада Кавказа… С. 532.].

Существенное влияние на ход и характер войны оказывала историческая память противоборствующих сторон, их гордость недавними заслугами. Так, российские офицеры пришли на Кавказ после оглушительных побед в Европе. Особым достижением считался разгром Великой армии Наполеона, после которого российская армия стала считаться сильнейшей в Европе. По сравнению со столь знаменательным врагом разрозненные и неорганизованные кавказские горцы казались весьма слабым противником, а их покорение не должно было потребовать особых хлопот.

В свою очередь кавказские народы гордились своей военной историей. Среди них жили предания о победах над могущественными завоевателями, например, дагестанцы особо гордились разгромом в середине XVIII в. великого персидского завоевателя Надир-шаха[149 - [б.а.] Воспоминания о службе на Кавказе // Москвитянин. 1851. №4. С. 499—503.]. Воодушевлению горцев способствовала непререкаемая вера в неприступность гор[150 - [Записка, составленная в Коллегию иностранных дел, для напечатания в газетах о действиях корпуса генерал-майора И.Ф. де Медема против непокорных кабардинских князей и закубанцев в период войны с Турцией. 1769 г.] / Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. Кабард. дела, 1769 г., Д.1. Л. 1—4. Отпуск // Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа… С. 298; Шеуджен Э. А. Кавказская война: трудные пути памяти… С. 94.].

Кроме того, кавказские народы имели весьма недооцененный образ силы России. Во многом это было обусловлено активной пропагандой турецких, персидских и английских эмиссаров, внушавших горцам, что она является самой слабой европейской державой. На протяжении всей войны горцы презирали русских солдат, называя их «неуклюжими крестьянами», а российскую тактику ведения боя и дисциплину проявлением трусости. Неудивительно, что бахвальство российских офицеров о своих победах над «Великим Наполеоном» на Кавказе вызывали лишь иронию. Победы России считались далекими, незначительными и случайными[151 - Ван-Гален X. Указ. соч. С. 444.].

В данной связи следует заметить, что преодоление предвзятого отношения обеих сторон к противнику в конце войны являлось одним из факторов побед российских войск. После широкомасштабных восстаний начала 1840-гг. и неудачи Даргинской экспедиции 1845 г. офицеры стали уважать ранее презираемого противника. Наступательные действия стали более продуманными. С другой стороны, возможность России успешно противостоять ведущим мировым державам во время Крымской войны 1853—1856 гг. воспринялась горцами как ее непобедимость. Взятие в 1855 г. турецкой твердыни – крепости Карс на Кавказе звучало намного громче, чем падение «какого-то» далекого Севастополя. О первом на Востоке знали многие, о втором – «едва слыхали».

Одним из определяющих факторов Кавказской войны является резко контрастирующие с основной частью Российской империи природно-климатические и ландшафтно-географические условия. Прямым следствием стала высокая заболеваемость в войсках[152 - Гильденштедт И. А. Путешествие по Кавказу в 1770—1773 гг. СПб., 2002. С. 37.]. Различные болезни (чума, холера, лихорадка, малярия, обморожения, чахотка и т.п.) являлись причиной более чем 70% всех потерь российских войск на Кавказе[153 - Сборник сведений о потерях… С. III; Скрутковский С. Э. Лейб-Гвардии Сводный полк на Кавказе в Персидскую войну 1826—1828. СПб, 1896. С. 77; Веденеев Д. 77 тысяч человек потери России в Кавказских войнах // Родина. 2000. №1—2. С. 108.]. К такой большой смертности приводили и субъективные факторы, прежде всего нежелание отказываться от северных привычек жизнедеятельности[154 - Журнал Комитета, учрежденного для устройства Закубанского края, 23 марта 1830 г. // Кавказ и Российская империя… С. 308.]. Кроме того болезни возникали из-за плохих условий проживания, нехватки теплой одежды, недостатков медицинского обеспечения и гигиены.

Большие сложности для российской армии на Кавказе представлял сильно пересеченный характер местности. Он сводил на нет преимущества линейной европейской тактики ведения боя и особенностей вооружения. Чтобы вернуть преимущество российские командующие применяли совершенно новые методы ведения войны: раскрытие местности путем прорубания просек, вырабатывалась уникальная система укрепленных линий и пограничной охраны, создавались особые боевые строи, системы передвижения войск и грузов (т.н. «оказия») и многое другое[155 - Аутлев Ж. М. Указ. соч. С. 203—205; Лапин В. В. «Убедить непокорные племена в превосходстве нашего оружия…» … С. 20—22.].

Любые перемещения на Кавказе между укреплениями, находящимися вблизи боевых действий, были сопряжены с огромным риском. Почтовые перевозки, доставка продовольствия, боеприпасов, различных грузов и прочие передвижения объединялись и осуществлялись в крупных конвоях. Для их прикрытия выделялись значительные вооруженные силы, обязательно состоящие из кавалерии, пехоты и часто артиллерии. Колонна имело особый строй с перемежением обозов и охранения. Подобные мероприятия участники войны и называли «оказиями».

Следует обратить внимание, что сам Кавказ являлся довольно разнообразным регионом. В период стагнации Кавказской войны (1830—1856), когда в целом произошла стабилизация границ боевых конфликтов, можно выделить следующие «театры военных действий»: Черноморская береговая линия, Черноморская кордонная линия, Правый фланг, Центр Кавказской линии, Левый фланг, Северный и Восточный Дагестан, Закавказье, включая Легзинскую линию и Грузию (См: Приложение). Все они обладали особыми природно-климатическими, ландшафтными условиями, этническим составом местного населения и другими уникальными факторами. При продолжительном пребывании в одном регионе офицеры настолько приспосабливались к ним, что у них сформировывались уникальные локальные черты характера.

Природный фактор и региональная дифференциация создавали особый календарь боевых действий. Так, экспедиции в Дагестане осуществлялись только летом, в другое время года местные горы были непроходимы. В лесах Чечни и Черкесии экспедиции, целью которых в конце войны стало преимущественно прорубание просек, напротив, предпочитали производить зимой. В это время года листва с деревьев осыпалась, затрудняя скрытые передвижения горцев, к тому же их тонкая обувь не позволяла им долго находиться в засаде, а срубленное дерево лучше горело[156 - А. О. Рубка леса // Военный сборник. №11. 1860. С. 107—111; Лапин В. В. «Убедить непокорные племена… С. 22—24.]. С другой стороны нападения горцев также имели сезонный характер. На Черноморской кордонной линии они осуществлялись преимущественно зимой, когда вода в Кубани замерзала, а на Кавказской линии от Правого фланга до Дагестана – весной и осенью, когда непогода скрывала их действия[157 - Замечания на письмо Главнокомандующего действующей армии [генерала А. А. Вельяминова] к военному министру от 27 июля 1832 г. №67 // Кавказский сборник. Т. 7. Тифлис, 1893. С. 114.].

В. Ф. Тимм с рисунка Т. Горшельта. Устройство военных дорог в Дагестане. Литография XIX в.

Кавказская война имела множество социальных факторов. Одним из важнейших являлось единообразие жизнедеятельности, особенно в крепостях. Здесь с утра до ночи была одна и та же рутина в ограниченном пространстве: одни и те же предметы, лица, и притом только мужские, каждый последующий день был идентичен предыдущему. Подобные условия вызывали непомерную скуку и синдром «остановившегося времени», оказывающие разрушающее воздействие на человеческую психику[158 - Дегоев В. В. Пасынки славы… С. 222.].

Весьма тягостным для российских военных был недостаток женского общества. Мужчинам было трудно не только найти подходящего партнера для создания семьи, но и удовлетворить элементарные половые потребности. Дефицит оказывал влияние не только на соответствующие мировоззренческие установки, но и общие нравы, царящие в сугубо мужском офицерском обществе.

К числу социальных факторов относится мода на восточную тематику, получившая широкое распространение в европейских обществах XIX в. Офицеры, участвовавшие в Кавказской войне, наяву погружаясь в экзотику сказочной страны, испытывали подлинный восторг от экзотической горской культуры. Этому во многом способствовали качества горского снаряжения, идеально приспособленные для ведения партизанской войны в условиях пересеченной местности. Самодельные и переделанные винтовки горцев были легче, стреляли дальше и точнее российских, а боевые качества шашек имели легендарный характер, накладывавший неизгладимое впечатление на восприятие противника. В воспоминаниях офицеров часто описываются факты разрубания людей и стальных стволов солдатских ружей[159 - Дондуков-Корсаков A.M. Мои воспоминания… С. 487; Дроздов И. Последняя борьба с горцами на западном Кавказе // Кавказский сборник. Т. 2. Тифлис, 1877. С. 391, Костенецкий Я. Указ. соч. С. 35.]. Притягательными для офицеров были многие горские обычаи, такие как гостеприимство и куначество, а также ценностные идеалы личного удальства с безграничным свободолюбием.

Разнообразное влияние на Кавказскую войну и ее участников оказывали «внешние» факторы. Среди них особенно выделяются события в Польше. Кавказ и Польшу роднило их насильственное присоединение к России и свободолюбивое население, постоянно поднимавшее восстания. Противники России поддерживали ее мятежных подданных, оказывая достаточно серьезное внешнеполитическое давление, угрожавшее началом широкомасштабной военной интервенции[160 - Фадеев Р. А. Кавказская война… С. 122.]. Особенно настойчиво действовала Англия, осуществлявшая активную пропаганду, направленную на дискриминацию России на международной арене[161 - Дегоев В. В. Кавказский вопрос… С. 5—6, 48—67; Попов В. В. Войны на Кавказе и западноевропейские «цивилизаторы» // Военно-исторический журнал. 1997. №4. С. 63.].

Российская общественность, включая офицерство, замечало сходство двух мятежных провинций. Кавказ называли не иначе как «Азиатской Польшей»[162 - Фадеев Р. А. Кавказская война… С. 112—113.]. Высшее командование стремилось перекрестно использовать накопленный опыт ведения боевых действий в обоих регионах. Так, для подавления Польского восстания 1830—1831 гг. был отправлен кавказский триумфатор И. Ф. Паскевич-Эриванский, а на Кавказ – отличившиеся в том же восстании Г. В. Розен и Е. А. Головин[163 - Гордин Я. А. Россия и Кавказ… С. 562, 570.]. Польша значительно влияла на интенсивность боевых действий на Кавказе, оттягивая на себя ее вооруженные силы. Восстания 1830—1831 и 1863 гг. значительно приостанавливали наступление Кавказского корпуса.

События в Польше влияли на изменения состава участников войны. С одной стороны начиная с 1830-х гг. в Кавказский корпус в значительной степени стал пополняться поляками. Одни попадали сюда как ссыльные элементы или военнопленные, переходящие на службу в российскую армию, другие же сами отправлялись на Кавказ для доказательства своей лояльности новой Родине. С другой стороны, значительные группы мятежных поляков-эмигрантов чтобы помочь «врагу своего врага» в массовом порядке отправлялись в страну «независимых горцев». Наиболее знаменитой акцией польских эмигрантов оказалась экспедиция полковника Т. Лапинского (1857—1860), организовавшего у западных черкесов артиллерию и наделавшей много препятствий продвижению российских войск[164 - См: Дегоев В. В. Кавказский вопрос… С. 205—214, Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война против русских / Пер. В. К. Гарданова. Нальчик, 1995.]. Силы горцев также пополнялись за счет польских солдат, дезертировавших из российской армии.

Следует заметить, что массовое дезертирство солдат польского происхождения по отзывам многих кадровых офицеров Кавказского корпуса, являлся предвзятым стереотипом о неблагонадежности поляков. По наблюдениям очевидцев в пропорциональном плане они ничем особым не отличались от остальных категорий нижних чинов российской армии.

Определенное влияние на некоторые аспекты Кавказской войны оказывали происходящие параллельно колониально-захватнические войны западных держав. Образованная часть российского офицерства с особым интересом отслеживала ход и характер завоеваний Англии, Франции и США. Во многих российских периодических журналах и книгах публиковались сводки и материалы по анализу различных боевых конфликтов. Наибольшую популярность имела тема, связанная с войной в Алжире, где более всего прослеживались с аналогии с войной на Кавказе. Здесь были и горы, и воинственное население, предпочитавшее партизанские методы противоборства. Завоевание, которое самонадеянные французы думали завершить без особых хлопот, стало одной из самых тяжелых войн в истории страны. Многие российские офицеры не могли удовлетвориться сугубо теоретическими познаниями и, стремясь глубже изучить чужой опыт, отправлялись в «горячие точки» планеты и становились непосредственными очевидцами военных противоборств других держава.

Своеобразным внешним фактором можно назвать влияние высшей власти в государстве. Император и его правительство в виду незнания или искаженного представления о реальной обстановке часто давали некомпетентные указания по методам покорения Кавказа. При этом они оказывали разностороннее давление на кавказских главнокомандующих, требуя от них немедленного и полного разгрома противника[165 - Гордин Я. А. Кавказ: земля и кровь… С. 246.].

Одной из причин непонимания кавказской реальности была субъективная оценка обстановки[166 - Шеуджен Э. А. Кавказская война в пространстве исторической памяти… С. 22.]. Ведь основным источником информации для «Петербурга» являлись рассказы «фазанов», непродолжительное время находившихся на Кавказе и любивших приукрасить действительность[167 - Дондуков-Корсаков A.M. Мои воспоминания… С. 410.]. Горцы для императора и гражданских сановников являлись «взбунтовавшимися подданными», к которым необходимо проявлять дружелюбие[168 - Фадеев Р. А. Кавказская война… С. 108, 109.]. В то время как сами горцы воспринимали подобное отношение как слабость[169 - Керсновский А. А. Указ. соч. С. 94.].

В юридическом отношении межгосударственного взаимодействия значительная часть кавказских народов, включая «враждебные», в самый разгар Кавказской войны являлись подданными Российской империи. Начиная еще с XVI в. в титулах русских правителей перечислялись названия кавказских владений. Например, в титуле императора Петра I помимо всего прочего значилось: «…Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей…». Во второй половине XVIII в. правители или представители «вольных обществ» Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана присягнули на верность России. В начале XIX в. присяги неоднократно повторялись. В первой трети ХIX в. в состав России на формальном уровне вошли Черкесия, Закавказье и часть Дагестана. Они были присоединены по условиям мирных договоров с Турцией и Персией, которые ранее обладали «номинальными правами» над соответствующими территориями и населением Кавказа.

Кавказским командирам приходилось лавировать между здравым смыслом и указаниями высшего руководства. Они на свой страх и риск проводили самостоятельные инициативы. Подобное часто сходило им с рук по причине необходимости быстрого принятия решения, умелого искажения рапортов и главное – удаленности от центральной власти. Стремясь сохранить свободу своих действий, князь А. И. Барятинский, будучи Кавказским наместником, был крайним противником прокладки в регионе телеграфной линии[170 - Милютин Д. А. Воспоминания. 1860—1862. С. 122.].

Завершая обзор общих особенностей формирования особой ментальности офицеров, участвовавших в Кавказской войне, следует обратить внимание, что она прошла ряд эволюционных этапов развития, соотносимых с периодизацией войны. Так, с момента начала постоянной дислокации российских войск на Кавказе во второй половине XVIII в. появляются зачатки уникальных «кавказских» особенностей, формируются основные направления модификации ментальности. В первой четверти XIX в. под воздействием резкого увеличения количества войск, активизации боевых действий и появления пассионарных командующих (П. Д. Цицианова и А. П. Ермолова) происходило интенсивное обособление и формирование «кавказской» ментальности. В последующие годы (середина 20-х гг. – середина 60-х гг. XIX в.) ментальность военных на Кавказе стала в значительной степени обособленной от «общероссийской». Начиная с середины 60-х гг. XIX в. по окончании боевых действий и развернувшейся активной инкорпорации Кавказа в российское социокультурное и правовое пространство наблюдалось резкое сокращение количества уникальных ментальных черт, происходило обратное поглощение общероссийскими нормами.

Глава 2. Военно-профессиональные мировоззренческие особенности

2.1. Социальная самоидентификация

Одним из основных элементов мировоззрения любой социальной группы является самоидентификация, определяющая восприятие ее членами своего места в социально-культурном пространстве. Она позволяет понять своеобразие видения этими людьми окружающего мира, объяснить особенности реагирования на него. В этом смысле «ментальность» предстает как некая интегральная характеристика людей, связанных общностью целей, задач, способом существования.