Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне

Государственная (военная) служба в духовно-моральной интерпретации военных представляет собой особый беспредельный долг. Государству и народу в случае войны армия в идеальном варианте должна отдавать столько, сколько потребуется для победы. А это значит, что в случае войны воин имеет только одно право – сражаться, беспрекословно выполняя воинский долг, а в дни мира – морально готовиться к этому.

Надо заметить, что в различных культурно-цивилизационных общностях степень самоотверженности при исполнении долга весьма различны. Так, одной из ментальных особенностей русского народа и соответственно армии является жертвенность. В текстах воинской присяги российской армии в первой половине XIX в. фиксировалось, что присягающий должен защищать свое Отечество и Самодержца «не жалея живота своего»[61 - ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д 1128. Л. 7 об.]. Но жертвенность российских воинов, у которых прослеживалось обостренные чувства совести и справедливости, шла гораздо дальше официальных регламентаций, и распространялась на всех беззащитных. Не редки были случаи, когда офицеры и солдаты, рискуя собой, спасали своих врагов, при недостатке провианта делили с военнопленными последний кусок хлеба.

Основы жертвенности в российской армии были заложены религиозным отношением к жизни и смерти. Земная жизнь, как по славянско-языческим, так и православным канонам, являлись ничем иным как подготовкой к вечной «неземной» жизни. Смерть в бою считалась достойной. Кроме того, весьма трагическая историческая память, наполненная фактами постоянных иноземных вторжений, несущих множество бедствий, выработала в российском обществе весьма жесткие требования к защите Родины. Воин должен отдать все силы, включая собственную жизнь. Трусов, бежавших с поля боя или сдавшихся в плен в России традиционно презирали.

Для сравнения следует заметить, что казалось бы вполне рациональная жертвенность не является интернациональной чертой всех армий. В западно-европейской цивилизации, где приоритет прав человека господствует уже не одно столетие, его право на жизнь дает возможность выбирать: спасать самого себя или сопротивляться противнику до конца. В случае, если складываются неблагоприятные объективные причины (отсутствие помощи своих войск, нехватка боеприпасов, продовольствия), военнослужащим не возбраняется сдаться в плен более сильному противнику. Ничего предосудительного в этом не находилось. Жизнь людей ставится выше всех прочих идеалов, за которые стоит сражаться[62 - Лутцев М. В. Указ. соч. С. 140.].

В число атрибутов армейской ментальности входят такие качества как терпение, стойкость, постоянная готовность нести тяготы и лишения. Так, в современном уставе Внутренней службы говорится: «…Военнослужащий обязан стойко переносить трудности военной службы»[63 - Общевоинские уставы Вооруженных Сил Российской Федерации. М., 1994. С. 12.]. Подобная формулировка обязанностей опирается на обычаи и традиции царской армии, где офицеры должны были «телом и кровию» служить России[64 - Артикул воинский 1715 г. // Военной устав… С. 94—95.].

Терпение и стойкость российских воинов являются поистине легендарными. Воинская служба приучает людей к лишениям, но в России эти лишения и тяготы всегда были обыденной реальностью, без которой военное ремесло невозможно. Во многом это объяснялось жизнедеятельностью в суровых северных условиях. Но духовная основа терпения пролегает и в религиозной сфере. Православная доктрина трактует терпение и моральную стойкость как одни из высших добродетелей.

Важным столпом военнослужащего является воинская дисциплина и строгая регламентация всех аспектов жизнедеятельности. Именно дисциплина, ее абсолютность с беспрекословным подчинением нижестоящего своему начальнику обеспечивают высокую боеспособность российской армии на всех этапах ее существования.

Дисциплина воинская, на которой держится любая армия, является производной от дисциплины политической, существующей в обществе. Учитывая авторитарный характер российского общества, можно утверждать, что воинская дисциплина, как часть дисциплины общественной, не навязана российскому воину государством «извне», она исходит от самого человека как представителя своего общества, от его внутренней сущности. Попытки насаждения в российской армии механистической дисциплины, глубоко чуждой «русскому национальному менталитету», вели к дисбалансу внутренних мировоззренческих структур военнослужащего, к духовной стагнации и даже деградации его личности. Только осознание военным причины подчинения командиру позволяет ему быть адекватно дисциплинированным, чего требует от него армия и общество.

Важно подчеркнуть, что ментальность многомерна и различна у разных социальных групп. Поэтому воссоздание ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне, производится путем «сложения» отдельных судеб в особые микрогруппы, под которыми понимаются общности людей со схожими ценностно-мировоззренческими и поведенческими установками. Все это позволило более адекватно отразить обобщенный образ ментальности, проследить устойчивость «кавказских» элементов у различных категорий офицеров. Исходя из этого, при изучении ментальности офицерского корпуса на Кавказе необходимо произвести их типологизацию, определить принадлежность к соответствующим категориям общества, а также использовать накопленный опыт исследований соответствующих типов ментальностей.

Армия характеризуется довольно сложной и строгой иерархической структурой. С момента появления регулярных вооруженных формирований была выработана система чинов и должностей с безоговорочной регламентацией подчинения младших старшим.

На иерархическую систему армейской соподчиненности напрямую влияла социальная структура общества. Как правило, наиболее привилегированные слои общества (в данном случае дворяне) стремились монополизированность командный (офицерский) состав, а подчиненными (солдатами) в свою очередь преимущественно являлись представители низших слоев общества.

У военных четко прослеживается особая идентификационная система взаимоотношений в социальной среде. Все люди делятся по принципу «свой – чужой» на «военных» и «гражданских» («штатских»). Уникальный набор качеств, выработанных в результате адаптации к экстремальным условиям, способствовал сплочению военных в «боевое братство», в котором интересы коллектива являются наивысшей ценностью, а предательство товарищей считается тягчайшим преступлением[65 - Подоляк Я. В. Указ. соч. С. 131.]. «Гражданские» воспринимаются двойственно. С одной стороны они подвергаются различным уничижениям, а с другой – профессиональные военные испытывают чувство долга по защите мирного населения.

В среде военных прослеживается внутренняя дифференциация, определяемая родом деятельности и отражающая специфику ментальности. В соответствии с ней офицеры, участвовавшие в Кавказской войне, делятся на три группы: «боевые» (т.н. комбатанты), непосредственные участники боевых действий, «штабные» – по большему счету теоретики, занимавшие руководящие должности направляющие деятельность войск и «тыловые» – занимались обеспечением войск. Представители двух последних групп участвовали в боевых действиях лишь при крайней необходимости, что значительно снижало проявление специфической ментальности.

Эти группы имеют различные модификации армейской ментальности. Так, наибольшим рядом специфических ментальных особенностей профессиональных военных обладали представители первой группы. Обычно они были лишены абсолютных биологических, психологических, моральных, религиозных ограничений на проявление агрессии и обладали потенциальной способностью к физическому уничтожению себе подобных. Если какие-либо сдержки (в виде совести, веры, страха и др.) преобладали в сознании человека, то он избегал участия в насилии над другими людьми путем прямого отказа, дезертирства, членовредительства, самоубийства, переходе на тыловые должности и т. д.[66 - См.: Коупленд Н. Указ. соч. М., 1991.]

Представители двух других групп занимали промежуточное положение между ментальностями мирного населения и боевых военных. Промежуточность ментальности также свойственна людям, для которых военная служба или пребывание в боевых условиях носит временный эпизодический характер (ополченцы, мобилизованные военнообязанные, часть волонтеров, юнкеров и др.).

У людей абсолютно адаптированных к войне возникает ее романтизация, с которой связана своеобразная этика войны, с присущими ей «рыцарями» и «джентльменами». Правда романтизация, при которой жестокость и агрессивность минимизированы, происходит в том случае если физически и психологически подготовленные воины с устойчивой психикой адекватно воспринимают реальность. Участие в боевых действиях не за свои интересы, в которые человек подсознательно включает интересы своего народа (как подсознательное расширение семьи) и Отечества (расширение дома), также способствуют уменьшению проявления агрессии и жестокости. Так, К. Клаузевиц, считал, что разум и цивилизованность снижают степень насилия в войне[67 - См.: Клаузевиц К. Указ. соч. Т.1.], но это утверждение было опровергнуто кровавыми войнами (в первую очередь колониальными), развязанными именно «цивилизованными» государствами.

Примечательной особенностью ментальности военных является значительность влияния на их формирование пассионарных личностей. В результате особого «боевого сплочения», догматического воздействия воинских уставов и внутривойсковой иерархии политическое руководство, командиры подразделений нередко значительно трансформировали ментальность подчиненных. Так, известный «суворовский дух» российской армии конца XVIII в. был фактически создан благодаря решительной воле великого полководца, сумевшего создать и распространить среди подчиненных особую ментальность, основанную на лучших национальных чертах русского народа. Роль личности и деятельности А. В. Суворова бесспорна, в том числе тем, что начиная со второй четверти XVIII в. российскими правителями армии навязывалась совершенно иная «прусская» военная традиция.

На Кавказе, где власть командующих была практически неограниченной, влияние пассионарных личностей на характер офицеров проявлялось особенно ярко. Образ «кавказского офицера» во многом сложился благодаря деятельности А. П. Ермолова, чья власть среди подчиненных носила поистине царский характер[68 - Записка командира Отдельного Грузинского корпуса генерал-лейтенанта А. П. Ермолова об управлении Кавказом, 1816 г. / Российский государственный исторический архив Ф. 1286. Оп. 2. 1816 г. Д. 15. Л. 1—12 // Кавказ и Российская империя… С. 261—264; Экштут С. Алексей Ермолов… С. 33.]. Стремясь адаптировать российскую армию к кавказским реалиям, он закрывал глаза на неисполнения многих норм общероссийского военного законодательства. Более того, он являлся инициатором многих заимствований у горских народов как в материальной, так и в духовной сферах.

Важным социальным аспектом армейской системы является ее монополизированность мужским сообществом. Данный факт вносит значительные коррективы в трансформацию ментальных установок. Нравы значительно огрублялись. Терялся особый этикет взаимоотношения с прекрасным полом. Высокие духовные начала подменялись практическими соображениями.

Принципиальной значимостью среди всех факторов среды, оказывающих радикальное воздействие на ментальность офицерского состава на Кавказе, обладал такой исторический феномен как Кавказская война. В целом она представляла собой совокупность ряда ментальнообразующих факторов.

Российское офицерство столкнулось на Кавказе с рядом весьма специфических для себя условий жизни. К ним относятся перманентность, продолжительность и партизанский характер противоборства, ранее не известные российской армии, а также весьма контрастные по отношению к остальной территории страны природно-климатические и ландшафтно-географические Кавказа имело уникальную самобытную культуру; морально-нравственные, политические и социально-экономические основы их жизнедеятельности коренным образом отличались от российских реалий.

При выявлении латентных характеристик ментальности людей прошлых эпох необходим особый подход к анализу источников. В центре внимания оказываются материалы, демонстрирующие не столько фактологический ряд событий, сколько особенности их протекания. На первый план выходят нематериальные (ритуалы, обычаи, традиции, игры) и материальные (одежда, оружие, жилищно-бытовые атрибуты) аспекты жизнедеятельности людей, являющиеся носителями знаковых систем, отражающими наиболее характерные черты моделей поведения, а также особенности мировоззрения и логики мышления. Среди письменных источников, бесспорно, наиболее значимыми являются источники личного происхождения, в наибольшей степени передающие чувства и мышление авторов, являющихся непосредственными участниками событий[69 - Пушкарев Л. Н. Источники по изучению менталитета… С. 329.].

Особое значение в источниковедческом анализе имеет определение особенностей языка, как наиболее чувствительного показателя изменения сферы деятельности и интересов людей. Появление, видоизменение или отмирание определенных терминов свидетельствует о динамических изменениях ментальности в соответствующих сферах деятельности человека.

Об эмоциональной составляющей ментальности, а также характере нравов свидетельствуют особенности досуга. Именно во время совершения отдыха и развлечений человек раскрепощается и «выводит наружу» свои потаенные желания. Степень активности форм досуга характеризует особенности темперамента.

Таким образом, проведенный обзор опыта изучения проблем ментальности позволил сформировать общетеоретические подходы к пониманию сознания людей. И теперь можно приступить к описанию особенностей среды формировавших уникальные ментальные черты офицерского состава российской армии, появившихся во время участия в Кавказской войне.

1.2. Особенности исторической среды

Исследование ментальности офицеров, участвовавших в Кавказской войне, невозможно без анализа факторов оказывающих наибольшее влияние на формирование их уникальных особенностей. Для этого нам необходимо определить общие и уникальные особенности офицерства как социальной группы российского общества, выделить и охарактеризовать основные условия исторической реальности, в которых происходило их формирование, в особенности проистекающих из характера боевых действий на Кавказе.

Как социальная группа российское офицерство представляло собой особую военно-профессиональную группу людей, получивших специальную подготовку, подкрепленную особой иерархической системой званий и должностей. В период Кавказской войны формирование офицерского корпуса производилось преимущественно из выпускников специальных военных заведений, выслужившихся простых солдат, также существовала практика привлечения иностранцев, имеющих соответствующую подготовку.

Офицерство являлось элитой общества, что закреплялось преференцией государства, требовавшего взамен высоких боевых и личностных качеств. В Российском государстве, имеющем значительные территории и протяженные границы, статус и обязанности офицера были намного значительнее, чем в большинстве других стран мира. Так, одним из главных требований, предъявляемых к офицерскому составу еще со времен Петра I, был высочайший нравственный ценз[70 - Баранов Н. А. Исторические тенденции и пути формирования менталитета российских военнослужащих // [Электронный ресурс]. – URL: [битая ссылка] http://nicbar.narod.ru/statia12.htm (дата обращения: 15.12.2010).]. В среде офицеров существовал неформальный «кодекс чести», в основу которого были положены такие ценности как беспредельная преданность долгу, самопожертвование, благородство, мужество, верность слову, достоинство и т. п.

Благодаря весьма демократичной для своего времени системе комплектования в офицерском корпусе были представлены все социальные группы населения страны. Поэтому в офицерской среде существовали категории, являющиеся носителями соответствующих видов ментальности (национальной, религиозной, сословной и т.п.).

Существовавшие ограничения в командный состав российской армии были весьма толерантны. Так, в религиозном плане путь в офицерский корпус был закрыт лишь для евреев-талмудистов. Особые ухищрения Талмуда, где сплевывание или кашлянье во время присяги аннулировали клятву, были не совместимы с офицерскими понятиями о чести, преданности и самопожертвовании.

Основную часть офицеров (до 50%) по понятным причинам составляли наиболее многочисленная социальная группа страны – русские-православные. Они представляли наиболее обобщенную категорию, к которой причисляли всех восточных славян, а также представителей других наций, принявших православие. Эта категория была представлена классическим типом русского офицерства второй половины XVIII – первой половины XIX вв. И конечно им были присущи традиционные ментальные особенности русского народа: любовь к Родине, интуитивность мышления, высокая степень толерантности, религиозность, самопожертвование, предрасположенность к межкультурному заимствованию, «широта души», но и некоторая безалаберность[71 - Сергеева А. В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность. М., 2007. С. 16, 30, 31, 137, 188.]. Несмотря на привилегированное положение православного вероисповедания в стране, как офицеры они не занимали особого положения.

Наибольшими привилегиями в российской армии пользовались немцы-лютеране (к ним нередко относили и шведов из присоединенной в 1809 г. Финляндии). В отдельные периоды времени они составляли до половины всех офицеров[72 - См: Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 1993.]. Привилегированному положению они обязаны как любовью многих российских правителей ко всему немецкому, так и этнической сплоченностью, природной предрасположенностью к военной службе. Их традиционными ментальными характеристиками являлись: шаблонная и прямолинейная логика мышления, ярко выраженное чувство национального превосходства, педантичность, верность присяге, дисциплинированность, жестокость наказаний и т. п[73 - Дондуков-Корсаков A.M. Мои воспоминания… С. 422; Медведева Т. С. Ценности немецкого народа: история и современность // Вестник Удмуртского университета. История и философия. Вып. 3. 2010. С. 130—134.]. Неудивительно, что данная категория пользовалась наивысшей неприязнью со стороны остальных офицеров.

После присоединения территорий бывшей Речи Посполитой офицерский корпус российской армии значительно пополнился поляками-католиками. Данная категория офицеров, несмотря на стереотипное недоверие со стороны высшего командования, благодаря природной склонности к ведению боевых действий, а также благородному поведению, пользовалась особым уважением среди сослуживцев. Поляки стремилась всеми силами подчеркнуть свою принадлежность и верность России: добровольно покидали бунтующую родину и устремлялись в самые опасные места службы, в том числе на Кавказе[74 - Особенно показательны воспоминания польского генерала А. Ф. Рукевича: Рукевич А. Ф. Из воспоминаний старого эриванца // Исторический вестник. 1914. №8. С. 414—428; №9. С. 789—810; №10. С. 39—52; №11. С. 400—415; №12. С. 766—791.]. Характерными ментальными особенностями поляков являются: интуитивность мышления, свободолюбие, милитаризованность, «горделивость», чувство национального достоинства, благородство и т. д.[75 - Липняцкая Е. Эти странные поляки. М., 2001; Паули Г.-Т. Этнографическое описание народов России. М., 2007. С. 18; Поляки // Народы России. Атлас культур и религий. М., 2010. С. 201.]

В офицерском корпусе российской армии находились и уроженцы из других государств. Преимущественно они являлись волонтерами добровольно нанимавшимися на военную службу. Среди иностранцев было много выходцев из Пруссии, с которой у России на протяжении веков складывались весьма дружественные отношения[76 - Зиссерман А. Л. История 80-го пехотного… Т. III. СПб., 1881. С. 257—258.]. Однако иностранцы попадали на русскую службу и не совсем по своей воле, а в качестве военнопленных. Значительную часть подобной категории офицеров сформировалась в результате Наполеоновских войн и конфликтов с Польшей в конце XVIII – первой половине XIX вв. (см: Приложение). Следует заметить, что, несмотря на различие путей поступления в состав российской армии многие иностранцы довольно часто по происшествии длительного пребывания в стране приняли российское подданство и культурно обрусели[77 - ГАКК. Ф. 260 Д. 1128. Оп. 1. Л. 1, 1 об., 7, 7об.; Русский биографический словарь / Под ред А. А. Половцова. СПб., 1901. С. 35—37.]. Естественно, уроженцы других государств в наибольшей степени следовала своим национальным традициям.

Стремясь привлечь на свою сторону население недавно присоединенных территорий и их инкорпорацию в общегосударственное пространство российское правительство выработало практику упрощенного присвоения офицерских воинских званий представителям местной дворянской верхушки.

Переправа Принца Прусского через Пшеху. Литография XIX в.

Значительное влияние на ментальные особенности офицеров оказывало сословное происхождение. Наиболее ярко это проявлялось среди офицеров, выходцев из простых солдат, призванных в армию преимущественно из крепостного населения. В кавказских войсках их называли «бурбонами»[78 - Лапин В. В. Русская армия в Кавказской войне XVIII – XIX вв.: дис. … докт. ист. наук. СПб, 2008. С. 274—276, Рукевич А. Ф. Указ. соч. №12. С. 768 и др.]. В офицеры они производились за особые отличия или по выслуге, обычно не менее 12 лет безупречной службы, при условии сдачи специального экзамена (многие с трудом могли написать собственные фамилии)[79 - Рукевич А. Ф. Указ. соч. №9. С. 800; Горюнов [б.и.]. Указ. соч. №8. С. 20.].

Другую особую группу составляли выходцы из аристократических кругов, прозванные за пестроту мундиров «фазанами». Сами себя они называли «праздными чинами»[80 - Николаи А. П. Из воспоминаний о моей жизни. Даргинский поход. 1845 // Даргинская трагедия. 1845 год / Сост. Г. Г. Лисицына. СПб., 2001. С. 472.]. Данную категорию преимущественно составляли гвардейцы и офицеры Генерального Штаба. Осознавая себя привилегированной «элитой» общества «фазаны» в подавляющем большинстве отличались заносчивостью и пренебрежительным отношением к сослуживцам. В боевом отношении эта категория отличалась хорошей теоретической подготовкой, знанием различных европейских стратегий и материальной части.

Либерально-демократический подъем в царствование императора Александра I нашел отражение и в армии. В 20—30-х гг. XIX в. в офицерской среде появился особый тип – офицеры-либералы. Их отличительными особенностями стали гуманистические воззрения и действия, направленные на свободу личности, уничтожение крепостнических пережитков во взаимоотношениях между офицерами и солдатами, гуманное отношение к поверженному противнику. Наиболее яркими представителями данной группы являлись участники декабристского восстания.

Многие особенности офицеров определялись типом войск, в которых они служили. Войска Кавказского корпуса состояли из трех основных составляющих[81 - Нечитайлов М. В. Указ. соч. С. 20, 21.]:

1. Регулярные подразделения, несшие основное бремя боевых действий. Их составляли: тяжелая (гренадерские и мушкетерские, с 1811 г. – пехотные полки) и легкая (егерские полки, отдельные стрелковые батальоны и с 1856 г. – стрелковые роты) пехота, а также тяжелая (драгунская) кавалерия и артиллерия. Служба в данных подразделениях считалась наиболее привилегированной, а потому в них находились самые боеспособные офицеры.

2. Гарнизонные полки и батальоны (с 1829 г. линейные батальоны), несшие гарнизонную службу в различных укреплениях. Боевая пассивность подразделений ставила их на нижнюю ступень престижной иерархии. Подавляющее большинство офицеров здесь составляли лица, имеющие невысокие боеспособные качества, ссыльные и проштрафившиеся элементы, а также новички, проходящие первоначальную боевую подготовку.

3. Иррегулярные войска, состоящие на Кавказе из казаков и горской милиции. Формально они не входили в состав Кавказского корпуса, но активно взаимодействовали с его частями (в 1854 г. на Кавказе служило 212 ? сотни горской милиции[82 - Карманная справочная книжка… С. 39.]). Офицеры данных подразделений имели двоякое положение. Специфичный рядовой состав, с «размытыми» понятиями о воинской дисциплине, делал должности их командиров менее престижными, но в тоже время более ответственными. Большую часть офицеров здесь составляли представители титульного народа подразделения (например, осетинская милиция – осетины) или казачества.

Многие офицеры несли службу лишь косвенно связанную с боевыми действиями: служили в частях обеспечения (саперные, инвалидные и т.п.) или занимали должности военных врачей, судебных приставов, адъютантов и т. п.

Помимо предложенной классификации существовало разделение на рода войск: пехота, кавалерия, артиллерия и инженерные части. В принципе все, за исключением последнего, имели примерно равный по престижности статус.

Огромные пространство империи, несмотря на стремления унифицировать общеармейскую систему, предопределили существование в российской армии особых территориальных военных формирований, чья специфика накладывала значительный отпечаток на многие характеристики офицерского состава. Так в результате расширения фронта военных действий на Кавказе в течение XVIII – XIX вв. здесь был создан ряд оперативных воинских формирований. В 1777 г. из войск, постепенно концентрировавшихся в регионе в пределах так называемой «Кавказской линии», были созданы «Кубанский» и «Астраханский» (в 1782 г. переименован в «Новолинейный», а затем «Кавказский») корпуса. В 1796 г. для «Персидского похода» В. А. Зубова временно был сформирован «Каспийский корпус». В 1815 г. из всех войск расположенных на Кавказской линии и в Закавказском крае был создан «Отдельный Грузинский корпус»[83 - Хроника кавказских войск / Сост. А. Л. Гизетти. Часть 1. Тифлис, 1896. С. 10—12.]. В августе 1820 г. он был переформирован в «Отдельный Кавказский корпус». Последнее переформирование во время Кавказской войны состоялось в 1857г., когда «Отдельный Кавказский корпус» был преобразован в «Кавказскую армию», сохранив данное наименование до 1881 г. Как уже говорилось для упрощения терминологии, перечисленные оперативно-территориальные воинские формирования, участвовавшие в Кавказской войне, будут именоваться «Кавказский корпус».

В процессе эскалации войны росла и численность российских войск в регионе. Во второй половине XVIII в. она не превышала двух десятков тысяч человек, в конце 1810-х – 1820-х гг. XIX в. достигала 35—45 тысяч, в 1845 г. – 230 тысяч[84 - Высочайшее повеление генералу А. П. Ермолову, от 19-го апреля 1819 года // АКАК. Т. 6. Ч. 1. Тифлис, 1874. С. 488; Ольшевский М. Я. Указ. соч. 13.]. После ликвидации крупных очагов противодействия в начале 1860-х гг. наблюдалось постепенное уменьшение воинского контингента на Кавказе.

Основными боевыми единицами российских войск на Кавказе считались полки и батальоны (иногда роты) дислоцировавшиеся в отдельных пунктах (штаб-квартирах), расположенных обычно в прифронтовых районах. Достаточно долгая дислокация в определенных природно-климатических и географических зонах определяли некоторую специализацию данных подразделений. Так, Апшеронский и Навагинский пехотные полки (несколько десятилетий дислоцирующееся в Дагестане и Кабарде) считались специалистами по ведению войны в высокогорье, а Куринский и Кабардинские егерские полки (расквартированные в лесистых районах Кабарды и Чечни) проявляли наибольшее умение ведения военных действий в предгорной лесистой местности[85 - Бенкендорф К. К. Воспоминания. 1845 // Осада Кавказа… СПб., 2000. С. 334, Зиссерман А. Л. История 80-го пехотного… Т. 2.С. 49.]. При этом следует заметить, что состав гарнизонов и отдельных отрядов экспедиций Кавказского корпуса практически всегда имел сводный характер.

Так, Пшехский отряд в октябре 1861 г. состоял из пехоты: апшеронский, ширванский, самурский, 19-й, кавказский гренадерский, сводно-линейный №1-го и две роты сводно-линейного №4-го – стрелковые батальоны, 1-й и 5-й батальоны кубанского, 3-й, 4-й и 5-й батальоны ставропольского, 5-й резервный батальон куринского пехотных полков, линейный №6-го батальон и казачий пеший №13-го батальон; артиллерии: артиллерийские взводы: два – батарейной №3-го батареи, три – облегченной №3-го батареи (которые еще имели легкие орудия), один – облегченной №4-го батареи, один – горной батареи 19-й артиллерийской бригады и один – конно-казачьей №13-го батареи; кавалерии: дивизион переяславского и дивизион тверского драгунских полков и три сотни казаков[86 - Гейнс К. Пшехский отряд с октября 1862 по ноябрь 1864 год // Кавказский сборник. Т. 8. 1884. С. 412.].