Мы с тобой одной крови. Лекции, беседы, проповеди

И вот человек вдруг начинает понимать: я иду в храм, а Бог мне будет служить. Я такой маленький муравейчик, сейчас приду в храм, а Бог меня всего очистит, всего омоет, всего накормит, всего напоит – Самим Собой! И все Свое Он отдаст мне. Все, что у Него есть, Он готов отдать мне. Помните, как Христос молится Богу Отцу как раз на этой Тайной вечере? Говорит: Отче, все Мое Твое, и все Твое Мое! (Ин. 17, 10). Эти слова на Тайной вечере касаются и человека, пришедшего в храм. Он приходит в храм, и здесь Господь ему дает все Свое, всего Себя в Таинстве Евхаристии. Не какой-то кусочек, не что-то маленькое-маленькое или большое-пребольшое, Сам Христос в Тайнах Святых всего Себя отдает каждому из нас!

Он всего Себя отдает в тайне исповеди, Он ведь все грехи наши прощает. Мы-то думаем, что нам по списку надо все исповедовать. Мы-то все время с Ним в какие-то игры играем: простит – не простит, забыл – не забыл, все ли я написал? Господь по списку все прощает или по милости прощает? В бухгалтерию заносит наши грехи или Любовью Своей покрывает все? И понимаешь, что никакой бухгалтерии небесной не существует, что все эти записочки с грехами – это наше недоверие, маловерие, невнимание и непонимание того, что происходит на Таинстве Исповеди.

Но мы-то приходим по-другому. Он нам говорит: все Мое – твое, а мы приходим и говорим: «Знаете, нет. Мне бы немножко здоровья, успехов в труде и счастья в личной жизни, а всего не надо! Всего, может, в другой раз, потом, а сейчас мне нужно только это, мне не надо всего!» Я попостился, правила почитал, что еще от меня надо? Надо тоже всего! Церковь как раз и учит человека не бояться отдавать себя Богу, не бояться принимать Бога. Человек и Бог встречаются по-настоящему в тот момент, когда человек оказывается способным или хотя бы у него в душе возникает желание сказать Богу: «Господи, пусть все мое будет Твоим!»

Как это страшно сказать! Человек скажет, а потом думает: «Ах, а как же я буду с Богом-то?!» Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный (Лк. 5, 8), – говорит Петр в Евангелии. Весь Бог рядом с ним, а он такой грешный, так жить с Богом очень страшно. Оказывается, людям, которые по-настоящему могут жить в Церкви, – им жить страшно. Им жить страшно, потому что они пытаются научиться доверить себя Богу. Научиться доверить себя Богу очень страшно, потому что мы привыкли ходить по земле, мы привыкли хранить деньги в сберегательной кассе, мы привыкли иметь опоры в жизни, и вроде Бог нам здесь как некий бонус. У нас все земное есть, а теперь мы стали еще немножко духовнее! Тогда получается, что у нас не жизнь, а малина! Мы твердо стоим на ногах, у нас есть надежное будущее, что-то мы правильно сделали и рассчитали. Хорошо бы еще понять, что Бог нас не забыл. Вот мы все земное построили, и пусть Бог это все хранит. Трудно себе представить распятого Христа, Который следит за нашими сберкнижками. Нам бы этого хотелось, но этого не будет для тех, кто ищет Бога. Человеку очень тяжело и страшно жить в Церкви, потому что:

а) в Церкви он видит себя таким, какой он есть на самом деле, – и это неприятное зрелище;

б) в Церкви он абсолютно обнажен для любви, он уязвим.

Потому что если он становится уязвимым для Бога, он тут же становится уязвимым для всех остальных людей. Это значит, что его легко обмануть, он не имеет права себя защищать такими способами, какими люди привыкли себя защищать: «Ты дура!» – «Сама дура!» – уже так не скажешь, нельзя себя так защищать. И многое другое человек уже не может сделать, он становится беззащитным. Когда он говорит Богу «все мое – Твое», оказывается, что вся жизнь его становится очень ненадежной. Жизнь человека в Церкви – это очень ненадежная жизнь, и это и есть жизнь по Евангелию. Церковь – это жизнь по Евангелию. Евангелие от Марка заканчивается тем, что воскресший Христос говорит Своим ученикам: И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им (Мк. 16, 15–18).

Давайте с вами сейчас попробуем применить эти слова к себе. Когда-нибудь мы пытались подумать, что это говорится не только двенадцати апостолам, а вообще всем христианам? Оказывается, если мы уверуем во Христа, мы будем обладать такими способностями. Кто сейчас без страха сможет выпить цианистый калий? Никто? Это же про нас сказано! Все, что сказано в Евангелии, сказано про нас. Про то, как Лазарь Четверодневный воскресает, про бесноватого, который идет за Христом, про блудницу, которая слезами ноги омывает, – все это про каждого из нас, не про каких-то замечательных людей, которые 2000 лет назад жили… Про них, конечно же, но и про нас, потому что мы живем сейчас, а Иисус Христос, как было сказано в Апостоле: «Он днесь и ныне, всегда Он тот же самый»[3 - Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8).].

Когда человек начинает себя сопоставлять с Евангелием, с этим миром, то он теряет уверенность, потому что человек, который читает Евангелие и применяет его к себе, понимает, что так жить невозможно. Ни один человек не скажет, что он может это сделать, что он способен хоть в чем-то исполнить Евангелие. Это поняли и апостолы: когда Христос позвал за Собой богатого юношу, жившего вроде церковной жизнью, исполнявшего заповеди, посты соблюдавшего, и сказал ему: Все Мое – твое, а в ответ Христос хотел услышать: «И все мое – Твое». Настал момент, когда надо было идти за Христом. Просто все оставить и идти за Христом. А юноша почесал затылок (богатство было большое) – и не пошел. Апостолы поняли, что так никто не пойдет за Христом: «Кто же тогда может спастись?» – спрашивают они Христа. Он говорит: «Людям это невозможно! Но невозможное человекам – возможно Богу!» (см. Мф. 19, 16–26; Мк. 10, 17–27; Лк. 18, 18–27). Если человек по своему внутреннему разумению захочет спастись, он должен признать, что и ему это тоже невозможно. Вот какая у нас Церковь странная, совершенно не на что опереться, кроме Христа, потому что только у Него все есть. А мы все время приходим за чем-то другим.

Главным желанием, главным вопрошением для нас оказывается не следовать за Христом, а укрепить наши земные позиции. Но главное-то – Христос! Если в Церкви человек не встречает Христа, такая Церковь никому не нужна. Она действительно оказывается ненужной, бесполезной, домом торговли, продажи каких-то услуг – зачем она нужна? Церковь, которая освящает воду, Церковь, которая читает акафисты, – все это можно и без нее делать. Но нет другого места на Земле, где человек и Бог могут быть так открыты друг для друга, что человек, идущий к Богу, вдруг начинает быть на Него похожим. Вдруг что-то с ним происходит, как с этим зернышком или с этим виноградом, и человек незаметно для себя преображается, будучи неуверенным, в тревоге внутренней. Многие считают, что в Церковь идут люди, которым не на что опереться. На самом деле, все ровно наоборот: именно в Церкви человек теряет свою гордыню, уверенность, что он все на свете может победить, купить, разрулить, – вот это он начинает терять. Но он оказывается способным на любовь, вдруг в нем прорывается способность прощать, молиться за обидчиков, он начинает любить того, кого полюбить невозможно. И когда все это начинает просыпаться в нем, человек начинает понимать, насколько же этого всего в нем мало, как же все это скудно, как всего этого не хватает, но ему именно этого и надо! Вдруг он понимает, что только ради этого и имеет смысл жить. Ничего другого хорошего, доброго, кроме как любви Христовой, в жизни нет. А если есть, то оно начинает быть ценным только потому, что есть Христос, потому что Христос дает тебе возможность любить, прощать, дает возможность даже из ада кого-то доставать, если ты по-настоящему с Ним. Если Сам Христос в Своем трехдневном погребении дошел до ада и ад опустошил, тогда и те, кто совсем близко ко Христу прилепились, тоже могут дойти до ада и кого-то вытащить оттуда. Мы знаем об этом, это не сказки, это реальность нашей жизни во Христе.

Тогда становится понятным, что же делает человека таким открытым для Христа. Конечно же, Евхаристия, конечно же, Причащение, конечно же, жажда быть со Христом. Приступая к Чаше, человек часто думает: «Вот это хорошее, благочестивое дело, я сейчас исповедуюсь, очищусь от грехов, причащусь, благодать Божья со мной будет, и мне будет хорошо. Эта благодать меня исцелит, укрепит, с этой благодатью я вернусь домой, и мне будет легче жить с этой благодатью!» Это еще одна лукавая ошибка. Как же можно «легче жить» со Христом? Как можно «легче жить», если в этой Чаше – Распятие? Мы же Крови причащаемся, а не малинового сиропа, мы же Плоти распятой причащаемся, а не пирожного французского, чтобы нам было хорошо и приятно. Мы слышим на каждой литургии, это Крест, который нам дает Христос. Прежде всего человек, который идет причащаться, идет причащаться Креста и Воскресения Христова. Потому что никак эту радость не получишь, кроме как через Крест.

Вот это забвение о Кресте, даже нежелание думать о нем, делает Причастие для всех нас нашим личным делом: «Люди, которые пришли в храм, мешают мне, потому что я пришел причащаться, я стою сосредоточенный, благоговейный, а мне все мешают. Дети мешают, женщины мешают – все мешают! Толкают, пихают, я иду причащаться, а мне все мешают!» Я пришел за своим, опять чтобы взять и унести. А ведь Христос дает Причастие по-другому, Он же хочет соединить нас друг с другом! Священник об этом молится на литургии: «Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа Святого Причастие». Какие великие слова говорит священник о каждом из нас? Мы хотим в разные стороны разбежаться, как зернышки – в разные стороны. Священник своей молитвой всех нас собирает, чтобы мы были едины, как хлеб един, собранный из разных зернышек, чтобы и мы так же были едины во Христе. Это и есть Церковь! Когда мы, все разные, непохожие, когда мы все друг друга не очень любящие, друг другу мешающие, вдруг во Христе становимся единым организмом, телом Христовым, вдруг через это мы начинаем друг друга немножечко любить, немножечко терпеть, немножечко прощать.

Церковь – экспериментальная площадка для исполнения Евангелия

Церковь, приход, община – это экспериментальная площадка для исполнения Евангелия. Потому что, прежде чем полюбить кого-то за пределами храма, мы имеем возможность полюбить своих близких, родных, которых мы братьями и сестрами называем. Мы действительно родные, и это родство может так наполнить нашу жизнь, что мы поймем: мы сюда не за чем-то своим маленьким пришли, Христос нас любит всех одинаково и хочет, чтобы мы жили во Христе единой жизнью, любовью, Христовой жизнью. Апостол Павел в Послании к Ефесянам говорит: «Братья, у вас ведь должны быть те же самые чувства, что и у Иисуса Христа! Ведь во Христе возможно, чтобы мы смотрели, как Христос, слышали, как Христос, вдыхали, как Христос, говорили, как Христос, обнимали, как Христос! Это нам дано через то, что Христос с нами соединяется! Он нам Себя отдает, чтобы мы были на Него похожи, чтобы мы стали Им!» И тогда мы становимся людьми.

Человек – это не тот, кто ходит на двух ногах, говорит на человеческом языке и пользуется мобильными средствами связи. Человек – это тот, который похож на Бога, который раскрыл замысел Божий о себе, потому что, как только человек удаляется от Бога, вся его ценность опускается до нуля. Без Бога он вообще ничего не стоит. Мы прекрасно видим ценность человеческой личности, человеческой жизни в таких обществах, где нет Бога. Советский Союз показал, насколько ценен Человек с большой буквы, как он гордо звучит. Миллионы уничтоженных во время гонений верующих, миллионы уничтоженных в сталинских лагерях. Человеческая личность вообще перестала что-то значить, чего-то стоить! Да и во всем мире так, по большому счету, – как только человек от Бога отлучен, он свое человечество теряет, он становится высокотехнологичным человекообразным существом, не более того. А приобретает человеческое тогда, когда соединяется с Богом. Церковь нужна в том числе и для того, чтобы люди становились людьми, чтобы человек во Христе обретал свое высшее человечество, оно называется Богоподобие.

Церковь существует именно таким образом. О такой Церкви мы почти ничего не знаем, мы очень мало об этом слышим, мы очень мало об этом думаем. Церковь как мощная, сильная организация всем видна, как корпорация – всем видна, как политический силовой инструмент – всем видна. Звучит отовсюду – Церковь и политика, Церковь и бизнес, Церковь и общество, Церковь и… Это какая Церковь? Та Церковь, которая является мощной организацией, или та Церковь, о которой сказано «организм любви»? Для нас, «новорожденных» христиан, сейчас прекрасное время – наша Церковь тоже новорожденная. Она состоит из христиан, которые пришли в Церковь не потому, что их так воспитали родители, и не потому, что они свою идентичность православную исповедуют, а потому, что они в Бога поверили, в какой-то момент своей жизни поняли, что без Бога дальше жить невозможно. Это самая прекрасная Церковь!

Существует исторически сложившееся представление, что Церковь – это предприятие, организация. Мы начинаем – по незнанию, по неопытности своей – принимать это за истинное, как будто это и есть главное, как будто это и есть та самая Церковь, которую основал Христос. Давайте отделять главное от второстепенного, истинное сущностное, существительное от прилагательного. Тогда для нас самих будет понятно, зачем мы ходим в церковь, как мы живем как христиане, что для нас значит наша вера, как мы читаем Евангелие, почему мы причащаемся, что значит богослужение. Это сложные вопросы, на которые человек может отвечать всю свою жизнь.

В такой Церкви – в Церкви Бога Живого, в Церкви любви, в Церкви, которая дает любовь и учит любви, – нуждается сейчас огромное количество людей. О такой Церкви мы сегодня не умеем пока свидетельствовать, потому что мы действительно еще новорожденные, мы много чему не научились, но мы должны именно этому учиться у Христа, именно этому нас может научить наша Церковь, если мы этого у нее попросим.

Бог несправедлив?

Вопрос о Божественной справедливости – сложный. Наверное, трудно назвать Бога справедливым. Даже невозможно. Да мы и не ищем у Бога никакой справедливости. Мы ищем у Него милости.

Там, где есть милость и любовь, не может быть справедливости. Справедливость должна быть в суде. Когда есть суд, рассуждение, когда каждому – по делам его, когда каждому – по заслугам его…

А вот у Бога справедливости просить невозможно. Даже царь Давид в своем псалме говорит: Суди ми, Господи, по правде моей, и по незлобе моей на мя (Пс. 7, 9). Не «по Твоей правде», потому что перед правдой Божией никто устоять не может.

Поэтому мы не к справедливости Божественной обращаемся, а к Его безграничной милости и любви.

Считать, что Бог посылает нам скорби, несчастья и этим как бы воздает Свою справедливость, – глубочайшая ошибка. Бог не посылает скорби, зло, болезни, несчастья. Как можно вообще так думать, что Бог может послать кому-то несчастье! Это противоречит Его Божественной природе.

Бог не радуется даже о страданиях грешников. Не нравятся Богу страдания даже самых-самых грешных.

И то, что происходит с людьми на земле – наши скорби и страдания, не является тем, что Бог нам посылает, это последствия человеческой злобы и греха, которыми мир искажен.

Мир лежит во зле. Поэтому мир тоже к справедливости никакого отношения не имеет. Можно даже сказать, что справедливость – это категория почти неуловимая. Это человеческая категория, выработанная нашими условиями. Что справедливо? Око за око, зуб за зуб? Это справедливо с точки зрения морали, когда ты не можешь требовать большего. Если тебе выбили один зуб, значит, по справедливости ты должен выбить не более одного. Если тебе выкололи один глаз, то по справедливости ты не можешь претендовать на то, чтобы вырвать у твоего врага два глаза.

Этой справедливости человечество ищет и добивается? Нет, везде и всегда человек ищет милости, сочувствия, понимания. И в этом нет справедливости.

Есть жесточайшая несправедливость, которую мы видим вокруг себя, она существует в государстве, в судах – в тех органах власти, которые должны были бы следить за справедливостью, но сами являются источниками несправедливости.

Человечество больше стремится к тому, чтобы с каждым человеком поступали по совести. И тогда совесть может в каком-то смысле подтянуть человечество к понятиям справедливости, правды.

Крещение Христа на Иордане. Приходит толпа грешников: фарисеи, солдаты, разные люди, по-разному согрешающие, по-разному требующие очищения. Они устремляются сюда, чтобы исповедовать свои грехи, то есть открыть свои болезни, свою несправедливость, свою неправду, неправедность, с тем чтобы омыться в Иордане, получить прощение и приготовиться к пришествию Мессии. И приходит невинный Христос. Он к ним вроде бы никакого отношения не имеет. Он говорит Иоанну Крестителю, который отказывается Его крестить: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф. 3, 15).

В чем эта правда состоит? Правда Бога по отношению к этим людям?

Должник по правде должен отдавать долги, вор, украв, должен сидеть, и так далее – каждый должен как-то правде удовлетворить. Но разве Христос с этой правдой приходит в мир? Он берет всю неправду мира на Себя. Он берет на Себя все грехи мира как раз в этот момент, когда говорит, что Ему надлежит исполнить всякую правду.

Можно ли Его обвинять в том, что Он посылает нам страдания, несчастья, скорби?! И говорить, что через это Его любовь исполняется? По-моему, это величайшая ересь, которую только можно высказать.

Другое дело, когда нам в нашей жизни встречаются скорби, боль, страдания, несчастья, рядом с нами оказывается Христос. Если мы дадим Ему возможность присутствовать с нами в скорбях и болезнях, то Он тут же с нами и окажется и разделит с нами весь этот ужас в жизни, в мире несправедливом, лежащем во зле. Мы встретили свое несчастье в искаженном злобой и грехом мире, и вместе с нами оказался любящий Христос. В этом Его милость. А может быть, и справедливость.

Несчастья и скорби встречаются в нашей жизни не потому, что кто-то их заслужил. Если бы было так, то Бога можно было бы назвать Богом справедливости. Тогда злые люди должны были бы умирать от страшных болезней, а добрые должны были бы быть счастливыми, богатыми, очень здоровыми и вообще никогда не умирать.

Но так не может быть, потому что если бы была Божественная справедливость в этом мире, то спасения не было бы никому. Потому что по справедливости, по правде, все очень грешные. И наши добрые дела, добрые характеры являются, собственно говоря, не нашей заслугой, а часто просто Его дарами и милостью по отношению к нам. Поэтому мир несправедлив и в лучшем смысле этого слова, и в худшем. В худшем – потому что он лежит во зле и в нем правит зло, неправда, несправедливость. В падшем мире – законы падшего мира. С другой стороны – это благо, Бог милосерден, и поэтому Его любовь покрывает любую правду и любую справедливость, потому что она выше и значительно лучше.

Евангелие – непосильно для человека

Масленичная неделя предваряет Великий пост. Она имеет свои богослужебные особенности: в среду и в пятницу не совершается Божественная литургия, в эти дни уже читается покаянная молитва святого Ефрема Сирина. Эта неделя хоть и сплошная, но уже постная – мясо мы уже не вкушаем, не совершается Таинство Венчания. Традиционно христиане проводят эту неделю в неком гостевом режиме, все стараются до поста сходить друг к другу в гости, посидеть и пообщаться.

Эта неделя называется еще и Неделей о Страшном суде. На одной иконе Страшного суда, написанной в XVII веке, изображен суд, мир разделен на две части – на праведников и грешников, одни восходят в Царствие Небесное, другие – ниспадают в ад. И прямо по рангам написано, кто за кем отправляется на Страшный суд: убийцы, прелюбодеи, еретики, агаряне, воры, мздоимцы и так далее.

А вот Евангелие этого воскресного дня дает нам совсем другую картину Страшного суда, в нем ничего не говорится об уголовно-религиозной ответственности. Понятно, что Страшный суд гораздо более страшный, чем просто суд по категориям греха. Ведь можно, оказывается, следовать всем заповедям и быть совершенно чужим Христу.

Услышав в воскресенье притчу о Страшном суде, в будни выходим на улицу и вдруг видим: ах, нищий! ой, бездомный! ой, несчастный! Что же делать? Все бросить, схватить за руку нищего, срочно отвести в ресторан и вкусно накормить? Или бездомного привести переночевать в свою квартиру? Понятно, что в притче речь идет не об этом, нельзя воспринимать эти слова в таком буквальном, прикладном смысле. Конечно, люди, которые способны по-настоящему серьезно, глубоко, не на один день, не на пятнадцать минут заниматься судьбами бомжей, способны странника впустить в свой дом, готовы своим теплом согреть замерзающего, – это великие люди. Но этот путь очень непрост.

Нам надо хотя бы начать смотреть на мир другими глазами, – вот о чем идет речь прежде всего. Понять, что мы не имеем права никого считать чужим. Даже когда мы приходим в храм на литургию, многие из нас, христиан, смотрят друг на друга с отчуждением. А когда мы встречаемся в социальных сетях, христианин христианину может такое сказать, такое написать, так оскорбить, что об исполнении заповедей вообще речи нет…

Страшный суд оказывается страшным, потому что мы не имеем любви. Можно проводить сколько угодно благотворительных акций, помогая бедным и несчастным людям, но при этом с ужасом и неприязнью отворачиваться от конкретного человека, встреченного на нашем пути. Важно наконец-то научиться любить, научиться себя преодолевать. Преодолевать, когда неприятно смотреть на кого-то или просто находиться рядом с кем-то, когда неприятно осознавать, что рядом есть люди, которых надо замечать.

Притча о Страшном суде говорит нам о тех, кто обычно не входит в контекст нашей жизни. Современные церковные люди в основном живут благополучно. Среди наших друзей и родственников нет нищих, нет убогих, нет бездомных, нет – за некоторым исключением – заключенных, нет преступников. Люди, о которых говорит Евангелие, находятся за пределами нашей действительности. А Христос призывает христианина раскрыть свою жизнь так, чтобы включить в нее всех, чтобы ни один человек на земле не оказался нам чужим.

Прежде всего нам надо научиться видеть человека в каждом человеке, и только потом мы сможем увидеть в человеке Христа. И по-другому не бывает. Иначе вся жизнь будет состоять из маленьких благотворительных акций, направленных на улучшение жизни абстрактных нищих, абстрактных бездомных, абстрактных заключенных, а сердце будет оставаться для них закрытым. И когда однажды мы встретим реального нищего, заключенного, бомжа, то с ужасом и негодованием от него отвернемся…

Поэтому и страшно. Ничего более трудного, чем то, о чем говорится в Евангелии, на свете нет. И когда мы говорим, что Бог не дает человеку понести что-то сверх сил, – это неправда. Слова притчи о суде – они сверх сил, они абсолютно непосильны для человека. Вообще, Евангелие – непосильно для человека. Потому что если бы все было просто, то не было бы никакого подвига. И любовь – непосильна.

Все ищут удобства, комфорта, нормального посильного существования. А Христос предлагает любовь непосильную, от такой любви становится страшно. И суд страшный не потому, что там изображены жуткие, устрашающие муки… Икона Страшного суда – другая. 25-я глава Евангелия от Матфея – это и есть икона Страшного суда. То, о чем говорит в притче Христос, – непосильно. Но если человек этого не делает, он остается без Христа.

А вот десять заповедей – вполне посильны, доступны любому порядочному гражданину. Кто не исполняет эти заповеди, тот просто неприличный человек. Что трудного в десяти заповедях? Исполнить их можно, просто живя нормальной жизнью, а Евангелие непосильно. Но мы только в том случае можем называться христианами, если берем на себя непосильное. Если человек не идет по этому пути, он никогда не станет христианином.

Любовь – это дар Божий, но он всегда связан с желанием человека этот дар получить и понести. Если человек боится, как в притче о богатом юноше (см. Мф. 19), то он никуда не идет. А если он не побоится, пойдет за Христом, потом он этот дар получит. Апостол Петр спрашивал Учителя: кто же может спастись? кому это по силам? А Христос отвечал, честно и откровенно, что человеку это невозможно, но продолжал, все возможно Богу. Тот, кто может бездумно довериться Евангелию, не испугаться, тот встает на путь, ведущий к Богу. Кто-то продвигается по этому пути успешно, кто-то менее, кто-то страдает, что путь этот пройти не может, но все равно идет. По-другому не бывает. На этот путь нас призывает Христос в притче о Страшном суде.