Человек на войне (сборник)

– А их настроение? Сами они что думают?

– Сами говорят: до старой границы дошли, свою землю вернули, зачем нам для немцев стараться.

– Значит, настроение такое: дальше старой финской границы не идти.

– Не у всех, правда…

– Но из тех, с кем ты разговаривал, у большинства или таких меньше?

– Да. У большинства. Многие не хотят дальше идти. Свою землю, говорят, вернули, а русская земля все равно немцам достанется.

– Хорошо. Спасибо. А на этой стороне у тебя кто из родных остался?

– Я все равно на фронт уйду!

– Не к тому я разговор веду. У меня другой вопрос… Мог бы ты, не сейчас, а когда отдохнешь, силы восстановишь, обратно к бабушке сходить?

– Зачем?

– Бабушку навестишь, других родственников на хуторах. А по пути, если согласишься, конечно, кое-какие наши просьбы выполнишь.

– Какие? – не понял еще Миша.

– Посмотришь что, где и как, какие части, какое у них вооружение. Какое настроение у солдат и офицеров. И нам сообщишь.

– В разведку! Ух ты! А сообщать как? По рации? И оружие дадите?! Какое?

– Тише ты, разведчик. Не ори. Двери тонкие, а за дверями народу полно.

– Ой! – Миша оглянулся на дверь, втянул голову в плечи и прикрыл рот ладошкой.

– Здесь есть у кого остановиться?

– Да. В Парголове есть родные и в Дибунах знакомые. И в Токсове, и в самом городе. И еще…

– Вот и хорошо. Поживи у кого-нибудь из них денька три-четыре. Отдохни, обдумай хорошенько: дело это непростое и нелегкое и, может быть, даже опасное. Если не передумаешь, вот тебе телефон дежурного. Ну-ка, назови мужское имя, которое тебе первым на ум придет.

– Костя… Сосед у меня был… Дружили мы с ним. Теперь нет его.

– А что с ним стало?

– Хулиганы… ножом… в прошлом году. Пошел Алку, невесту свою, провожать, а они привязались: сначала – закурить дай, потом – денег. Он за невесту испугался. Беги, говорит, а сам их сдерживать стал, чтоб они за ней не погнались. Драка завязалась, он бы их побил, у него первый разряд по боксу, да они его несколько раз ножом… Ровно через месяц, как из армии пришел, день в день.

– Их-то хоть поймали?

– Сразу же. Алка ведь милицию звать побежала.

– Понятно. Значит так, позвонишь дежурному и скажешь, что ты Костя, племянник Валерия Борисовича. Валерий Борисович – это я. И дежурный тебе объяснит, как со мной связаться. Понятно?

– Конечно.

– И еще раз прошу: подумай хорошенько. Если не согласишься – я все пойму правильно. Лучше отказаться сразу, чем потом завалить дело. Но в любом случае – о нашем разговоре никому ни слова.

* * *

– На лыжах бежать и бойчее, и веселее.

«Так. Подобьем бабки. За линию фронта вывелся нормально. Немцы в первом блиндаже, на передовой, практически не задерживали, сразу отвели в глубину. Во втором блиндаже обыскали, убедились, что ничего нет – тоже хорошо. Обер-лейтенант… Третий раз уже встретились, а ни имени, ни фамилии не знаю. Валерий Борисович знает, но не сказал: начнут допытываться, откуда знаешь, что тогда говорить будешь? Только предупредил, что он из разведотдела 1Ц и что хорошо разбирается в своем деле, с ним надо быть осторожным. А вот интересно, обер случайно в блиндаж зашел, или вызвали? Какая-то система оповещения существует? Ведь при мне из блиндажа никто не уходил, и звонили только один раз. Вроде бы интересовались, когда будет обед, или что будет на обед. Плохо, мало слов немецких знаю… На самом деле интересовались обедом, или это условная фраза? Впрочем, если по вызову пришел, то могли сообщить даже из окопа. Тогда почему пришел разведчик? Хотя… хотя отделы 1Ц в прифронтовой полосе и контрразведкой занимаются. Раз так, то концы сходятся. И обер отпустил, значит, подозрения у него насчет меня не было.

И дезу[6 - Дезинформацию.], похоже, заглотил про колонну с машинами, артиллерией и танками. Колонна действительно была, и Валерий Борисович велел обязательно рассказать про нее немцам. И про танки в Колтушах. Значит, все эти передвижения – какая-то широкомасштабная деза. Какая, ему неизвестно, но танки и другая бронетехника всегда концентрируются там, где готовится наступление, это известно любому разведчику. Но… но если об этой концентрации организовывают утечку информации, ставят в известность врага, то… то и глупый догадается – не здесь будут наступать. А может быть, и вовсе наши наступать не собираются, дергают фашистов, да схемы и способы перегруппировки их войск изучают или отвлекают немецкие войска на себя, оттягивают с других, жарких для нас, направлений или иные какие задачи решают.

Тут много всякого может быть. Это уже не его ума забота, а чужой огород.

А грамотно слил оберу информацию: ничего, мол, не видел, колонна с танками и машинами всю видимость загородила. – Улыбнулся. – И про легковушку: недолго стояла, только притормозила… – Улыбка как пришла, так и улетела. – «Не кичись, боб, не лучше гороха, – любит повторять Валерий Борисович, – намокнешь – тоже лопнешь». Немцы ни в разведке, ни в контрразведке дураков не держат. Не переборщил ли, лопушком прикидываясь? Может быть, они решили пока не трогать, а за мной наружку установить? – По телу от коленок к макушке, лихорадя кожу, быстрая волна из тысяч мурашек пробежала. Микко замедлил бег, без резких движений, боковым зрением огляделся. Никого. Отлегло. – Зачем? Выявить связи? Нет, не похоже. Если б подозрение было, обер так быстро не отпустил, попытался бы подольше поговорить, на противоречиях поймать или на испуг взять. А связи мои с родственниками они и так давно знают. Но расспрашивал и покормить велел, и с собой дать. Бдительность усыплял? А зачем, если с ходу мог взять меня в оборот.

Похоже, тут другое… Видно, чувствуют шевеление в наших войсках, а достоверных фактов мало, разобраться, в чем дело, не могут. Вот и ловят каждое слово с той стороны. Значит, схема была такая: из окопа или из первого блиндажа сообщили, а представитель из отдела 1Ц пришел, чтоб сразу два дела сделать: меня проверить и информацию, какую удастся, снять. Так что, пока… тьфу, тьфу, тьфу… Похоже, все идет удачно. – И не удержался, кольнул обера: – Посты ему на карте покажи… А с какой целью про карту спрашиваешь? Меня проверяешь? Или самим узнать кишка тонка?»

Опять улыбнулся, вспомнил, как в прошлом году осенью, когда Владимир Семенович велел ему аккуратно передать немцам информацию о том, что с берега Невы, от Невской Дубровки ушла понтонная часть, он, вообразив невесть что, сказал об этом Валерию Борисовичу. Валерий Борисович подтвердил, что действительно оттуда убыл инженерный батальон, сведения об этом обязательно нужно передать немцам и желательно добавить, что, по разговорам солдат, направляются они в сторону Усть-Тосно. Неточно, точно ему знать неоткуда, но вроде бы туда.

Миша потом глаза стыдился на Владимира Семеновича поднять, неловко было за свое подозрение.

* * *

А в Невской Дубровке у него крестная, тетя Василиса живет.

Одно лето, когда мамина мама, баба Аксинья или кратко Бабаксинья, к которой Мишу всегда отправляли на лето, занемогла, Миша остаток каникул доживал в Невской Дубровке у крестной Василисы и ее мужа дяди Макара, шестым ребенком.

Крестная прихрамывала, еще совсем молоденькой девчонкой упала с лошади и что-то в ноге повредила. Первое время ступить на ногу не могла, свозили ее к деревенскому костоправу, костоправ ногу на место поставил, и она пошла, но хромота осталась.

Когда дубровские пчеловоды начали качать мед, крестная напекла пышных шанежек, часть их уложила в тарелку, перевязала платком, и пошли они к дяде Григорию и тете Лукерье.

Дядя Григорий и крестная сели покалякать о житье-бытье, о прошедшем сенокосе, о видах на урожай картошки и иной огородины, а тетя Луша, жена дяди Григория, не покидая, впрочем, совместного с мужем и подругой разговора, налила полную миску, чуть не до краев, светло-желтого, тягучего, янтарем отливающего на солнце, ароматного и уже на один только взгляд вкусного меда. У Миши слюны полон рот набежал, жидкий мед редко ему приходилось кушать, а он его очень любил. И поставила другую миску, с нарезанными на прямоугольники сотами, налила большую кружку молока и рядом крынку оставила: мало будет, наливай сам, сколько хочешь. Это ж какое лакомство!

Дядя Григорий ласково посмотрел на растерявшегося перед таким богатством Мишу, погладил по голове и певучим баритоном подбодрил:

– Кушай, сынку, кушай.

Крестная развязала узлы, высвободила шаньги и подвинула тарелку Мише.

– Кушай, Мишенька, у дяди Гриши хороший медок.

– Бог дал, мэд в этом году есть, – согласился дядя Григорий.

Однако через некоторое время она с тревогой стала посматривать на крестника.

– Мишенька, ты много-то не ешь…

– Та нэхай. Разнотравье дюже полезьний для здоровья мэд, в нем вреда нэма. Кушай, дитятко, кушай, – вступился дядя Григорий за мальчика.