КУЗЬМИЧ: А вот Широбоков понял бы сразу! Ну ладно, выпьем пока.
ДЕД: Ну, а я чё говорю?
КУЗЬМИЧ: Широбоковы карасей не упускают. Всех выловили, подлецы!
Пьют, хрустят, закусывая огурцами.
ДЕД: Соньк, огурцы прям сахарные!
СОНЯ: Кушайте, кушайте, ещё принесу.
МИТЬКА: (жуёт) Чё не с перцем? Тоже с перцем и эти.
ДЕД: С перцем, но не продират до…
СОНЯ: (встаёт) Я щас свеженьких подложу.
СТЁПА: Да бляха-муха!… Мы здесь чё, про огурцы собрались или зачем?
СОНЯ: А чего, не надо?
СТЁПА: (опять вскакивает) Не, я так больше не могу! Егор Кузьмич, пойдём на кухню, ну их!
МАНЬКА: Зачем на кухню? Соня сюда огурцы принесёт.
СТЁПА: (хватается за голову) Ну, бля, не могу!
КУЗЬМИЧ: (стучит опять по бутылке) Тихо, тихо, гости дорогие, тихо! Солёные огурцы – это, Стёп, неплохо. Иди, неси, Сонь, иди.
Соня уходит.
Вот я и хочу, чтоб этих огурцов и всякого другого разного у всех у нас вдосталь было. У всех, а не только у Широбоковых! Но и в другую сторону взглянуть – мы же не какие-то там… иностранные акулы! Мы же не можем присвоить себе одним нашего снежного человека! Правильно я выражаюсь, нет?
МИТЬКА: Да ты выразись, чтоб понятней было, Кузьмич! Ни хрена никак не пойму я твоих… карасей!
КУЗЬМИЧ: (тычет в него пальцем) Вот! Вот! То проспали, то просрали! Об чём это говорит?
МАНЬКА: Да об чём же, господи?!
КУЗЬМИЧ: Об том, Манька, что пора поднять свою задницу и пошевелиться, а уж снежный человек своё дело сделает!
Соня приносит миску с огурцами, садится.
МАНЬКА: Сонь, Кузьмич-то… Он чё такое сбуровил?
СОНЯ: Чай, не зря в начальниках ходил.
МАНЬКА: И ты с ним… про задницу-то, согласная?
СОНЯ: На все сто!
МАНЬКА: Батюшки! Да эт как же? чтоб я… Да чтоб я… под этого… под эту волосатую гамадрилу легла?! Митьк, ты… а?
КУЗЬМИЧ: Ф-фу ты, баба! Я за уголь, она за угол! Я об чём? Я об том, что ещё и сам не знаю об чём! Но чую чего-то! А мой нюх меня не подводил, вы знаете! Так не так? Чую: в нём и наш газ, и всякие наши ископаемые!
ДЕД: Да уж, газу-то в нём, поди…
КУЗЬМИЧ: Да, да!.. Эх, скажу напрямки! Снежный человек – это наш…
СТЁПА: (озарено) Титька!
КУЗЬМИЧ: Верно, Степан, верно! Молодец! Вот – молодой, хваткий!
ДЕД: Ну, в титьках-то я и щас не хуже его разберусь.
КУЗЬМИЧ: Ну, это, Сергеич, так сказать, обиняк народной мысли. А вот прямое слово, не люблю я его, не наше какое-то оно, но совремённое, нынешнее – бизнес!
СТЁПА: Во! Во! А вы всё – огурцы, огурцы!
ДЕД: Кузьмич, скажи этому сопляку, что огурцы хороши. Отменные огурцы!
СОНЯ: Спасибо, Сергеич, кушайте на здоровье, принесу ещё.
МАНЬКА: (чуть не плача) Папань, ты уж меня совсем… А мои что?
МИТЬКА: Брось, мать. Твои не хуже тоже. Я их люблю с перцем-то твоим.
ДЕД: И я люблю… Изжога вот только, будь она неладна!
МАНЬКА: (с плачем встаёт) Эт из-за меня, значит? Щас пойду, всю бочку переверну!
Стёпа выбегает из-за стола, перекрывает дверь.
СТЁПА: Всё-о! Хватит про огурцы! Мамань, сядь! Тёть Сонь, больше не приноси!
СОНЯ: Просют же, как не принесть?
СТЁПА: (орёт) Не пущу! Никого никуда не пущу!
ДЕД: Чего он взъелся-то? Выпил, што ль?
МИТЬКА: Я ему выпью! Сопли ещё не доросли.
МАНЬКА: Стёпушка, если выпил украдкой, невзначай, закуси, милый.
ДЕД: На!
Протягивает Стёпе большой огурец.