Последний отзыв
отлично написал
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Взбаламученное море
Год написания книги
1863
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Ну, хорошо, поди возьми!.. Скажи, чтобы приписал там к прежнему счету, – проговорила она торопливо.
Иродиада однако не уходила.
– Когда же им приехать-то прикажете?
Выражение лица Софи сделалось совсем мрачно.
– Завтра что ли-с? – продолжала Иродиада.
– Нет, завтра у меня Александр будет! – воскликнула Софи, как бы испугавшись.
– Ну, послезавтра-с.
Софи ничего на это не возразила.
4. Чувствительный еврей
Иродиада, в новеньком бурнусе, с зонтиком и в прелестной шляпке, которую подарила ей Софи, всего два раза сама ее надевавшая, проворно шла по тротуару.
Ни в походке, ни в наружности Иродиады ничего не было, что бы напоминало горничную, так что один приказный, только было перед ее проходом выбравшись из погребка:
– Ай, батюшки, советница наша, советница! – проговорил он, стыдливо закрываясь рукой и сейчас же снова погребая в погребке.
По темным известиям, Иродиада сама принадлежала к дворянскому роду и чуть ли не была дочерью Евсевия Осиповича, который как-то раз приезжал к секунд-майору погостить и все шутил с одною замужнею женщиной, которая после того и родила дочь, совершенно не похожую на мужа. Софи даже теперь иногда с удивлением всматривалась в свою горничную и замечала, что она ужасно похожа на нее, особенно с глаз.
Перед огромным каменным домом, с колоннами и с цельными стеклами в окнах всего бельэтажа, Иродиада остановилась и вошла в резную, красного дерева, дверь. Что тут живет не владетельный какой-нибудь принц, – можно было догадаться по тому только, что на правом флигеле, выкрашенном такой же краской, как и дом, была прибита голубая доска с надписью: Контора питейно-акцизного откупа.
Войдя, Иродиада увидела швейцара с золотою булавой и во фраке, обложенном позументом.
– Здравствуйте-с! – сказала она, дружески мотнув ему головой.
– Вы к Иосифу Яковлевичу или к Эммануилу Захарычу? – спросил ее тот несколько таинственно.
– К Эммануилу Захарычу, – отвечала Иродиада.
– Он там у себя, в кабинете теперь, – сказал швейцар, вежливо отворяя двери.
Иродида, как вступила туда, так и пошла по превосходному английскому ковру. Мебель в первой комнате была зеленая, кожаная. В углах стояли мраморные статуи в своей бесцеремонной наготе, отчего Иродиада, проходя мимо них, всякий раз тупилась.
Далее, в самом кабинете шли ореховые полки по стенам с разными, поддерживающими их, львиными рожами и лапами. Окна полузакрывались толстою ковровою драпировкой.
Но что собственно в этой комнате составляло предмет всеобщего внимания и зависти, так это невзломаемый и несгораемый шкап со скудными лептами откупа, около которого, сверх его собственной крепости, клались еще на ночь спать два, нарочно нанимаемые для того, мужика.
Сам Эммануил Захарович, в ермолке, в шелковом сюртуке, в шитых золотом туфлях, сидел перед огромным письменным столом. Он был мужчина лет пятидесяти, с масляными, приподнятыми вверх глазами, отчасти кривошей и сутуловатый – признак несовсем здорового позвоночного столба, и вообще всею своею физиономией он напоминал тех судей, которые сооблазняли Сусанну.
– Ах, бонжур! – проговорил он, увидев входящую Иродиаду, и даже взял и пожал ее руку.
Буква з у него, так же как и у поверенного его, сильно слышалась в произношении.
– Софья Петровна приказала вам кланяться, – начала та: – и велела вам сказать, что вчера они не могли вас принять, так как не очень здоровы были. Сегодня доктор тоже велел им ванну взять, а завтра – чтобы вы пожаловали.
– Ну сто-з… хоть и завтра, – произнес с грустью Эммануил Захарович.
– Еще Софья Петровна приказали, – продолжала Иродиада тем же бойким тоном: – так как им таперича денег очень долго не высылают из деревни, – чтобы вы денег пожаловали… Пусть там уж, говорят, к общему счету и припишет.
– Денег, – произнес Эммануил Захарович с тем неуловимым выражением, которое появляется у человека, когда его тронут за самую чувствительную струну: – я все делаю!.. все!.. – прибавил он.
– Они очень хорошо это и чувствуют-с, – отвечала Иродиада.
– Где зе чувствуют, где? Не визу я того…
– Молоды еще, сударь, они очень! – отвечала Иродиада.
– Ты зе любись Иосифа, любись?
Иродиада улыбнулась и грустно потупилась.
– И меня-то Бог не помилует за то… – сказала она.
– Не Бога зе она боится!
– Бога не Бога, а что в свое еще спокойствие и удовольствие жить желают.
– В свое удовольствие! – повторил досадливо Эммануил Захарович и, встав, подошел к заветному шкапу.
– Сколько зе тебе? – прибавил он, вынимая оттуда не совсем спокойною рукой тысячную пачку денег.
– Всю уж пожалуйте, – отвечала, проворно подходя к нему, Иродиада и почти выхватывая у него из рук пачку и опуская ее в карман.
На лице Эммануила Захаровича опять промелькнуло какое-то неуловимое выражение.
– Я приеду! – сказал он каким-то угрожающим голосом.
– Приезжайте-с! – сказала Иродиада и пошла.
Но Эммануил Захарович опять прикликнул ее.
– Ты из насих? – спросил он ее.
– Чего-с?
– Из евреев?
– Нет-с!
– А я думал. сто из евреев!.. – продолжал он, устремляя на нее недоверчивый взгляд, а потом перенес его на висевшую на стене картину, изображающую жертвоприношение Авраамом сына. Как тому для Бога, так ему для своей любви ничего, видно, было не жаль.
В сенях Иродиаду опять остановил швейцар.
Иродиада однако не уходила.
– Когда же им приехать-то прикажете?
Выражение лица Софи сделалось совсем мрачно.
– Завтра что ли-с? – продолжала Иродиада.
– Нет, завтра у меня Александр будет! – воскликнула Софи, как бы испугавшись.
– Ну, послезавтра-с.
Софи ничего на это не возразила.
4. Чувствительный еврей
Иродиада, в новеньком бурнусе, с зонтиком и в прелестной шляпке, которую подарила ей Софи, всего два раза сама ее надевавшая, проворно шла по тротуару.
Ни в походке, ни в наружности Иродиады ничего не было, что бы напоминало горничную, так что один приказный, только было перед ее проходом выбравшись из погребка:
– Ай, батюшки, советница наша, советница! – проговорил он, стыдливо закрываясь рукой и сейчас же снова погребая в погребке.
По темным известиям, Иродиада сама принадлежала к дворянскому роду и чуть ли не была дочерью Евсевия Осиповича, который как-то раз приезжал к секунд-майору погостить и все шутил с одною замужнею женщиной, которая после того и родила дочь, совершенно не похожую на мужа. Софи даже теперь иногда с удивлением всматривалась в свою горничную и замечала, что она ужасно похожа на нее, особенно с глаз.
Перед огромным каменным домом, с колоннами и с цельными стеклами в окнах всего бельэтажа, Иродиада остановилась и вошла в резную, красного дерева, дверь. Что тут живет не владетельный какой-нибудь принц, – можно было догадаться по тому только, что на правом флигеле, выкрашенном такой же краской, как и дом, была прибита голубая доска с надписью: Контора питейно-акцизного откупа.
Войдя, Иродиада увидела швейцара с золотою булавой и во фраке, обложенном позументом.
– Здравствуйте-с! – сказала она, дружески мотнув ему головой.
– Вы к Иосифу Яковлевичу или к Эммануилу Захарычу? – спросил ее тот несколько таинственно.
– К Эммануилу Захарычу, – отвечала Иродиада.
– Он там у себя, в кабинете теперь, – сказал швейцар, вежливо отворяя двери.
Иродида, как вступила туда, так и пошла по превосходному английскому ковру. Мебель в первой комнате была зеленая, кожаная. В углах стояли мраморные статуи в своей бесцеремонной наготе, отчего Иродиада, проходя мимо них, всякий раз тупилась.
Далее, в самом кабинете шли ореховые полки по стенам с разными, поддерживающими их, львиными рожами и лапами. Окна полузакрывались толстою ковровою драпировкой.
Но что собственно в этой комнате составляло предмет всеобщего внимания и зависти, так это невзломаемый и несгораемый шкап со скудными лептами откупа, около которого, сверх его собственной крепости, клались еще на ночь спать два, нарочно нанимаемые для того, мужика.
Сам Эммануил Захарович, в ермолке, в шелковом сюртуке, в шитых золотом туфлях, сидел перед огромным письменным столом. Он был мужчина лет пятидесяти, с масляными, приподнятыми вверх глазами, отчасти кривошей и сутуловатый – признак несовсем здорового позвоночного столба, и вообще всею своею физиономией он напоминал тех судей, которые сооблазняли Сусанну.
– Ах, бонжур! – проговорил он, увидев входящую Иродиаду, и даже взял и пожал ее руку.
Буква з у него, так же как и у поверенного его, сильно слышалась в произношении.
– Софья Петровна приказала вам кланяться, – начала та: – и велела вам сказать, что вчера они не могли вас принять, так как не очень здоровы были. Сегодня доктор тоже велел им ванну взять, а завтра – чтобы вы пожаловали.
– Ну сто-з… хоть и завтра, – произнес с грустью Эммануил Захарович.
– Еще Софья Петровна приказали, – продолжала Иродиада тем же бойким тоном: – так как им таперича денег очень долго не высылают из деревни, – чтобы вы денег пожаловали… Пусть там уж, говорят, к общему счету и припишет.
– Денег, – произнес Эммануил Захарович с тем неуловимым выражением, которое появляется у человека, когда его тронут за самую чувствительную струну: – я все делаю!.. все!.. – прибавил он.
– Они очень хорошо это и чувствуют-с, – отвечала Иродиада.
– Где зе чувствуют, где? Не визу я того…
– Молоды еще, сударь, они очень! – отвечала Иродиада.
– Ты зе любись Иосифа, любись?
Иродиада улыбнулась и грустно потупилась.
– И меня-то Бог не помилует за то… – сказала она.
– Не Бога зе она боится!
– Бога не Бога, а что в свое еще спокойствие и удовольствие жить желают.
– В свое удовольствие! – повторил досадливо Эммануил Захарович и, встав, подошел к заветному шкапу.
– Сколько зе тебе? – прибавил он, вынимая оттуда не совсем спокойною рукой тысячную пачку денег.
– Всю уж пожалуйте, – отвечала, проворно подходя к нему, Иродиада и почти выхватывая у него из рук пачку и опуская ее в карман.
На лице Эммануила Захаровича опять промелькнуло какое-то неуловимое выражение.
– Я приеду! – сказал он каким-то угрожающим голосом.
– Приезжайте-с! – сказала Иродиада и пошла.
Но Эммануил Захарович опять прикликнул ее.
– Ты из насих? – спросил он ее.
– Чего-с?
– Из евреев?
– Нет-с!
– А я думал. сто из евреев!.. – продолжал он, устремляя на нее недоверчивый взгляд, а потом перенес его на висевшую на стене картину, изображающую жертвоприношение Авраамом сына. Как тому для Бога, так ему для своей любви ничего, видно, было не жаль.
В сенях Иродиаду опять остановил швейцар.
Другие электронные книги автора Алексей Феофилактович Писемский
Другие аудиокниги автора Алексей Феофилактович Писемский
Последний отзыв
отлично написал