Боярщина

– Мужа, хоть бы и какого-то ни было, вряд ли кто может заставить отказаться от жены, а уж Мановского и подавно! Вы, ей-богу, Валерьян Александрыч, очень уж как-то беспечны.

– Не беспечен я, а только лучше вас знаю людей и знаю, как они терпеливы к подобным проступкам.

– Так вы и не думаете уехать отсюда?

– Не вижу надобности.

– Валерьян Александрыч, уезжайте! – сказал умоляющим голосом Савелий. – Бога ради, уезжайте! Что такое вас удерживает?.. Неужели вам жаль денег?

При последних словах Эльчанинов вспыхнул.

– Я не дал вам, кажется, повода так думать обо мне. Я рискую для этой женщины, оставаясь здесь, может быть, жизнью; так что тут значат деньги?

– Зачем же рисковать жизнью? Лучше уезжайте!.. Отчего же вы не едете?

– Невозможно!

– Отчего невозможно?

– Во-первых, оттого, что Анна Павловна больна, во-вторых… да я не вижу: какая будет польза, если мы уедем? Мановский, если захочет сделать зло, сделает везде: будем ли мы здесь, в Петербурге или Москве! Там еще более!.. Здесь по крайней мере есть покровитель!..

– Как это можно! В городе большая разница, – возразил Савелий. – Там вы будете у него не на глазах. Вы можете жить по разным домам!.. Будет подозрение, да улики, по крайности, не будет… А покровитель? Помните, что вы сами мне говорили об этом покровителе?

– Что ж такое?.. Это была ошибка с моей стороны. Я сам хорошо вижу, что граф ее любит как друг ее отца, тем больше, что он ей дальний родственник.

При этом слове Савелий только усмехнулся.

– Уезжайте, Валерьян Александрыч, – повторил он, – вы еще, видно, и не знаете, что может быть.

– Что ж может быть? – произнес Эльчанинов с поддельной беспечностью.

– А то может, что Мановский, говорят, хочет выписать тестя, да и приедет сюда с ним!.. Каково это будет для Анны Павловны? А не то, пожалуй, и к правительству обратится… Не скроешь этого дела.

При последних словах Эльчанинов побледнел.

– Я знаю, все знаю, – проговорил он, – но что ж мне делать, если я не имею, с чем мне теперь ехать.

– Поезжайте и заложите имение, а там поступите на службу.

– Но как я поеду? Как ее оставлю одну? Я не могу с нею расстаться. Это выше моих сил.

– Поезжайте вместе.

– Вместе? Но вместе… на это у меня просто не хватит денег, – сказал, совершенно растерявшись, Эльчанинов.

– Граф вам обещал покровительство; попросите у графа, – сказал Савелий.

– У графа? Никогда! Да он и не даст.

– Может, и даст!.. Вы сами говорите: он любит Анну Павловну и родственник ей. Вы объясните ему откровенно.

– Ни за что на свете, чтобы я унизил себя до того, чтобы у подобного господина стал ханжить денег! Ни за что! – произнес решительно Эльчанинов.

– Что ж тут за унижение? – возразил Савелий. – Не хотите только!.. Кабы я знал, я бы лучше отвез Анну Павловну в город к отцу протопопу знакомому… Он, может, подержал бы ее, пока она своему папеньке написала.

– Благодарю вас, что вы так меня понимаете, – сказал обиженным голосом Эльчанинов.

– Что мне вас понимать? Я человек простой, а вы образованный!.. Взял я только на свою душу грех!..

– Очень сожалею, что приняли для меня на свою душу грех, – сказал Эльчанинов, начинавший уже окончательно выходить из терпения.

Приход Анны Павловны прекратил их разговор.

Дня через четыре граф прислал человека с письмом, в котором в тот же день приглашал их к себе и уведомлял, что он весь день будет один. Часу в двенадцатом Анна Павловна, к соблазну всех соседей, выехала с Эльчаниновым, как бы с мужем, в одной коляске.

– Я встретил сейчас новобрачных! – сказал исправник губернскому предводителю, приехавши к нему и повстречавши действительно наших любовников.

– Каких новобрачных? – спросил тот.

– Эльчанинова с Мановской.

– Неужели они обвенчались?

– Нет-с, я шучу, – сказал исправник. – Только едут вдвоем и поворотили в Каменки.

– Господи, твоя воля! – сказал предводитель. – Что это такое делается!.. Этакая бесстыдница!..

– Да, ваше превосходительство, нечего сказать, еще и не бывало такой!.. Что-то Мановский?

– Бог его знает, сидит, – сказал предводитель.

– Да уж он что-нибудь и высидит, – заметил исправник.

– Но мне всех тут страннее граф, – продолжал предводитель, – то он действует так, то иначе.

– Непонятно, – подхватил исправник.

Одно и то же почти говорили во всех домах, с тою только разницею, что мужчины старались больше понять и разгадать, а дамы просто бранили Анну Павловну, объясняя все тем, что она женщина без всяких правил.

Между тем граф часу в первом пополудни был по-прежнему в своей гостиной: хотя туалет его был все так же изыскан, но он, казалось, в этот раз был в более спокойном состоянии духа, чем перед первым визитом Анны Павловны: он не ходил по комнате тревожными шагами, не заглядывал в окно, а спокойно сидел на диване, и перед ним лежала раскрытая книга. Ивана Александрыча не было около него. Граф прогнал его вскоре после того, как он произвел кутерьму у Задор-Мановского, чтобы отклонить от себя всякое подозрение насчет участия в открытии тайны. Бедный племянник скрывал это от всех и притворился больным. Вошедший слуга доложил о приезде Анны Павловны и Эльчанинова.

– Просить! – сказал граф и привстал с дивана.

Анна Павловна вошла первая, а за нею Эльчанинов.

– Здравствуйте, гордая Анна Павловна! – сказал граф. – Нет, я опять за старое, поцелуйте!

Анна Павловна повиновалась.