Абрикосовое варенье

В сосновом лесу (на задворках дачи) Юлька соскочила с багажника, ловко перекинула руку через шею Эрнеста. Через мгновение, они вновь сплелись. Прямо на земле, как Адам и Ева.

В этот раз получилось дольше и глубже.

– Я приду к тебе завтра утром, – обещала она.

Отряхнула с платья иголки, подняла велосипед.

– Ступай домой, мой добрый Гамлет!

…Эрнест изготовил завтрак. Кулинарничать мужчина не умел: помидоры частично подгорели, вторая же их сторона – далёкая от сковороды – оставалась сырой. Вбитые яйца не спасли ситуацию.

Но это не испортило настроения. Юльку сегодня всё забавляло: и острые до горчинки помидоры, и полуподвал (свет из-под потолка), и пожилой любовник, и предстоящее соитие… и даже "подносик" на который она клала бутерброды, изнутри казался иным. Нелепым козырьком бейсболки.

– Скажи, а почему ты убежал? – спросила она. Подумала: "Нужно приготовить ему чего-нибудь вкусненького".

Эрнест отложил вилку, задумался. Не унижал её ложными восклицаниями: "Откуда убежал?" "Кто тебе сказал?" "Это неправда", "Так сложились обстоятельства".

Сознался:

– Приятно, что ты спросила. Большинство людей выносят суждения, даже не выслушав подсудимого.

– Подсудимого?

– Меня. Вот и Таська осудила… даже не попытавшись понять.

Юлия не сразу уразумела, что Таська – это её мать.

– Впрочем… чужое понимание меня мало волнует. Когда мы закончили строить школу, – без паузы и перехода проговорил Эрнест, – рабочие устроили праздник, микроскопический сабантуй. Я работал тогда в Каракуле… есть такой узбекский городок… затерянный между прошлым и будущим. До Бухары там рукой подать, посему история, исторические события, даже самые древние, приобретают тёплые тона и живую окраску. Чингисхан, Тимур, Александр Македонский (его там зовут Искандером), всё кажется близким и зримым – только ладонь протяни.

– Красиво, – отметила Юлька. – Каракуль – красивое название.

– Кто-то из рабочих принёс табак, – продолжил Эрнест, – позже выяснилось, что он был начинён маком…

– Маком?

– Маком или маковой соломкой, – нетерпеливо отмахнулся Эрнест. – Я не разбираюсь. Это был первый мой и последний наркотик. Я лежал на земле, под звёздным небом. Прикасался к звёздам рукой, разговаривал с ними.

"А это мило, – подумала Юлька. – Муж – наркоман".

– Потом я вспомнил, как к Земле приблизился космический корабль, судно…

Юлька хотел что-то спросить, но Эрнест предупредительно вскинул руку, давая понять, что сейчас не время для ремарок.

– Корабль терпел бедствие, притом стремительное. Отсчёт шел на секунды, на доли секунды. Тогда каста высших…

– Высших? – не утерпела Юлия.

– Высших, – повторил Эрнест. – Космическим кораблём управляли высшие. Низшие существа осуществляли обслуживание… вспомогательные работы, физический труд. Пока понятно?

Девушка кивнула, Эрнест продолжил:

– Высшие пожертвовали собой. Они спустили на Землю вспомогательный персонал, всех низших, а сами погибли вместе с кораблём.

Он развёл руками и хлопнул раскрытыми жесткими ладонями. Звук получился сухой и хрусткий, будто сломали ветку или лопнул тугой маленький шарик.

– Низшие стали людьми, – заключил Эрнест.

– Всеми нами? – переспросила Юлька.

– Нашими пращурами, – поправил мужчина. – Основали земную колонию.

"А обезьяны? – хотелось спросить. – Как быть с ними? С Дарвином?"

– Поэтому, – продолжал Эрнест, – я понял это под звёздами, мы всё время к чему-то стремимся. Стремимся скорее вырасти, получить образование, работать, зарабатывать деньги, что-то покупать, побеждать, участвовать…

– Добиться чего-то важного в жизни, – с нарождающейся едкостью прибавила Юлька.

– И это тоже, – согласился Эрнест. – Где ты видела бобра, волка или благородного оленя, который хотел бы чего-то добиться в жизни?

– Нигде, – честно ответила девушка.

Ей хотелось отметить, что и благородного оленя она видела только на фотографиях, но это могло спугнуть настроение рассказчика. Юлия промолчала.

– Раб – давай будем называть вещи своими именами – всю жизнь суетится. – Прядь волос упала на глаза, Эрнест поправил её, беспокойным жестом. – Неподвижный, статичный, умиротворённый раб – такое недопустимо. Всякую секунду раб должен думать, чего он ещё не сделал… или сделал плохо, или должен сделать до вечера, до отбоя, до поверки, до приказа, до смерти. И как это сделать лучше. Выше. Быстрее.

– А олень? – спросила Юлька.

– Олень просто живёт, – ответил Эрнест. – Заметь, у нас – у большинства людей – само понятие жизни отсутствует. Оно существует только применительно к какому-то обслуживающему процессу: я учился в университете (чтобы стать квалифицированным работником), зарабатывал на машину (чтобы быстрее обслуживать), воспитывал ребёнка (созидал поколение "next"), строил электростанцию/автостраду/ферму для высших (которых давно уже нет поблизости). Или ждал милостыни, благословления, очереди на квартиру. Притом только так и никак иначе – психология раба. Когда я это ухватил, то уволился в ту же секунду. Бежать, как можно дальше стало моей движущей целью.

– Я понимаю, ты бежал, бежал и… остановился… – она помедлила, опасаясь обидеть мужчину. – Когда сделался дворником?

– Низко пал, хочешь сказать? – глаза Эрнеста искрились. – С какой стороны посмотреть. Мой образ жизни схож с бытом долларового миллионера. Работаю на свежем воздухе, тружусь в своё удовольствие, расходую физическую энергию только половину дня. Ем овощи, много зелени… прованские травы. Употребляю достаточное количество белка. Вторую половину дня читаю… смотрю передачи, слушаю музыку. Что ты скажешь о Чили Гонзалесе? Нравится тебе его музыка?

За окном подул ветер, тополь засуетился листвою, из фрамуги потянуло неприятным запахом – где-то жгли траву. Юлька накинула на плечи полотенце, отметила, что выстирано оно изумительно – ни пятнышка, ни точечки. Очень мягкое.

– Знаешь, – проговорила она, – я лучше пойду.

Он спросил:

– Когда мы увидимся?

– Не знаю. Думаю… завтра.

Часть 6. Финал

– Мы не умеем жить, – замечал Эрнест.

После секса…