Эрнест Александрович обрадовался, заискрился глазами, протянул ладошку, что-то сказал. Мать гневно скосилась на предложенную длань, взмахнула рукой (подобным жестом палач заносит секиру). Затем, ни слова не говоря, выплюнула на асфальт папиросную гильзу, развернулась и ушла.
Бабушка отметила:
– Ты некрасиво куришь, Тася! – так она сказала. – Вот у меня была знакомая из Совнаркома…
Бабушка и внучка наблюдали за сценой из окна, синхронно повернули головы, когда хлопнула входная дверь – вернулась мать.
К слову сказать, наименование "Нурик" предложила именно Таисия Павловна: "Подходящее имя для дворника, не так ли? Дворниками теперь служат таджики… Эрнест Александрович – слишком длинно… пустопорожняя значимость при нулевом содержимом. Для кандидата архитектурных наук, быть может, хорошо, для дворника пафосно. Нурик – вполне сгодится".
Кличка прижилась. Прилипла, как дерьмо к подошве кроссовок.
От парадного до комнаты Эрнеста спускались четырнадцать ступеней. Юлька пролетела их не заметив, толкнула ногой дверь (не постучавшись). Вошла.
Комната… всякому посетителю открывалась комната большая, округлая и пустая, светлая до неожиданности: окно-фрамуга у самого потолка, в центре – стол. Вокруг стола можно было прокатиться на велосипеде (такое мелькало желание). На стене висел портрет Экзюпери… утверждённый чьим-то размашистым автографом.
Жизнь Эрнеста Александровича протекала по периметру комнаты. У стены (по левую руку) стояла кровать, рядом присутствовала книжная полка, гнездилось акустическое устройство, напоминающее патефон (но без иглы и без рукояти для её установления), стоял стул, рядом ещё один – о трёх ногах, однако с биографией (это читалось по внешнему виду), затем шкафчик непонятного наполнения. У окна, под фрамугой разместился рабочий стол. Здесь наблюдался лёгкий мужской беспорядок – следы жизнедеятельности. Банка из-под кильки (для точения карандашей), промасленная тряпочка, нож из слоновой кости (когда-то им разрезали книги), носовой платок.
Эрнест стоял у окна. Когда влетела Юлька, он обернулся, обрадовался и тут же, смутившись, отвёл глаза.
– У вас… у тебя нет крышек? – спросила она.
– Крышек?
– Крышек, для консервирования.
Она показала пантомиму, как закатывают банки. Он тряхнул головой.
– Быть может, есть кислота?
– Кислота?
– Лимонная кислота, – проговорила девушка. – От неё вьюшка делается прозрачной.
– Вьюшка? – в третий раз переспросил Эрнест и покраснел до самых ушей.
Впрочем, краснота его щёк не бросалась в глаза – их покрывала борода.
Тогда она рассмеялась:
– Так называют сироп. Когда варят варенье. В этом году огромное количество абрикосов, мы варим варенье… на даче. Хотите попробовать?
Юлька подошла. Вынула из рук Эрнеста книгу. Прочла название и автора – буквы и слова пролетели сквозь голову. Прочла название ещё раз, и опять не запомнила ни символа.
Зато подсознательно отметила мужской запах – облако, в которое она вступила.
…Мать объявила Нурику войну. Во (взрослых) разговорах с бабушкой возникло и стало мелькать слово "конфронтация", а также определения: "мерзавец" и "перебежчик". Бабушка протестовала, однако мать настаивала.
Что такое "конфронтация" Юлька не понимала, однако примечала последствия (конфронтации): мать бросала из окна едва прикуренные папиросы (окурки). Опускала (возвращаясь с работы) обёртки и фантики мимо урны: "Он плохо убирает территорию, – поясняла своё поведение. – Во дворе стало грязно! – Таисия Павловна нервничала. – Стало непролазно грязно, как в чащобе! Быть может, таким образом он обратит внимание на свои профессиональные обязанности. Должен же его кто-то… Он возьмётся у меня за ум!"
Стервозность жилички не беспокоила Мельцера; отлетала от него, словно с гуся вода. Дворник не протестовал и не беспокоился… и не жаловался, хотя знал (видел) кто именно мусорит. Убирался безропотно, напоминая робота.
Подала голос бабушка:
– В конечном итоге, Таис, это его жизнь, – возмутилась старушка. – Имеешь ли ты право вмешиваться?
– Имею! – зло откликнулась мать. – Ещё как имею! Мужчина обязан зарабатывать деньги. Приносить в пещеру мамонта! Иначе, ответь мне, для чего мужик необходим?
Бабушка не отвечала на вопрос, но лепетала:
– Какого мамонта? Что ты говоришь? Ты не в себе, Тася!
– Зарабатывать деньги, – мать невозможно было переубедить. – Содержать семью. Ходить на рынок, покупать сырое мясо, зелень и вино. Для этого мужчина предназначен Природой. Всё остальное должна делать женщина. Если мужик манкирует своими обязанностями он… он не мужик. Он – нурик.
…Мужской запах нельзя было считать приятным. В нём отсутствовала гармония (в парфюмерном смысле этого слова)… однако самый дисбаланс волновал. Взвинчивал.
Рядом со столом стоял высокий стул. Обычно такие устанавливают в барах, дабы посетитель не подгибал коленей, свободно усаживаясь вровень со стойкой.
Эрнест стоял полубоком, прятал глаза. Юлька развернула его за плечо:
– Что с тобой?
Рука опустилась вниз, легла на выступ в пределах его талии.
– Ничего, – выдохнул Эрнест. И не отвёл её руку.
Под тканью пульсировало нечто живое. Горячее, округлое, требующее выхода. Девушка прижала это "нечто" пальцами – Эрнест затрепетал.
– Опасную игру ты затеяла, – выговорил мужчина. – Ты ещё девочка, а я…
Действовать надлежало решительно. Без размышлений и без оценки последствий. Сломя голову. В омут.
Юлия расстегнула ширинку (на удачу, зиппер легко попался под пальцы) и увидела перед собой крупную, сизую, делённую перетяжкой надвое мужскую "луковицу".
– Послушай! – Эрнест Александрович сдавил её ладони. Сдавил сильно, почти больно. – Мы не должны этого делать. Ты будешь жалеть.
Юлия не слушала (не слышала) надвинулась попой на высокий стул, потянула "луковицу" к себе…
Часть 1. Конфронтация
Бумажки, окурки, мусор, распространение дезинформации (включая системную клевету). Таисия Павловна действовала последовательно и на всех фронтах; уничтожение Нурика стало её задачей.
В первое время Юлька поддерживала агрессию матери (с детским неосмысленным задором), затем… девчушка переросла. Достигла той стадии развития, когда нормальный ребёнок ставит под сомнения действия родителей. Отрицает отрицание.
Философия, оказывается, работает и в быту.
Кроме того, напоминая орешки в глубине фисташкового пломбира, проявлялись (постепенно) значащие подробности. Оказалось, что Эрнест Александрович и Таисия Павловна вместе учились. В одном университете и на одном факультете. Дружили.
Как-то вечером мать проговорилась: