Дежавю. День второй

– Он не мой. Мне самому интересно, что там написано.

– О'кей, я буду читать вслух.

Мальчик протянул брату свёрнутую в трубку машинопись. Тот развернул и принялся читать: сначала небрежно, слегка торопливо, но, чем дальше, тем с большим интересом. Мальчик взглянул в окно: за лёгкой тюлевой занавесью плыла в разрывах туч желтоватая луна. Сорвавшийся с цепи северный ветер метался меж домов, завывая и терзая клыками тонкую жесть подоконников. Тучи неслись всё быстрее и быстрее, подгоняемые страхом, луна мелькала в разрывах уже с какой-то кинематографической скоростью. Казалось, весь мир за окном скользит куда-то под откос…

14. Духан-трава

«Что поделаешь, зима», – подумал Властелин вод, Потрясатель Вселенной, Великий хан монголов, сын Есугэй-багатура из рода Борджигин, кутаясь в тёплый, с меховым подбоем плащ. С северо-востока дул холодный ветер, именуемый в здешних местах «сухой кут», в отличие от «гнилого кута», задувавшего с северо-запада. Хотя снега ещё не было, чувствовалось, что вот-вот и пойдёт. Природа словно притихла. Сизые облака вытянуло в длинные ленты, из-за чего небо казалось похожим на пашню. Великий хан вобрал полной грудью (так, что раздались в стороны стальные пластины зерцала) холодный воздух. Он знал этот запах: горько-сладкий, щиплющий, надломленный запах духан-травы – жёсткой, как проволока, злой, сорной травы, которую даже скотина не ела из-за жгучего сока внутри и лишь шаманы изредка развешивали в юртах, чтобы отгонять болезни.

Великий хан взглянул на противоположный берег реки. С высокого холма, на котором он стоял, открывался великолепный обзор: город был виден, как на ладони. Белели одноэтажные и двухэтажные дома среди тонкого кружева обнажённых ветвей, желтели массивные оборонительные стены, голубели купола мечетей. Великий хан взглянул на город, как хозяин на выбранного к обеду барана… почти любуясь…

Войсковая колонна сильно растянулась вдоль дороги: её голова уже достигла пологого берега реки, а хвост едва показался из-за оплывшего от времени кургана на востоке. Отчётливо доносились редкие выкрики, лошадиное ржание и скрип многочисленных повозок. Плотный поток потных, усталых людей, понурых лошадей, осадных орудий мерно месил плодородную грязь оазиса.

Солнце приметно клонилось к закату. Изломанные полосы тумана, словно позёмка, стлались по струящейся, мускулистой глади реки. Там, где непрерывный поток войск вливался в озерцо бивачных костров, виднелся небольшой, буквально в три доски, причал, но лодок, которые могли бы оправдать его существование, нигде не было видно.

Внезапно налетевший порыв холодного ветра согнал туман. Великий хан плотнее запахнул меховой плащ и перевёл взгляд ниже. Разведывательный отряд в десять всадников направлялся через прибрежные заросли к холму. Седовласый, но ещё крепкий на вид старик в каком-то рубище бежал, то и дело спотыкаясь, за лошадью одного из нукеров: руки пленника были стянуты длинным кожаным ремнём, притороченным другим концом к седлу.

Нукер молодцевато осадил лошадь. Выпрыгнув из седла и взбежав по склону холма, он кратко доложил, что выше по течению есть удобный брод.

Великий хан никак не отреагировал на слова нукера. Казалось, он глубоко задумался. Он всё ещё ощущал в сердце горчащий запах духан-травы.

Смущённый его молчанием молодой нукер продолжал уже не столь уверенно:

– Этот старик прятался в прибрежных кустах. С ним был ещё мальчишка, но мы его упустили.

Великий хан взглянул на стоявшего перед ним воина и тот невольно поёжился.

– Вы не смогли поймать мальчишку?

– Он бросился в реку. Вода холодная, мальчишка наверняка погиб.

– Ваше дело – исполнять приказы, а не рассуждать.

Нукер потупил взор, ожидая наказания, но Великий хан уже смотрел за его спину – туда, где вздрагивал от порывов холодного ветра связанный старик.

– Развяжите его. И подведите поближе.

Пленника освободили от пут, после чего тычками в спину подтолкнули к вершине холма.

– Покажи руки, – приказал хан.

Старик будто не слышал его.

– Советую тебе не испытывать моё терпение.

Но старик по-прежнему стоял неподвижно, словно происходящее его не касалось.

«Либо дурак, либо наглец», – подумал Великий хан.

Подчиняясь безмолвному приказу, нукеры силой вывернули пленному руки ладонями вверх.

– У тебя нежная белая кожа, – произнёс хан, намеренно смягчая свой властный от природы голос. – Значит ты не земледелец, не ремесленник, не скотовод, не воин… Единственная мозоль у тебя на безымянном пальце… Ты писарь?

Старик не ответил. Солнце уже коснулось холмов. Великий хан чувствовал, что теряет время.

– Почему не хочешь говорить со мной? Ты боишься меня?

Похожий на кашель смех заставил нукеров слегка вздрогнуть.

– Я сказал что-то смешное? – спросил Великий хан.

– Ты сказал глупость, – ответил, всё ещё улыбаясь, старик.

– Многие люди бояться меня, и я не считаю, что это глупо.

– Ты прекрасно видишь, что я тебя не боюсь, а спросил так, желая уязвить моё самолюбие. Это глупо.

– Но если не боишься, тогда почему не хочешь говорить со мной?

– Нам не о чем говорить.

– Двум умным людям всегда есть о чём поговорить.

– Между врагами не может быть дружеской беседы. Только кровь.

– Я не собираюсь тебя убивать, – соврал Великий хан.

– Тебе придётся это сделать.

– Отчего же?

– Я ненавижу тебя и твою Орду. Это мусор, поднятый с земли и гонимый слепым ветром. Будь у меня сейчас оружие, я, не задумываясь, убил бы тебя.

«Умён», – подумал Великий хан. – «И нагл. Его речь обличает человека учёного, хотя одет он как простолюдин. Этот старик намеренно уводит разговор от чего-то… важного».

Старик тем временем, сгорбившись, растирал занемевшие запястья и это занятие, казалось, занимало его куда больше, нежели беседа.

– Ты глуп, как все умные люди, – произнёс Великий хан вслух. – Глупо ненавидеть Орду. Это всё равно, что ненавидеть вторник или северный ветер. Государство не может существовать без насилия, иначе общество погибнет в бессмысленной войне всех против всех. Государство – это щит против дикости, и гораздо целесообразнее, чтобы этим щитом была сильная единая Орда, нежели скопище разрозненных, вечно враждующих между собой мелких ханств… И вовсе уж глупо было бы убивать меня. Это ничего не изменит: моё место займёт другой человек, который будет делать то же, что и я. Незаменимых людей нет. Ибо Орда подымает ханов на белой кошме, и хан всемогущ лишь до тех пор, пока направляет Орду туда, куда ей хочется. Орда непобедима, потому что она единый поток, воодушевлённый единым порывом. Падёт один вождь, подымут из степной пыли нового…

– Вода камень точит. Рано или поздно подымать станет некого.

– Это всё равно, что вычерпать по капле море… или растащить по песчинке пустыню.

– Один кирпич, выбитый из основания, рушит порой всё здание, каким бы огромным и крепким оно ни было. Если есть хоть один шанс, стоит попытаться.

Великий хан внезапно вскинул голову и слегка втянул щёки: казалось, какая-то неожиданная мысль поразила его тотчас, но он не хотел её обнаруживать прежде времени.

– Ради чего? – произнёс он медленно. – Ради чего рушить то, что возводилось веками – кровью и потом миллионов людей?