За любые деньги…

Люди рванулись в дилижанс как кролики в клетку, вдруг увидевшие лисицу. Голубоглазую «фею» грубо толкнули в спину, и она потеряла сначала тетушкин чепчик, а потом и накидку. Алан поддержал девушку за локоть, когда проход освободился, помог ей войти в салон, но сам остался снаружи.

– А вы?.. – девушка оглянулась. В ее прозрачных, почти обесцветившихся глазах не было ничего кроме ужаса.

Алан картинно поднял руку и белозубо улыбнулся:

– Счастливого пути, мисс.

Он захлопнул дверь и окликнул возницу:

– Одолжи мне свой винчестер, брат. Вам все равно не уйти от погони, если кто-нибудь немного не придержит банду.

Возница повернулся всем телом, словно у него свело судорогой шею, и Алан увидел круглые, как у совы глаза. Винтовку ему подал не бородач, а мулат.

– У нас только восемь патронов, сэр, – хрипло сказал он. – Винчестер отлично пристрелян и есть еще это… – он вытащил из-за своего пояса старомодный кольт. – Тут еще шесть пуль.

Алан взял оружие и, не поблагодарив, махнул рукой вперед:

– Давай!.. Давай, быстрее.

Лошади рванули с места, и на какое-то мгновение Алан увидел бледное лицо юной красавицы-«феи».

«Живи, глупенькая», – не теряя улыбки, пожелал девушке Алан.

Всадники уже достигли моста. Алан осмотрелся по сторонам и выбрал более-менее удобную позицию – справа, за небольшим валуном. Уже устроившись за ним, Алан понял, что сектор обстрела дороги довольно узкий, а, кроме того, если его начнут обходить со стороны вершины, ему придется встать на колени, чтобы хорошо прицелиться.

«Черт с ними, – решил Алан. – Все равно это не надолго. В крайнем случае, можно отползти чуть назад за другой камень».

Он проверил оружие и удивился тому, что не думает о смерти. Он думал только об одном – ему нужно продержаться как можно дольше и не попасть в руки бандитов живым.

«Уж не герой ли я?.. – подумал Алан и тут же решил: – Да какой там, к чертям, герой. Я то и дело посматриваю в сторону реки и прикидываю, смогу ли я добежать до обрыва, когда у меня кончатся патроны. Твой брат никогда не был героем, Майкл. Скорее подонком, который всегда заранее рассчитывал пути отхода…»

Первыми тремя выстрелами из винчестера Алан снял переднего всадника и свалил двух лошадей, давая понять ребятам Меллори, что они имеют дело не с простачком. Бандиты спешились, но прежде чем смогли отвести лошадей, Алан ранил одного из них и убил третью лошадь.

«А вообще-то это глупо, – решил Алан, – нужно стрелять либо по людям, либо по лошадям. Без лошадей эти подонки не смогут догнать дилижанс, хотя, было лучше, если бы его вообще некому было догонять…»

Его валун накрыл ливень пуль. Алан отложил винчестер и взял кольт. Его уже наверняка обходили, при чем явно торопливо, боясь упустить дилижанс.

Алан привстал и выпустил пару пуль направо. Первая пуля ушла в сторону огромного желтоватого валуна, вторая – в сторону сгорбленной фигурки. Бандиты открыли ответный огонь, и Алана обдало каменной крошкой от рикошетирующих пуль. Больше всего досталось лбу.

«Хоть в глаза не попало», – он вытер кровь и мельком взглянул на вдруг онемевшую левую руку. Чуть ниже локтя, на ткани куртки, рядом с черной точкой, выступила темная кровь.

Алан отползал назад, когда одна пуля задела ему левую ступню, а вторая – скользнула по ребрам. Он сунул кольт за пазуху и взялся за винчестер. Бандиты уже поняли, что он один и смело бросились вперед.

«Вы слишком спешите, ребятки», – Алан выстрелил дважды и ни разу не промахнулся.

Бандиты снова залегли. Они проклинали своего главаря и, судя по их тону, эти угрозы не были лишены основания. Другой, хриплый и властный голос, посоветовал им заткнуться.

– Слушай, парень! – крикнул этот же грубый голос Алану. – У тебя что, жена в этом чертовом дилижансе? Тогда скажи нам, кто она и мы ее не тронем.

Кто-то рассмеялся, но смех перебили проклятия раненных.

– Что молчишь? – голос впереди грязно выругался. – Ты ведь все равно покойник. Сделай доброе дело, спаси свою жену.

«Да пошел ты, добряк!..» – подумал Алан.

Он вдруг вспомнил, как восемь лет назад убил человека. Банда Ховарда Уэсли не отличалась кровожадностью во время грабежей. Алан всегда честно палил из кольта во время погони за дилижансом или осады фермерского дома, часто попросту не видя цели. Но когда погоня или осада кончалась, ребята Уэсли не трогали пленных, ограничиваясь зуботычинами и обыском карманов и баулов. Восемь лет назад, возле опрокинувшегося на дороге в Соуквилл дилижанса, Алан убил человека из простого интереса. Это был пожилой джентльмен с полным, потным, перепуганным лицом. Он стоял спиной к заканчивающему свое вращение колесу, и его рука медленно тянулась к кобуре с кольтом. Алан смотрел на руку старика и понимал, что это было чисто механическое движение, возможно, старик не понимал сам, что он делает. Его легко остановил бы окрик, а можно было сделать три быстрых шага вперед и ударить по дрожащей руке. Но Алан ждал… Какой-то острый, темный и болезненный интерес заставил его замереть и сжал как пружину. Алан понимал, что сейчас – через пару секунд – он убьет человека, но совсем не боялся этого.

«Сто процентная ставка на выигрыш, – подумал тогда он. – И первый ход делаю все-таки не я».

Уже теперь, вдруг вспомнив об этом случае, Алан болезненно поморщился и почувствовал тошноту. Он поднял голову к небу и спросил: «Говорят, что Ты тоже добрый… Но почему тогда Ты меня не остановил?»

– Эй, парень, ты, что там уснул?– снова донеслось снизу. – Решай быстрее.

«Решай… Все я должен решать, все я!» – Алан натянуто улыбнулся.

Он осмотрелся по сторонам.

«Сейчас эти ребята наверняка ползут справа», – Алан уже начинал чувствовать потерю крови, руки заметно ослабели.

Он отложил винтовку, и рукоятка кольта вдруг показалась ему очень скользкой и огромной. Но в винчестере оставался только один патрон, стрелять из него он уже не мог, а в кольте было еще четыре. Алан привстал на локте и, не видя цели, стал стрелять направо, с заметным усилием преодолевая сопротивление курка кольта. Кто-то закричал от боли и бандиты ответили ураганным огнем. Одна пуля попала Алану в грудь и две – в живот. Он снова не почувствовал боли, а просто пришла огромная слабость. Алану показалось, что он бесконечно долго падает на спину, а небо летело куда-то в бездну вслед за ним.

Пришла темнота. Алан видел, как она окружает его со всех сторон, и он засмеялся. Ведь темнота была совсем не страшной, потому что внутри него вдруг ожило совсем другое чувство – светлая и радостная жалость. Она заслонила собой все и темнота растворилась в ней.

«Свободен, – подумал Алан. – Теперь я свободен от любой правды, Майкл…»

Да, он действительно был свободен. Он мог бы вспомнить о последнем ограблении дилижанса возле Форт-Стоктона, Ховарде Уэсли и его золоте, которое, в сущности, и привело его на эту дорогу, но – странно! – он не сделал этого. Жалость внутри него, жалость к матери маленького мальчика Мэри Джексон, жалость к брату Майклу и старику возле опрокинувшегося дилижанса, вдруг стала настолько огромной и сильной, что приподняла его с земли и окутала теплотой.

«Что и кому я только что доказал? – успел спросить Алан. – У кого я выиграл и кому проиграл в этой проклятой правде жизни?»

Ответа не было. Именно это молчание и успокоило Алана.