Уймись, конопатая!

– Да, и попрошу тебя, – она схватила девушку за локоть, притянув к себе, выдохнула ей в ухо: – О том, что здесь произошло, никто не должен знать! Удержишь язык за зубами – я в долгу не останусь.

– Обещаю… Могила…

Поднимаясь в лифте, Вика мучительно соображала – что ее удивило в ответе медсестры. Когда лифт остановился, вспомнила: в ее минутной «бредовой галлюцинации» фамилия Квадрата в халате, который был как две капли воды похож на Заривчацкого, почему-то звучала Могильников…

Одетая секретарша, столкнувшись с ней на выходе из кабинета, вскинула брови:

– Виктория Юрьевна?! Так вы еще здесь? До вас сегодня невозможно дозвониться… Что-то случилось?

– Я знаю, Зоя… Сегодня у меня сумасшедший день. Форс-мажор. Иди, я отпускаю тебя… Завтра все доделаем, если что…

Оставшись одна в кабинете, Вика закрылась изнутри, прошла в «чайную комнату», как она называла небольшой закуток, предназначенный для отдыха руководителя, открыла там холодильник, достала бутылку армянского коньяка, взяла плитку горького шоколада.

Когда огонь побежал по пищеводу, как по бикфордову шнуру, она вспомнила, что ей надо сделать безотлагательно. Из хаоса мыслей, бурлившего в ее голове, на поверхность вынырнула одна – Эдичка!

Сотовый бывшего не отвечал. Услышав в третий раз «абонент не отвечает», Вика вернулась в кабинет. В кармане плаща она обнаружила ключи от его «мазды» – так и не вернула после дневной поездки в отделение полиции. Сейчас ее путь лежал туда же.

Да, коньячок выпила… Шоколадкой заела. Но ведь форс-мажор! Обстоятельства! С ней за день столько всего приключилось… Имеет право! Ее должны понять!

– Что, простите?

Старичок с тростью остановился неподалеку от нее на стоянке и прислушался. Тут она поняла, что рассуждает вслух, привлекая в сумерках внимание прохожих. И это тоже ей простительно!

– Извините, это я о своем. Не обращайте внимания!

Лихо вписавшись в поток вечерних машин, она вспомнила про разговор с сыном. Интересно, родила уже Оксана или нет? Стала она, наконец, бабушкой или…

Антон должен непременно позвонить. Сообщить радостную новость. Нет, она первой звонить не будет… Ни к чему форсировать, нервировать парня лишний раз.

После сложного перекрестка мысли сменили направление. Что за чертовщина ей привиделась за ту пару минут, что она валялась в обмороке!

Какие еще выкрутасы ее подсознание способно выкинуть?

Эдуарда она случайно обнаружила на небольшой скамейке в детском городке за квартал до отделения полиции. Бывший муж сидел, уставившись в одну точку, никак не отреагировав на ее появление. Сигарета в углу рта давно потухла, но он этого не замечал.

– Ты знаешь, я, наверное, уйду из медицины, – пробормотал он, когда Вика уселась рядом. – Нельзя мне быть врачом.

– С чего такой вывод? – удивленно поинтересовалась она.

– Я сегодня дважды ее хотел убить. Реально! И убил бы, если…

Он вдруг осекся, выплюнул потухшую сигарету, достал из кармана пачку, зажигалку, снова закурил. Затянувшись, принялся раскачиваться взад-вперед.

– Говори ты толком, – заворчала Вика, легонько двинув его локтем, чувствуя, что, кажется, знает ответ. – Кого ты хотел убить?

– Эту… прооперированную… Андрющенко… И так бы убил, что все списали на тяжесть полученных травм. Ни одна бы экспертиза не доказала. И твой Заривчацкий сел бы надолго… за убийство!

Вика почувствовала, как между лопаток крадется по телу неприятный холодок, словно, как в детстве, ей за шиворот попали снежком.

– Ты поэтому мне соврал про ее беременность, про выкидыш…

Эдуард повернул к ней лицо. В глазах были слезы.

– Вот видишь, – криво усмехнувшись, он уронил пепел с сигареты себе на брюки, – ты все понимаешь.

– Ничего я не понимаю! – Вика вскочила и принялась ходить взад-вперед перед бывшим мужем. – Как ты оказался в полиции? Тебя видел Антон. Тебя вели… под белы рученьки.

– А что мне было еще делать? У меня крыша поехала, я бы ее убил… Особенно после твоего гомерического хохота. Чтобы меня как-то остановили, я пошел в полицию. В самый последний момент решился. Потребовал, чтобы дали поговорить с этим твоим… Шум поднял… Ты знаешь, это я умею. Ничего не вышло. Думал, упакуют хотя бы на пятнадцать – даже на сутки не упаковали. Так, пальчиком погрозили, дескать, ай-яй, нехорошо! Вот, сижу теперь, думаю, что дальше…

Интересно, конопатая, на какие еще фокусы способны мужикиради тебя? Один избивает до полусмерти ту, с которой ты его застукала. Другой устраивает дебош в отделении полиции, чтобы его посадили. Что ждет впереди? При этом на тебя выливается по ушату вранья как с той, так и с другой стороны. Один пытается как-то оправдать свою жестокость, хотя, кроме своей неуемной похоти, там ее оправдывать нечем. Другой во что бы то ни стало хочет представить соперника такой сволочью, что ты даже и смотреть в его сторону не будешь. Хотя тот и так сволочь… Хотя… они оба сволочи…

Не кажется ли тебе, конопатая, что пора прекращать этот дешевый затянувшийся спектакль?! Не пора ли заставить всех играть по твоим правилам! Пока ты лишь расхлебываешь последствия, развязываешь завязанные кем-то узлы. Так можно до бесконечности…

– Вот что, Эдичка! Я тебе запрещаю приближаться к больной Андрющенко ближе, чем на десять метров. Сейчас ты ей уже ничего не сможешь сделать, так как она идет на поправку. И любое ухудшение в ее самочувствии будет выглядеть крайне подозрительным.

– Да? Очень интересно, – он выбросил окурок, быстро вскочил и сграбастал ее в охапку. – Это если я тебя сейчас отпущу и ты… по-прежнему будешь исполнять обязанности главврача. А если я тебя упрячу куда-нибудь и ты не сможешь выйти на свет божий… В подвал, например…

– Ты что, маньяк?

– Почему бы и нет? После того, что случилось…

Вику обдало табаком. И это, пожалуй, было единственным отличием теперешней ситуации от той, которая произошла в ординаторской пару часов назад. В остальном – все то же самое, те же сцепившиеся руки на пояснице, те же противные и неумелые попытки ее поцеловать.

До чего же скучен мир!

Нет, сейчас хохотать она не будет. Изловчившись, резко заехала коленом бывшему мужу в пах, вложив в удар всю обиду и злость последних часов. Эдуард резко выдохнул: «Кхо!», отпустил ее, присел на корточки и заскулил по-щенячьи.

– У тебя вот-вот на свет внук появится, – бросила она ему. – А ты никак не можешь смириться, что от тебя жена ушла. Не будь дерьмом, Красильников! Ты все-таки мой заместитель.

– Браво! Я уже хотел вмешаться, но… вы сами справились.

В тишине раздались скудные аплодисменты. Вика разглядела в свете фонаря приближающуюся квадратную фигуру. Голос один в один напоминал голос Стаса, и фигура, и манеры… Но что-то мешало ей окончательно в приближающемся типе признать своего любовника.

Ситуация снова напоминала дежавю.

Где-то она уже видела этот силуэт. Только в прошлый раз он был обтянут халатом не по размеру, а теперь на нем аккуратно сидел полицейский китель, на голове красовалась фуражка. Однако это один и тот же человек, в этом она была уверена.

В прошлый раз она его спутала со Стасом, теперь она не повторит этой ошибки. Черт, как же его фамилия?

– Могильников моя фамилия, – словно подслушав ее мысли, отрапортовал подошедший. – Глебом Аркадьевичем кличут. Я старший оперуполномоченный ГорУВД…

Она вспомнила, что решила играть во всем на опережение. Раз решила – надо исполнять!

– Хотите, я догадаюсь, откуда вы сейчас возвращаетесь?

– Интересно, и откуда же? – опешил уполномоченный.

– Из второй городской больницы после разговора с пострадавшей Андрющенко. Девушка идет на поправку, не правда ли?