Каллиграфия убийства

– Да. И я оказалась права. Хотя все три убийства различаются по почерку и совершены в разных районах Москвы, их объединяло одно, а вернее, целых три нюанса. Первый – подражание одному из серийных убийц конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого столетия. Второй нюанс – все жертвы были не случайны, а тщательно подобраны так, чтобы максимально и по внешности, и по социальному статусу походить на жертвы советских маньяков. И третий – убийства происходили не в местах нахождения трупов и не имели никаких следов, которые бы могли указать на личность убийцы.

– А не мог убийца быть кем-то, кто раньше работал в уголовном отделе или был еще как-то связан с государственными органами правопорядка и правосудия? – спросил Лев Иванович.

– Не обязательно, – вздохнула Елена. – Сегодня в интернете можно найти все подробности, включая и фотографии, – она махнула рукой на фото на доске, – жертв серийных убийц.

– Но ведь по какому-то принципу он выбирал, кому будет подражать? Вот вы каким принципом руководствовались, когда искали нужные убийства?

– Я, в принципе, ничем таким особенным не руководствовалась. Вернее, я запросила все незаконченные за последние два года дела, в которых бы фигурировали убийства без явных следов и улик и эти убийства были бы совершены не в том месте, где были найдены тела.

– Думаю, что вам пришлось попотеть, выискивая те, что подошли бы под описание убийств Кузнецова и Цюмана, – усмехнулся Крячко. – Таких убийств в год случается явно не одно. Я имею в виду убийства, которые совершены не на месте нахождения трупов.

– Я четко оговаривала в своих запросах, что мне не нужны убийства, в которых тела были бы найдены в воде или после сильных дождей, – добавила Елена. – Насколько я знаю, все громкие серийные преступления в советский период не были совершены у воды и убийцы не сбрасывали своих жертв в реку. Да, вода смывает все улики. Но мне нужны были такие тела, где убийца сам смывал все улики. И таких дел в Москве и Подмосковье набралось восемь за два года.

– Из восьми вы выбрали только два. Почему?

– В остальных шести не были соблюдены все три условия, – пояснила Елена. – Вернее, не было одного, самого главного условия…

– Они не были подражательными, – закончил за нее Лев Иванович и встал. – Что ж, Елена Витальевна, убедили. И мне… Апчхи! – вдруг громко чихнул Гуров и выругался: – Чтоб тебя! Проклятая простуда. Извините.

– Будьте здоровы, – улыбнувшись, пожелала девушка и добавила: – А я вас помню, Лев Иванович.

Гуров молча и удивленно посмотрел на нее, ожидая пояснения.

– Вас как-то приглашал к нам на лекцию наш ректор – Ревякин Сергей Владимирович. Я еще тогда на первом курсе училась.

– Да? Не помню. И что я там рассказывал?

– Много всего. Мы тогда еще только знакомились со своей будущей профессией, и вы отвечали на наши вопросы относительно того, как вести себя с подозреваемыми и со свидетелями, как лучше их разговорить, какое поведение выбрать и какие вопросы задавать, чтобы человек раскрылся.

– Не помню, если честно, – смутился Лев Иванович. – Наверное, так и было, раз вы помните. Просто меня почти каждый год куда-нибудь приглашают к студентам. Так что… – он развел руками.

– Так значит, вы, Лев Иванович и Станислав Васильевич, беретесь за это дело? – Арцыбашев встал и довольный посмотрел на сыщиков и на Сухову. – Тогда я уверенно оставляю Елену Витальевну на ваше попечение, а сам удаляюсь. Меня ждут неотложные, хотя и временно отложенные мной, дела. – Он протянул руку для прощания.

– Я думал, что мы… – растерянно проговорил Гуров, пожимая ему руку и поглядывая на студентку.

– Нет-нет, Елена Витальевна по праву должна участвовать в этом деле. Ведь именно она нашла сходство в трех, казалось бы, совершенно разных убийствах и соединила их в одно дело. Девушке нужна практика. А где, как не у вас, она получит должное внимание к своим талантам? Молодежь, Лев Иванович, нуждается в нашей поддержке. Тем более талантливая молодежь, – скороговоркой говорил Илья Иванович, задом отступая к двери. – Вы ведь не станете возражать, что Елена Витальевна – весьма перспективная кандидатура для работы в уголовном розыске?

– Да, наверное, – растерянно ответил Гуров и покосился на Крячко.

Тот стоял с невозмутимым видом и кивал. Но Лев Иванович-то видел, что в глазах его напарника скачут веселые бесенята. Станиславу явно понравилась идея понянчиться (читай поработать) с симпатичной и, Лев Иванович должен был честно себе признаться, неглупой студенткой.

2

Лев Иванович насупился, хмыкнул что-то неопределенное себе под нос и решительным шагом направился к двери, никому не говоря ни слова. И только выйдя за двери кабинета, позвал Крячко:

– Станислав, пойдем, поможешь мне.

Крячко в недоумении пожал плечами и, не ответив на вопросительный взгляд Елены, тоже вышел. Не было их минут пять, а потом они вошли и внесли в кабинет массивный стол, который еле протиснули в дверной проем. Стол поставили посредине кабинета. Все так же молча и не глядя на студентку, Гуров расставил вокруг стола три стула и только после этого поднял глаза на Елену.

– Что стоим? – спросил он. – Раз уж у нас тут неожиданно собралась целая оперативная группа, то нужно работать с комфортом. Я так понимаю, основные материалы на все три убийства с участием подражателя у вас в папке. Вы так нежно ее прижимали к груди, когда вошли! Я так понял, что там и находятся все копии нужных нам для расследования документов. Правильно?

Елена кивнула и едва заметно улыбнулась. При этом взгляд ее был направлен не на Гурова, а куда-то мимо него. Лев Иванович невольно оглянулся, но никого за спиной у себя не обнаружил и решил, что у девушки просто такая особенность – не встречаться взглядом с собеседником. Ну или не особенность. «Фобия?» – мелькнула мысль, но Гуров ее тут же отогнал. Елена не очень-то походила на девушку с фобиями. Держалась она в незнакомом ей кабинете спокойно, уверенно и ничуть не смущаясь двух взрослых мужиков.

Елена переложила папку со стола Гурова на стол, который принесли сыщики, и достала из нее еще одну папку, набитую прозрачными файликами, в которых лежали копии разных документов.

– Это материалы по делу об убийстве сантехника Чалкина Михаила Геннадьевича, пятидесяти лет, – пояснила она.

– Это тот самый скрытый гомосексуалист, похожий на Вилкина? – уточнил Крячко.

– Да, это первая жертва Каллиграфа, – подтвердила Елена.

– Кого? – не понял Лев Иванович и удивленно посмотрел на девушку.

– Ну, – смутилась она, – надо же нам как-то его называть, пока мы не знаем, кто он. Просто Илья Иванович назвал почерк его убийств каллиграфическим, а его самого… – тихо добавила она.

– А мне нравится, – заявил Станислав бодрым голосом. – Звучит, во всяком случае, лучше, чем Чикатило или просто маньяк-подражатель.

– Хм, что же, пусть будет Каллиграф, – хмыкнул Гуров. – А насчет его почерка мы еще посмотрим, настолько ли он идеален, что не подкопаться. Так, что там у нас с первой жертвой? Елена, вы уже изучили все эти дела, вам и карты, как говорится, в руки. Рассказывайте подробно и по порядку. А мы со Станиславом Васильевичем будем на ус мотать. Кстати, о картах.

Лев Иванович подошел к своему столу, что-то некоторое время искал в его недрах, а потом с восклицанием: «Ах, да вот же она», достал дорожную карту Москвы и Подмосковья. Карта была водружена им на доску, на сторону, свободную от копий фотографий, и накрепко прикреплена магнитами со всех сторон.

– Вот, – Гуров отошел и на расстоянии полюбовался делом своих рук, – теперь можно начинать наше первое оперативное совещание.

Елена достала из одного из файлов несколько листочков и, не глядя в них, стала рассказывать:

– Как я уже сказала, первой жертвой Каллиграфа…

– А почему вы считаете, что это была первая жертва? – прервал ее Лев Иванович. – Может, она была уже десятой жертвой, просто мы о других еще не знаем.

Елена смутилась, нахмурилась, а потом честно призналась:

– Да, я как-то не подумала об этом. Сразу стала изучать дела с убийствами, которые по времени произошли позже убийства Чалкина. Это мое упущение, – виновато опустила она голову.

– Ладно, ничего страшного, – успокоил девушку Гуров. – Пока не доказано обратное, будем считать это убийство первым. Станислав, давай-ка сделай пометочку. Надо будет проверить информацию о подобных убийствах в Москве и Подмосковье, скажем, за последние… ну, допустим, года три до убийства этого Чалкина-Вилкина. Надо же, – покачал он головой, – даже фамилии звучат почти одинаково. Елена, простите, что перебил, но и впредь буду перебивать, задавать всякие вопросы и уточнять прочие рабочие моменты.

– Ничего, все правильно, – серьезно отозвалась девушка. – Я понимаю, что методы работы у всех свои.

– Вот именно! – Крячко многозначительно поднял указательный палец и пошутил: – Московские Шерлоки Холмсы совершенно отличаются от лондонских сыщиков методикой поиска разных там профессоров Мориарти.

Елена улыбнулась и украдкой бросила взгляд на Гурова.

– Давайте к делу, – нахмурился Лев Иванович и снова неожиданно чихнул. – Извиняюсь, – прогундосил он.

– Чалкин Михаил Геннадьевич, пятидесяти лет, проживал на улице Окской неподалеку от храма Андрея Боголюбского. Пропал в июле позапрошлого года неподалеку от дома. Во всяком случае, его мобильный телефон был обнаружен в соседнем с его домом дворе. Его тело с первыми признаками трупного окоченения было найдено через два дня после того, как он не пришел домой ночевать. Что, со слов его жены, было уже не раз. Я имею в виду ночевки Чалкина вне дома. Поэтому сразу она его не хватилась.

– Постойте, – прервал ее Гуров. – Выходит, что жена знала о… о наклонностях своего мужа ходить налево…

– Да, – спокойно ответила Елена. – Оперативник, который вел дело Чалкина, разговаривал с ней и выяснил, что Михаил Геннадьевич стал открыто позиционировать свою нетрадиционную ориентацию примерно лет пять назад. Ну как открыто? Имеется в виду, что он не стал скрывать это от своей жены. Но его коллеги, друзья семьи, родственники и дети Михаила Геннадьевича, правда, об этом не знали. Женщина стыдилась рассказывать им такие подробности.