Каллиграфия убийства

Он кивнул девушке, давая ей сигнал продолжать.

– Кузнецов Олег Владимирович, родился в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. И тоже в Балашихе…

– Прямо рассадник маньяков эта Балашиха, – недоуменно покачал головой Крячко. – Ох, извините, что перебил.

– Ничего страшного, – кивнула в ответ на извинения Елена и продолжила: – Как и Ряховский, он начинал с нападения на девушек и их изнасилования. После того как одна из жертв заявила на него в милицию, он решил не оставлять свои жертвы в живых и начал убивать. В отличие от Ряховского Кузнецов преследовал и еще одну цель – грабеж. Хотя брал он вещи жертв не столько для личной наживы, сколько просто из… из любви к искусству ограбления, скажем так, – нашла подходящее сравнение Елена.

– Что отличало Кузнецова от Ряховского? – решил уточнить Лев Иванович. – Известно, что у каждого убийцы, а тем более серийного, со временем вырабатывается свой почерк.

– Да, это так. Первые свои убийства Ряховский совершал отверткой, и только убив жертву, он вступал с ней в сексуальную связь. Вещи и драгоценности жертв его не интересовали. Кузнецов же сначала насиловал, а потом убивал свои жертвы. И если Ряховского в свое время судили, то Кузнецов избежал наказания за изнасилование и бежал из Балашихи на Украину. Первые осмысленные убийства, то есть убийства, совершенные намеренно, он совершил именно в Киеве. Особенностью его почерка стало выкалывание глаз жертве.

– Ага, – вдруг оживился Станислав Крячко. – Я теперь вспомнил этого Кузнецова! Он потом вернулся в Москву и продолжил насиловать и убивать. А когда его поймали, сказал, что выкалывал глаза жертвам, потому что боялся, что на сетчатке глаз умерших женщин осталось его изображение и это поможет милиции его быстро поймать. Дурацкое объяснение. И с чего он взял, что остается какое-то изображение?

– Да, именно выколотые глаза и стали визитной карточкой Кузнецова, – согласно кивнула Елена. – А насчет того, откуда он взял, что его могут поймать по застывшему в глазах жертвы изображению… Он просто был весьма впечатлительным, но не очень умным человеком и, посмотрев фильм про Шерлока Холмса, решил, что теория, о которой говорилось в фильме, реальна.

– Ах, так это та самая теория, когда якобы в глазах убитых или умерших людей сохраняется изображение последнего, что видел умирающий! Глупости все это и байки для простачков, – махнул рукой Крячко.

– Как бы там ни было, а Кузнецов попался на эту байку, – улыбнулась Елена, и улыбка у нее, как отметил Лев Иванович, была просто очаровательной.

– Если судить по обеим фотографиям, то эти два убийства также идентичны, – привлек внимание сыщиков Арцыбашев. – Елена, скажите…

– Да. Убийство подражателя в точности копирует первое, спонтанное убийство Кузнецова, совершенное им в тысяча девятьсот девяносто первом году, когда он работал водителем на грузовике, – проститутки, которую он подобрал голосующей у дороги. Причем того, что она проститутка, он не знал, а когда жрица любви потребовала от него плату за утехи, то взбеленился и, вытащив раздетую женщину из машины, привязал ее к дереву в каком-то перелеске неподалеку от дороги, ведущей к поселку Купавна. А потом просто забил монтировкой. По всей видимости, его вдохновило, что в тот раз его не поймали, и он утвердился в мысли, что нужно убивать жертвы изнасилования.

– А как же насчет визитной карточки – выколотых глаз? – поинтересовался Крячко. – Разве Кузнецов и в первом случае выколол женщине глаза?

– Нет, – покачала головой Елена и опустила взгляд. – Кузнецов в первом случае не выкалывал глаза. Убийство было совершено им в состоянии аффекта, гнева. Но вот подражатель, копируя это убийство, – она показала на фото, – позаботился о подсказке и выколол глаза девушке-проститутке, которую убил так же, как и Кузнецов, – забив монтировкой.

– А второе убийство так называемого подражателя вы тоже случайно обнаружили? – внезапно спросил Гуров и внимательно, чуть склонив голову набок, посмотрел на студентку.

– Нет, Лев Иванович, не случайно, – снова быстро посмотрев на него и так же быстро опустив глаза, ответила Елена. – Но давайте я все расскажу по порядку.

– Хорошо, – согласился Гуров. – Кто там из маньяков у нас следующий?

– Цюман Юрий Леонидович, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, уроженец города Таганрога. Свое первое убийство семнадцатилетней девушки он совершил в мае девяностого года. Хотя, по его же словам, попытка убийства имела место еще в восемьдесят шестом. Но тогда его жертва, которую он сначала пытался изнасиловать, а потом, видя безуспешность своих попыток, начал бить и придушил, осталась жива.

– Восемьдесят шестой год… На тот момент ему должно было быть лет семнадцать, – быстро сделал подсчеты в уме Лев Иванович.

– Да, нападать на девушек он начал еще до службы в армии, – кивнула Елена. – Дело в том, что Цюман испытывал страх перед половой близостью с женщинами и в связи с этим считал себя неполноценным в сексуальном смысле. Впоследствии, нападая на женщин, он хотя и испытывал сексуальное напряжение во время своих агрессивных действий, но разрядки не получал, что в общем-то не сильно его и волновало.

– Скажите, а жертвы подражателя были изнасилованы? – спросил Гуров.

– В первом и в третьем случае – нет. Убийца все-таки придерживался правил и старался максимально похоже воспроизвести картинку тех давних убийств, – ответила студентка. – Например, в первом случае подражательного убийства все вещи убитого гомосексуалиста были раскиданы в том же радиусе, что и вещи Вилкина, а в третьем случае джинсы девушки так и не были найдены. Известно, что Цюман тогда унес с собой джинсы Анны Линебергер. Они ему, видите ли, приглянулись. И еще одна деталь – Цюман уже после удушения девушки нанес ей несколько ударов кулаком в голову и лицо. Точно таким же образом поступил и подражатель.

Елена замолчала, по-видимому, ожидая вопросов. Но когда их не последовало, она продолжила:

– Визитной карточкой в убийствах Цюмана были черные колготки, которые оставались на практически голой в остальном жертве. При нападении на Линебергер Цюман не знал, что на девушке под джинсами окажутся еще и колготки, хотя была почти середина мая и уже достаточно тепло. Но потом, по словам «черноколготочника», так Цюмана окрестили в народе и прессе, он намеренно стал выбирать девушек, одетых в черные колготки.

– Цюман забирал себе что-то из вещей убитых им женщин? – уточнил Станислав.

– Да, – ответила Елена, – забирал. В основном драгоценности и новые или почти новые вещи. Что-то он продавал, а что-то раздаривал родственникам. Но в нашем случае были унесены только джинсы – все, как и в случае с убийством Линебергер.

– Хорошо, в общих чертах мы поняли, что объединяло старые преступления и новые, – с интересом посмотрел на девушку Гуров. – Но хотелось бы теперь узнать, как вы объединили все три таких непохожих друг на друга убийства в одну серию.

– Когда я совершенно случайно наткнулась на первое убийство… – Елена вдруг замолчала, нахмурилась, словно какая-то мысль вдруг пришла ей в голову, но тут же ускользнула от нее. После небольшой паузы она продолжила: – Я хочу сказать, что очень подробно в свое время изучала все материалы, которые касались отечественных серийных убийц. Собственно, моя дипломная работа будет основана на сравнительном анализе психологических портретов серийников советского времени и современных убийц. Наверное, именно по этой причине я, прочитав незаконченное дело полуторагодовой давности, увидела в нем сходство с убийством Ряховского. Но там были и отличительные особенности, которые навели меня на мысль, что это преступление не единственное, которое могло быть совершено в этом ключе… В этой манере.

– То есть вы хотите сказать, что, несмотря на подражательность, у этого убийства был свой, своеобразный почерк, который все-таки отличал его от первого убийства Ряховского? – уточнил Лев Иванович.

– Да, такая особенность прямо-таки бросалась в глаза, – согласно кивнула Елена и поправила упавшую на лицо прядь волос. – Убийство было не просто убийством ради убийства, а убийством ради… – Она на секунду задумалась. – Ради того, чтобы показать свою уникальность. Все сводилось к одному – к постановке.

– Ага, я понял, – быстро сказал Крячко, – вы имеете в виду, что убийство было постановочным и задумывалось таким с самого начала.

– Да, именно так, – согласилась Елена. – Дело в том, что само убийство произошло не там, где было обнаружено тело, а в каком-то совсем другом месте, а затем жертву перевезли и расположили в соответствии с задуманным сценарием. Вернее, уже с готовым сценарием. Ведь подобное убийство уже случалось. То, что убийство было совершенно в другом месте, отмечается и в описании, и в протоколах.

– И именно это навело вас на мысль, что это убийство не единично? – задумчиво спросил Гуров. – Но мало ли преступников убивают в одном месте, а переносят свои жертвы в другое? Мне кажется, что было что-то еще.

Елена кивнула и ответила:

– Преступник не оставил ни одного следа, ни одной зацепки, ни одной улики против себя. Эксперты осмотрели всю территорию вокруг тела чуть ли не с лупой. Медицинский анализ и вскрытие жертвы проводились настолько тщательно, насколько это возможно в современных условиях, – и ничего. Создавалось такое впечатление, что труп перенесли по воздуху. О том, что тело было тщательно вымыто, а одежда выстирана и даже выглажена, я уже не говорю.

– Надо же, какой каллиграф нам попался, – недоуменно покрутил головой Арцыбашев. – Повторяя прошлые убийства, он тем не менее «переписывал» их настолько филигранно, что получалось просто-таки идеальное убийство. Как вы уже поняли, – обратился он к Гурову и Крячко, – совокупность всех необычных для такого преступления нюансов и навела Елену Витальевну на мысль, что вполне возможно, что это не единственное в своем роде такое преступление, и она…

Следователь кивнул студентке, давая понять, чтобы она продолжила его мысль.

– Да, так вот, – задумчивость Елены как рукой сняло. Она снова оживилась и, глядя прямо на своих слушателей, стала объяснять: – Понимаете, все три преступника-серийника советских времен явно относились к типу дезорганизованных асоциальных серийных убийц. Все убийства Ряховским, Кузнецовым и Цюманом были совершены спонтанно. Они не выбирали специально жертвы, не следили за ними, не готовили и не планировали убийства. Все происходило спонтанно, под воздействием обстоятельств и психоэмоционального чувства, овладевающего на этот момент преступником. К тому же все трое были довольно низкой социальной культуры. Мало читали, воспитывались в тоталитарных семьях, где мать или отец не скупились на тумаки и презрительные замечания. Все трое имели проблемы в общении с женщинами. Хотя у Кузнецова была любовница, и он свободно мог знакомиться с любой женщиной, но и у него с матерью были плохие отношения. У Цюмана была сожительница, но он мог иметь с ней хоть какие-то маломальские половые отношения, только если на ней была соответствующая одежда – черные колготки и такого же цвета купальник и туфли.

Елена вдруг замолчала, оглянулась и попросила у Крячко воды. Станислав подал ей стакан и улыбнулся подбадривающей улыбкой.

– Отличная лекция, – пошутил он.

Но Елена его шутку или не поняла, или не приняла и, нахмурившись, ответила:

– Я просто пытаюсь объяснить, почему мне пришла в голову мысль, что это не единственное убийство, которое совершено, скорее всего, одним человеком.

– Да я ничего, – вдруг стушевался Крячко. – Я ведь в хорошем смысле сказал. Не хотел вас обидеть.

– В случае же, где… – Елена подыскивала подходящее слово, – где убийца действовал, подражая Ряховскому, явно просматривается тип организованного несоциального убийцы. Контроль над всем, начиная от выбора жертвы, заканчивая мелочами, которые он использовал в постановке убийства на месте, где оставлял трупы, говорят о его высоком уровне самоконтроля. И кстати, все жертвы были похищены за двое или трое суток до того, как их потом находили уже убитыми. Время смерти не превышало двадцати четырех часов, а это значит, что похититель не убивал жертв сразу, а где-то держал их какое-то время. Я внимательно изучила первое дело и пришла к выводу, что убийца не просто так срежиссировал старое убийство, а с каким-то намеком. Вроде как предложил некую игру…

– Кому он ее предложил? – наклонил голову Гуров.

– Ну, не знаю, – вдруг растерялась девушка. – Может быть, полиции или обществу в целом. Смотря какие у него амбиции.

– Вот вы – будущий криминальный психолог-профайлер. Как вы думаете, для кого были воссозданы все эти убийственные постановки? – не унимался Лев Иванович.

Елена немного подумала, опустив глаза, а потом ответила:

– Сначала, когда я обнаружила подражание первому убийству, я вообще не думала о нем как об игре. Но когда я нашла второе и третье, то… Мне кажется, что это вызов для всей системы правосудия. Понимаете, и Ряховский, и Кузнецов, и Цюман в свое время наделали много шума своими убийствами, но их арест и суд совпали со временем, когда смертная казнь была отменена. Все смертные приговоры, которые были вынесены этим убийцам, были заменены на пожизненные сроки. И мне кажется, что именно это послужило толчком, идеей к тому, что наш современный Чикатило начал убивать, подражая этим выродкам. Прошу прощения за слова.

– Да нет, все нормально, – ответил ей Станислав. – Они и есть выродки и нелюди. Так, значит, изучив подробно первое дело, вы поняли, что наверняка могут быть и еще подобные дела?